Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин
— А чем полегче? — тут же спросил я.
— Дык, укорот хоть вот таким сборщикам можно дать, — пожал плечами председатель. — А то некоторые прямо говорили, что все у нас заберут, если чем их не умаслим. А тут — бумагу ему с законами под нос и все. Был один, фыркнул и сказал, что я подтереться той бумагой могу. Ну дык я тут же нашего городового позвал.
— Милиционера, — как-то на автомате поправил я мужика.
— А? А, ну да, — кивнул он. — Милицонера, — поправился он, исковеркав слово. — Так этого сборщика он и взял под белы рученьки, опосля мы его и не видели.
Еще немного поговорив о законах, перешел к теме урожая. Сколько собрали, где хранят, и как часто его у колхоза забирают. И в чем. Тут уж пришлось ножками пройтись.
На окраине деревни был свеже сколоченный склад. Внутри его разделили на несколько «секций», просто поставив стенки по грудь где-то высотой. Сквозь весь склад проходил один центральный коридор, по обеим сторонам от которого были «отделы» под разные продукты. Тут и морковь была и свекла и другие овощи с огорода. Все секции стандартного размера примерно по четыре квадратных метра площадью. Картошку еще не копали, но под нее уже «зарезервировали» десять секций, почти половину склада.
— У нас картошка — главная подать, — делился председатель. Говор у него был интересный, самому мужику лет пятьдесят и часто у него проскакивали дореволюционные словечки. — Коров всех у нас забрали, — горестно вздохнул он. — Только курей, да пару лошадок оставили. И то, лошадок удалось отбить лишь для помощи в вспашке. Грозятся и их забрать, когда у нас станцию эту, с тракторами которая, поставят. Пока ужо не поставили.
— А как у вас урожай считают?
— Дык, мешками, как еще? Или ведрами, — пожал плечами Пахом Авдеевич.
— А складывают потом его во что? И чем вывозят?
— Да когда как. Что-то также в мешках и увозят. Иное в ящик какой ссыпают. Иногда просто в брезент и на телегу. Все за раз обычно не вывозят.
— Почему? — тут же навострил я уши.
— Дык, а где энтот, транспорт-то взять? Хорошо когда грузовик придет, дык не много их сейчас. И ломаются, грят, часто. Пока его дождешься, проще на телеге увезти.
— И куда увозят?
— На эту, тож станцию, только распределения, — почесал подбородок председатель. — Вот оттуда ужо, я слыхал, все грузовиками забирают.
Поговорив еще с полчаса, я уточнил детали, как производится погрузка урожая, его приемопередача, есть ли какие-то бумаги, где все регистрируется, после чего мы вернулись за стол. Спать нас уложили в доме председателя, а на следующий день мы уже ехали в другой колхоз.
У Кати было приподнятое настроение.
— Мы когда летом работали, с деревенскими почти не общались, — делилась она. — С нами куратор поехал, Леонид Семенович, он переживал, что местные парни к нам приставать будут, — рассказывала она. — А тут вон какие добрые люди.
— Во всех деревнях по-разному бывает, — не разделял я ее энтузиазма. — Тут нам пока повезло.
Мои слова подтвердились уже в следующем колхозе. Как я понял, после моих разговоров с товарищем Сталиным, все колхозы решили сделать «профильными». В предыдущем упор на картошку, а в том, куда мы добрались, птицеферму создали. Разводили кур, гусей и индюшек. Запах стоял — на все село. И это при том, что саму ферму построили зимой за пределами колхоза. Но недалеко, всего-то в паре сотен метров, да еще и розу ветров не учли, строили «где место было».
Местные потому не в полях работали, а на ферме. И часто домой забегали. Вот когда мы с Катей шли от станции до дома председателя, к нам и прицепилась пара парней, начав сально высказываться в сторону девушки. Естественно я не стал молча стоять и терпеть это. Как итог — два вываленных в земле парня, один синяк у меня на скуле (несмотря на занятия в секции Динамо меня сумел достать один из парней) и крик деревенских «наших бьют!» Тут уж все колхозники из домов повыбирались и к нам поспешили.
Катя спряталась у меня за спиной, а передо мной собиралась толпа из сельских парней от четырнадцати до двадцати лет. Смотрели с угрозой и, если бы не быстрая расправа над двумя их земляками, уже бы кинулись меня пинать. Но до этого момента не дошло. Успел вмешаться председатель местного колхоза. А когда узнал, кто я и зачем приехал, тут же принялся разгонять толпу, обещая кары всем, кто хоть пальцем нас тронет.
— Вы уж извините наших оболтусов, — приговаривал мужчина, — молодые, исчо. Да девок у нас мало. Энто у других все наоборот, девок на селе полно, а мужиков война забрала. У нас же только парни и родятся. Уж не знаю, что за место у нас такое тута.
Ну да, заметил, что молодых девчонок здесь нет. Сначала не обратил на это внимания, а вот когда председатель об этом сказал, так и понял, что меня смущало всю дорогу до его дома.
— Чего же они в город не перебираются? Там рабочие нужны, и перспектив больше, — спросил я.
Мужик как-то замялся и попытался увести разговор в сторону. Но я все равно продолжил допытываться. Ведь действительно, столько парней и все на селе остались? Почему? Вот тут-то и оказалось, что хоть формально председателем и является этот мужик, Егор Фомич, а по факту — жена его всем рулит. Причем такая хозяйственная и жесткая она была, что все село под свой контроль забрала. Во время империалистической бабы своих кровиночек жалеючи прятали пацанов по подвалам, да врали, что тех уже рекрутировали, и даже справки липовые показывали, которые местный дьячок им писал за услуги разные. Потом в гражданскую тоже пацанов укрывали. Да и сами парни — вроде и
