Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...
— Какие там предложения? Завтра так завтра.
Я сделал ему ручкой и направился к себе.
Шульгин, как я и рассчитывал, проспал наше появление и был даже несколько удивлен, увидев общество в полном сборе. Держался он спокойно и вполне адекватно, как будто действительно прибыл из Новой Зеландии и никаких иных происшествий с ним не случилось. Говорить об этом, конечно, придется, но у наших хватит деликатности не акцентировать и не касаться моментов, не имеющих непосредственного отношения к делу.
Фактически ведь ничего слишком особенного и не стряслось. Как бывало неоднократно, и не с ним одним, очутился человек в не предусмотренных ранее обстоятельствах, так или иначе их преодолел и возвратился все-таки со щитом, а не на нем. Как Воронцов, как мы с Берестиным или потом с Ириной, Шульгиным и Анной в мире Ростокина. Специфика профессии, не более того.
Сейчас нужно было думать о ближайшем будущем, а не зацикливаться на прошлом, хотя без опоры на него — тоже никуда.
Общее собрание решили отложить на потом. Длящийся бог знает сколько часов день и так оказался перенасыщен событиями. Дамы, пока их не сморит сон, найдут чем заняться, Удолин тем более. Остальным я предложил прогуляться до оружейного музея, посмотреть, что там и как, в рассуждении грядущего.
Ну и попутно, теперь уже сообща, квартетом «отцов-основателей», никуда не торопясь и не отвлекаясь на злобу дня обсудить «международное положение и вопросы текущего момента», как принято было писать в повестках дня партийных собраний и пленумов.
До музея мы, впрочем, не дошли. Передумали. Оружием мы сможем заняться и позже, а сейчас обилие увлекательных экспонатов будет только отвлекать от главного. Завернули в другое, заранее присмотренное мною местечко.
Здесь я сообщил Олегу и Берестину о предложении Антона: до полного прояснения сути дуггуров и степени исходящей от них опасности эвакуироваться из всех помеченных нами реальностей куда подальше, то есть за пределы даже теоретической досягаемости неприятеля. А также добавил собственную, вытекающую из предыдущей, идею: независимо от степени подлинной опасности — с Антоном согласиться. Убыть куда глаза глядят, но не просто так, а на «Призраке», в лучших традициях и стиле девятнадцатого века.
Тогда ведь как было? Судно покидает родимый порт, и до самого возвращения узнать о его маршруте и судьбе не существует технических возможностей. Кроме весточки, переданной со случайно встреченным в море кораблем или заключенной в отправленную на волю волн бутылку.
Точка зрения Шульгина мне уже была известна, а Левашов, услышав мои слова, сразу загорелся. Я этого ждал, но в более сдержанных тонах.
— Да что, мужики, класс! Мне нынешняя жизнь до чертиков надоела. Вершить судьбы мира — тьфу! — и сплюнул вполне натурально. — На Валгалле не удалось зацепиться, так хоть сейчас! О чем мы с детства мечтали? В гробу я видал и наши особняки, и все такое прочее. Развлечемся по полной. И никто нам во всем мире не указ…
Олегов энтузиазм меня даже слегка удивил. Казалось, за последние годы лучшие черты его личности слегка деформировались, как и у каждого из нас, чего греха таить. У всех по-разному, но на примере Левашова — нагляднее. А что вы хотите — тридцать семь лет — не восемнадцать и не двадцать пять даже. Да душевный раздрай по политическим мотивам, да подруга, которая в гораздо большей мере леди Винтер, чем мадам Бонасье.
Но сейчас я снова увидел перед собой того самого Олега, с которым мы уединялись в двух теплых, с дровяными голландками комнатах его квартиры, где окна высокого второго этажа выходили в глухой заснеженный двор. Паяли с ним детекторные[46] приемники, взахлеб обменивались мнениями о «Туманности Андромеды», печатавшейся в «Технике молодежи», которую оба выписывали. Чуть позже дошли и до идеи «Призрака», когда его отец сумел приобрести полное собрание сочинений Джека Лондона (самое первое, восьмитомник в серой обложке).
Кто б тогда мог вообразить, во что эти невинные забавы выльются? Никто, естественно. Как никто не угадал бы перспектив, кроющихся в рыжем истеричном первокласснике Володе Ульянове, мрачном семинаристе Сосо Джугашвили и параноидальном кандидате в художники Адольфе Гитлере.
Равняться с ними не будем, но тенденция просматривается.
Голубые глаза у Олега сияли, русый чубчик растрепался на лбу, знаменитая, почти забытая улыбка «до ушей» озаряла лицо. Мне совсем тепло на душе стало. Ну вот, былые трения, глядишь, исчезли в прошлом, сложном для всех. И бабский вопрос, слава богу, нечувствительно ушел на задние планы…
— А как пойдем? Только мы или еще кого прихватим? По мне бы и так хорошо…
Он вообразил, по восторженной наивности, что если я собрал нас четверых, то так и задумано.
Оно конечно, к той идее, что я втайне лелеял, — это было бы оптимально: без женщин, чтобы не отягощали необходимостью заботиться о них и защищать. С другой стороны — месяца на три-четыре планируйся экспедиция, тогда конечно. А если на годы? Впрочем, и на такой вариант у меня имелись свои соображения. Пока мы рассуждаем в принципе.
— Четверо — маловато, — сказал Шульгин. — Даже по нашим детским воззрениям экипаж из пяти главных героев — в самый раз. О роботах мы тогда не задумывались, наемных матросов и слуг в виду не имели, рассчитывали только на себя. Помните, в моду как раз вошли одиночные кругосветки, что наполняло нас оптимизмом. Если шестидесятилетний, хилый на вид Чичестер справился, то уж мы-то, крепкие парни с массой разрядов по всевозможным видам спорта, — без вопросов!
Начиналось то, к чему я и стремился. Друзья, будто и не было ничего между давними годами и нынешним мгновением, стремительно возвращались к исходным сущностям. Эмоциональный, быстро загорающийся Олег, не по годам рассудительный Сашка, я, как и тогда, где-то посередине. Генератор идей и по совместительству дежурный скептик, чтобы осаживать порывы до планки, условно разумной.
Берестин, не намного старше нас годами, но проведший молодость совсем иначе. Военное училище и лейтенантские погоны в двадцать два года — не совсем то, что отвязанная студенческая вольница «оттепельных лет». Он смотрел на нас с легким налетом печали и зависти. Как писал Паустовский, «легче пережить несбыточное, чем несбывшееся». Вот что-то «несбывшееся» он сейчас и старался адаптировать к действительности.
Честно признаться, и в те времена наша азартная увлеченность даже ровесникам казалась обычным инфантилизмом, если не глупостью. Какие яхты, какие путешествия при тогдашней скудной жизни и общей политической обстановке? А кое-кто отнесся к забаве посерьезнее. Что, если под нарочито дурацким антуражем кроется какое-нибудь очередное тайное общество антисоветской (естественно) направленности? Да еще псевдонимы мы себе выдумали — Дик, Билл, Майк и т. д. Неудивительно, что кое-кого из нас даже приглашали в кабинет директора школы для «профилактической беседы» с представителем «конторы». Хорошо хоть прямо в «Большой дом» не доставили «приводом». Тут отдельное спасибо нужно сказать директору школы, до срока уволенному в отставку полковнику Николаю Васильевичу. Он нас со всей убедительностью и авторитетом «отмазал», хотя потом, наедине, в доступных матерных выражениях изложил, что о нас думает. Отечески подчеркивая, что в нашей школе чуть не у половины учеников отцы в той самой конторе служат (по причине того, что в непосредственной близости располагалось несколько ведомственных многоэтажек) и все наши забавы, шалости и болтовня в тот же день становятся известны «кому следует». Сам же он, что нам, несмышленым, сразу стало очевидно, «чекистов» не выносил, по каким-то своим причинам.
— А кто о четверых говорил? Я — нет. На «Призраке» шесть двухместных кают. Если поднять откидные койки, вдвое больше людей поместится, но будет уже не прогулочная яхта, а подводная лодка. Так что идеально шесть мужиков, или четыре семейные пары и еще двое, — ответил я.
— Все равно тесновато будет, — усмехнулся Берестин. — Как в спальном вагоне. И скрипа коек за переборкой я не люблю… Особенно с двух сторон сразу.
Мысль, не лишенная смысла. Попробуй такое вытерпи на протяжении трансокеанского перехода.
— Значит, в идеале шесть. А кого еще? — включился Сашка. — Предложения принимаются. Воронцов нужен на «Валгалле», без судна обеспечения не обойдешься. Припасы, огневая поддержка, девушек, опять же, транспортировать. Чтоб было куда в увольнение сходить.
Мы с Олегом согласно кивнули, переглянувшись при этом.
Но выбор-то невелик.
— Ростокин сгодится, если захочет…
Тут спорить не с чем. Салага, родившийся на семьдесят с лишним лет позже нас, однако поклонник всеми в его мире забытого Стенли. Здоровенный парень, повидавший в жизни не меньше (а пожалуй, и больше, если считать космические полеты) нашего, в разных делах проверенный, для избранного дела сгодится, без вопроса.
