Кир Булычев - Покушение
Троцкий колебался.
Ему хотелось спросить у охраны, обыскивали ли эту женщину? Правые эсеры могли устроить покушение на него.
Словно угадав, баронесса передала свою большую дорожную сумку адъютанту. «Поставьте ее где-нибудь, здесь ничего ценного».
Но потом Троцкий взял себя в руки, несколько театральным жестом поправил курчавую шевелюру и пригласил баронессу в кабинет.
Адъютант хотел последовать за ними, но баронесса обернулась от двери и промолвила:
— Это лишнее. Молодой человек подождет.
И ей все подчинились.
Кабинет Троцкого был велик, над широким столом висела во всю стену карта России.
— Садитесь, — сказал народный комиссар.
Мария Дмитриевна, прямо держа спину, села и с неожиданной строгостью спросила Троцкого:
— Где ваш отец?
— Мой отец? Вернее всего, на Украине.
— Его зовут Бронштейн Давид Леонтьевич?
— Именно так.
Сердце Троцкого охватило дурное предчувствие.
— Он полный человек с седыми волосами, как у вас, бороду стрижет, руки большие, мозолистые…
— Что с отцом? — почти крикнул Троцкий.
— Он в Москве, — ответила Мария Дмитриевна. — Надеюсь, что жив и даже не болен.
— Вы взволнованы? — догадался Троцкий. — Принести вам воды?
— Нет, спасибо.
— Я не знал, что отец в Москве. Он мне ничего не сообщил.
— Он давно в Москве.
— Я ничего не понимаю.
— Он приехал сюда еще в начале весны, когда вы были в отъезде, и думал, что вы находитесь в Петрограде. Но когда он доехал до Москвы, был ограблен, и он жил со своими друзьями здесь.
— Почему же он не пошел ко мне? Он ведь ехал…
— Не сердитесь. Давид Леонтьевич пытался вас найти. Но как я понимаю, это было сделать непросто. Он не догадался, что вы здесь находитесь под кличкой.
— Это не кличка. Это партийный псевдоним.
— Как знаете, товарищ Троцкий. — Мария Дмитриевна подчеркнула интонацией свое отношение к большевистским псевдонимам. — Ваш отец наводил справки о вас как о Бронштейне. Но ваша кличка так к вам приклеилась, что добраться до вас было нелегко. Как вы знаете, Бронштейн — довольно распространенная еврейская фамилия, и среди ваших коллег по перевороту оказалось несколько разного рода Бронштейнов.
К тому же с вашим отцом не желали разговаривать в учреждениях, куда он приходил в поисках своего сына Бронштейна, Лейбы Бронштейна. Лейбы, если не ошибаюсь? Ну кто вас знает как Лейбу Бронштейна? Вы же большевистский комиссар товарищ Лев Троцкий.
— Обойдемся без демонстраций, — оборвал баронессу Троцкий. — Я осведомлен о том, как меня звали и как зовут. Я понял, что мой папаша, непривычный к московской жизни, к тому же попавший сюда в момент потрясений и переезда из Петрограда в Москву, мог меня не найти, допускаю. Как допускаю, что он не спешил меня найти…
— Может быть, — согласилась с наркомом баронесса Врангель. — Может быть, насмотревшись на деяния ваших друзей, на то, во что вы превращаете Россию, он был разочарован.
— Он говорил вам об этом?
— Он много разговаривал со мной.
— И вы его убеждали в том, что мы — я и мои товарищи — пособники Антихриста?
— Ах как просто! — возмутилась Мария Дмитриевна. — Вернее, упрощенно. Мы много говорили, пользуясь взаимной симпатией. Давид Леонтьевич в высшей степени порядочный и разумный человек. Но я стараюсь оставаться в стороне от политики.
Она обжигает и убивает. Эту мою позицию разделял ваш отец.
— Где он сейчас?
— Он в опасности, Поэтому я сочла возможным прийти к вам, хотя, как вы можете понять, это может представлять опасность ля баронессы.
— Вы из семьи открывателя арктического исследователя мореплавателя Врангеля?
— Наша семья принадлежит к боковой ветви рода.
— Отец послал вас ко мне?
— Самое любопытное заключается в том, что он до сих пор не уверен, что его сын — народный комиссар Троцкий. Как раз два дня назад мы с ним обсуждали такую возможность и пришли к выводу, что эта версия наиболее вероятна. Он бы наверняка посетил вас не сегодня-завтра. Но не смог…
— Продолжайте.
— Его забрала Чека.
Как? Почему?
— Он возглавляет американскую шпионскую сеть и заговор против Советской республики.
— Что за чепуха!
— А в этом заговоре состоим мы — жильцы той же квартиры, где он живет. Потому что он вовлек нас в заговор. Мы вынуждены скрыться из дома, хотя милейшая молодая женщина, которая смело отправилась в Чека узнать, что происходит, и помочь вашему отцу, была тоже арестована как шпионка.
— Откуда вы все знаете?
— Даже у нас есть связи в ваших органах.
— Надеюсь, что вы ничего не выдумали.
— Я похожа на сумасшедшую старуху, которая добровольно бежит в гнездо самых злобных большевиков, из которого она может и не выйти живой, только для того, чтобы спасти какого-то еврейского старика?
— Может, вы даже знаете, кто там ведет это дело?
— Некий Блюмкин.
— Впрочем, это не важно.
Троцкий ладонью ударил по звонку на столе. Звонок мелодично заверещал.
В кабинет заглянул давешний адъютант.
— Чаю для гражданки Врангель, — приказал Троцкий, — и срочно соедините меня с товарищем Дзержинским.
* * *Дзержинского в ЧК не оказалось. Он выехал подавлять сопротивление анархистов.
С его заместителями Троцкий разговаривать не пожелал, а велел подать машину.
— Лидия Берестова, — сказала вслед Троцкому баронесса. — Лидия Кирилловна. И если она останется там, ваш отец этого никогда вам не простит.
Троцкий был тронут. Будучи человеком сентиментальным, он был открыт для чувств других людей, когда обстоятельства позволяли ему разделить эти чувства.
— Я ваш вечный должник Мария Дмитриевна, — искренне произнес он и подумал, до чего хороша эта пожилая женщина, в нее и сейчас можно влюбиться. И понятно, если его отец испытывает к этой баронессе теплые или даже нежные чувства. Еще чего не хватало, вдруг испугался он.
— У него чудесные внуки, — сказал Троцкий, будто хотел этим упрекнуть баронессу.
— Вам подадут авто.
И быстро вышел, как и положено великому человеку революции, — его ждали великие дела.
А Мария Дмитриевна отказалась от автомобиля, допила чай и пошла пешком на Пятницкую и там, у канала увидела Андрея.
— Где вы были? — спросил Андрей.
— У одного видного большевика, — улыбнулась Мария Дмитриевна.
— Зачем? Это же так опасно?
Мария Дмитриевна покачала головой.
— Нет, не очень опасно.
— А что? Есть надежда?
— Подождем, — сказала Мария Дмитриевна.
Солнце грело совсем по-летнему, Мария Дмитриёвна сидела на лавочке, закинув голову к солнцу, закрыв глаза и чувствуя горячий свет солнца сквозь прикрытые веки.
Она поступила правильно, думала она. Ее мальчики одобрили бы ее безрассудный, на первый взгляд, поступок. Ведь этот Троцкий — известный бандит и садист. Но ведь и у бандитов есть сыновьи чувства. Причем евреи куда более ценят своих родителей — чем русские.
— Но скажите, есть надежда? — Андрей готов был снова бежать на Рождественку — нет ничего хуже пустого ожидания.
— Все будет хорошо. — Больше Мария Дмитриевна ничего Андрею не сказала.
А в это время Троцкий, который ворвался в здание ЧК, как Александр Македонский во дворец к Дарию, был вынужден затормозить у стражи, для которой нарком ты или рядовой — не важно, Пятиминутное ожидание, пока искали кого-нибудь из начальства, вывело Троцкого окончательно из себя, и чекисту Лацису, из исполнительных латышей, пришлось выслушать ряд нелицеприятных заявлений о порядках в Комиссии.
Правда, Лациса Троцкий не испугал, тот подумал — вот попадешься мне в лапы, тогда посмотрим, кто и как умеет кричать. В какой-то степени это Лацису удалось.
Пройдет несколько лет, и он примет участие в изгнании Троцкого из республики Советов.
Они поднялись в кабинет к Блюмкину.
В те первые месяцы Советской власти еще не было строгой системы, еще не сложилась советская бюрократическая машина, и даже машина подавления работала пока любительски, жестоко, но непоследовательно.
Блюмкин только что пришел, был сонным и злым, предстоял трудный день допросов и обысков. Надо было шить большое дело. И тут к нему пришел Лацис — неприятный холодный бонза из верхушки Комиссии, который временами заменял Дзержинского, а с ним примчался лохматый дядька с диким взглядом, лицом, сдавленным между большим лбом и острым подбородком, так что нос крючковато выдавался вперед. Усы и черная эспаньолка, маленькая, будто приклеенная, придавала типу театральный облик.
Увидев сидевшего за вальяжным столом Блюмкина, пришедший товарищ почему-то быстрым движением снял пенсне и принялся протирать стекла большими пальцами, Блюмкин поднялся. Что за напасть. Визитеры сердиты. Кто на него накапал?
