Сергей Васильев - Останется память
Никто не мешал остаться, послушать веселую музыку, потанцевать, с кем-нибудь еще познакомиться, пофлиртовать. Семь дней и ночей, о которых буду знать только я. Надо пользоваться моментом, отрываться по полной, отвлечься от всего, что было и что предстоит.
Не хотелось.
Центр навевал тоску непонятной фальшью. Казалось, ткни пальцем в стену и прорвешь ее, как декорацию из плохой бумаги. Нет, на самом деле, стены оказывались прочными, столешницы – жесткими, и только от разговоров ни о чем во рту скапливалась кислота, сводящая скулы.
И я ушел от всего этого натужного веселья, когда думаешь об одном, а изображаешь совсем другое, лишь бы не выделяться из толпы. Никто не обратил внимания на человека, который делает не то, что остальные. Мало ли какие у него дела. Тут все свободны и могут творить, что им угодно, лишь бы это не задевало остальных.
Я вернулся в свою комнату и сел за компьютер. Ввел код доступа, и тут же получил сообщение о необходимости пройти обязательную стандартную процедуру: написать отчет о событиях, свидетелем которых я был. Видимо, система посчитала, что адаптационный период прошел, и я в силах приступить к работе. Собственно, так оно и было. Единственное, что меня смущало – форма отчета. Существовало множество вариантов написания, и какой из них более уместен, оставалось для меня загадкой. Значит, надо ознакомиться с каким-нибудь образцом сего творчества и создать нечто подобное. Я быстренько набил запрос: "Отчет свидетеля о событиях восстания декабристов в 1825 году". Тут же вылезло несколько ссылок, и я выбрал одну из них – третью сверху.
***
…События не соответствовали. Вообще. То есть, сначала всё шло как обычно. Как оно должно идти. Вышли московцы, построились в каре на пронизывающем ветру и стали ждать неизвестно чего. Потому как отцы-командиры не соблаговолили сказать. Да и отцов не было. Были поручики с едва пробивающимися усами. А диктатор – Трубецкой – не пришел. Не пришел и Рылеев. Всё нормально. Всё по плану. Пришел Гвардейский экипаж, пришла рота Сутгофа. Встали преображенцы, окружая восставших, конногвардейский полк со стороны бульвара и народ. Чернь. Простые люди. Мещане. Купцы. Студенты. Праздный люд. Каховский смертельно ранил генерал-губернатора. Всё. Восстание покатилось к логичному завершению, когда ничего уже не изменить.
И вот тут. Что-то вышло не так. Какой-то неучтенный момент. И весь план пошел насмарку. Выстраданный план, в котором я учел все мелочи, все моменты того дня. Все возможные варианты. Я досконально изучил все документы того времени, определил допуски и отклонения в поведении значимых лиц. Расставил людей, наблюдателей, которые мне сообщали обо всех существенных событиях холодного декабрьского дня. Я знал о речах Николая, которых в тот момент мало кто понимал. Был в курсе его ругани с Милорадовичем, когда тот прибежал к нему в помятом виде. Царь отправил генерал-губернатора обратно на Сенатскую, недвусмысленно намекая, что либо тот подавит сопротивление, либо распрощается с губернаторством. И Милорадович побежал обратно, навстречу смерти. Сначала за помощью к кавалергардам, а когда не получилось – то в одиночестве, позаимствовав коня в конюшне и оставив адъютанта идти пешком.
Все это неминуемо вело к краху восстания, и я уже довольно потирал ладони, слыша роковой выстрел Каховского. Никто не будет спорить, что самый простой способ расправиться с восстанием – обезглавить его. Уничтожить руководителя, тайного диктатора – Милорадовича. Из всех фигур, что могли бы хоть как-то повлиять на результат, оставался Оболенский. Но он опоздает взять руководство. Уже подтянутся пушки по Адмиралтейскому, и останется принять смерть от картечи.
Это малая кровь. Она не даст пролиться большой. Так я думал. Наказание восставшим будет крайне мягким – Николай не тот человек, чтобы омрачать начало царствования повальными казнями. Ну, повесят зачинщиков, сошлют в Сибирь сотню человек, пусть на каторгу или на поселение. Но страна не превратится в подобие Франции, раздираемой гражданской войной, когда брат идет на брата, сын – на отца, все предают друг друга, а Рылеев заливает кровью снег на Дворцовой площади, где каждый день рубят головы тем, кто не согласен с диктатором.
И в разгар этой вакханалии приходят немцы. Им даже рады, потому что появляется подобие порядка, и крестьяне всё же берутся сажать хлеб, понуждаемые пушками, и уходит призрак голода, который еще в марте заставил людей покинуть сырой холодный царственный Петербург. Страх гонит их. Остаются вкусившие радости безнаказанных убийств и грабежей. И диктатор.
Я сделал всё возможное, чтоб этого не произошло. И теперь ждал результата. Придут гренадеры, ведомые Пановым в Зимний и не задержавшиеся там ни на минуту, потому что кое-кто подсказал, что их ждут на Сенатской. И что царя по дороге не надо арестовывать, а пушек лучше не замечать. Да кому они нужны – эти пушки! Вон там наши братья – в каре, к ним и надо идти. Там ждут. Там – общий сбор.
Всё точно выверено, просчета быть не может. Конечно, жаль, что я не мог находиться сразу в нескольких местах, но доклады поступали. "Панов у Петропавловской крепости". "Панов – на льду Невы". "Панов поднимается на Дворцовую набережную. Его гренадеры растекаются по переулкам и выходят на Миллионную". "Панов входит во двор Зимнего".
Сейчас он увидит мундиры саперного батальона, поймет, что ошибся, и повернет к Сенатской. И всё будет кончено.
Сообщений не было. Панов не шел. Я стоял недалеко от Николая, сидевшего на коне среди кавалергардов, и умолял высшую силу, чтобы царь остался неузнанным ни самим поручиком, ни его лейб-гренадерами.
И я понял, что проиграл. Уже в который раз. Понял, что опять увижу казни, огонь сжигаемых холопами господских домов, услышу крики сгорающих в огне людей. Потом вернусь и посмотрю на результат. Красные плакаты с золотыми буквами "200-летие Республики". Портреты диктаторов прошлого и настоящего, вывешенные на фасадах редких зданий, оставшихся с тех времен. Небоскребы, хаотично понатыканные по всему городу. На уродливый мир, пытающийся совместить прошлое и настоящее, грезы о свободе и тиранию, российский быт и европейские запросы.
Панов всё-таки арестовал царскую семью. Арестовал и Николая. Вышел на Сенатскую. И восстание завершилось…
***
Кто этот человек, написавший такой странный для меня отчет? Его цель была прозрачна: помешать восстанию. Чтобы победил Николай, а не декабристы. Именно так, как произошло в моем мире. Допустим, у него получилось. Но ведь тот мир, который я создал своим вмешательством, вовсе не был похож на тот, в котором жил он. Очень запутанно. И, кстати, почему меня это должно волновать? На данный момент от меня требуется написать нечто подобное и всё. Не более. Анализировать будем после.
Я открыл на компьютере знакомый текстовый редактор и набрал "Отчет". Тут же выскочило "Выбрать стандартную форму", и я наугад ткнул в одну из предложенных панелек. Посыпались наводящие вопросы, на которое я старательно отвечал, не совсем понимая, как из беспорядочного набора информации сформируется мой отчет. Скорей всего, он окажется похожим на тысячи других, написанных подобным образом до меня, когда совершенно невозможно отличить по стилю одного автора от другого. Хотя, для служебных бумаг такое и не требуется. Там важна четкость изложения, отсутствие занудливости и простые фразы. Личное мнение автора присутствовать может, но только в конце, в качестве выводов. Прочитанный мной отчет явно создавался до внедрения программ по написанию. В нем позиция автора прослеживалась с первой строки. Можно было с ним не соглашаться, но уважать его стоило.
Компьютер вежливо сказал, что все данные от меня он получил, и что начинается их обработка. На что я кивнул и подтвердил, что действительно хочу вывести отчет в конечном виде. Да-да, и число поставьте. А то, как же без числа. Без сегодняшней даты отчет останется обычной бумажкой, на которой невесть кто накарябал всякую фигню.
И какое у нас сегодня число? Я посмотрел внизу страницы. "9 августа 2025 года". Это что ж, я почти два месяца по прошлому разгуливал?! Меня ж дома заждались! Я действительно никого не предупредил. А Варламов в жизни не догадается позвонить моему начальнику и что-нибудь такое ему втюхать. "Прощай работка" – называется. Кстати, под отчетом, который я только что прочел, тоже стояла дата. И время. И даже подпись. Ну-ка, ну-ка. Я вызвал обратно вдохновившую меня страницу и увидел.
Отчет был написан сегодня. Полчаса назад. Написан мной. Константином Шумовым.
4
Нет, чувствовал я себя хорошо. И провалов в памяти не было. Так что именно этот отчет я не писал. Мой – вот он, готов к употреблению, лежит в папке "технические отчеты". Если его открыть и ознакомиться, то сразу видно, что он в корне отличается от первого. Только число то же. И подпись. Ан, нет, не совсем! Подпись оказалось другой. Текст был подписан "Константин Шумов-2".
