Выпускник - Мэт Купцов
— Кто сказал?
— Так общество решило, у каждого свои цели ясные, задачи определенные. Мы — комсомольцы должны учиться, коммунисты — строить наше общество, работники ударного фронта — работать, вести нас в светлое будущее. Вот закончим вуз, получим корочки, и станем тем самым ценным капиталом — людьми с корочками — кадрами, кующими победу социализма над всем миром.
Не знаю, как объяснить этому парню, глубоко верящему всему, что он слышит, что всё не то, чем кажется. А люди, которые голосят с трибун об этом самом фантастическом «светлом коммунистическом» будущем, уже сегодня живут хорошо, катаются как сыр в масле, и не думают, где завтра и на что купить продукты или зимние сапоги для детей, растущих так быстро, как грибы после дождя.
Понимаю, что мои мысли крамольные, поэтому цежу сквозь зубы:
— Не вопрос, догоним и перегоним, — и молча, уплетаю хлеб с ухой.
После обеда дежурный уносит мыть посуду, я же с осуждением смотрю на Колю, который обложился учебниками.
— Сегодня воскресенье, — напоминаю ему.
— И? Что это меняет?
— Вы весь день пытались объяснить мне, что я должен жить по законам студенческого времени.Воскресенье дано нам, чтобы отдыхать.
— А кто будет повышать свой интеллектуальный уровень? — округляет глаза.
— Колян, ну не заходит тебе история журналистики, не можешь вызубрить имена, даты, брось это дело, — цедит Серега.
— Как же я сдам?
— Учись технике сдачи у Терехиной! — хохочет Мишаня.
— Это как?
— На коленках раскладываешь учебник с закладками по билетам, и переписываешь.
— А если поймают? Отчислят? — Колян бледнеет.
— Первый курс, фундаментальные предметы идут. Общегуманитарные дисциплины — философия, риторика, история. Литература, русский язык, история и теория журналистики. Античная литература, литература Средних веков и эпохи Возрождения. Никаких тебе экспериментов. Вот на втором курсе добавят предметов по специальности, будешь париться, а пока расслабься.
— Не хочу трояк! — спорит Коля.
— Ну так, вперед, как Терехина!
— Идите вы, сами знаете куда.
— Слушайте, а техника средств массовой информации и пропаганды на каком курсе?
— Вроде на первом.
— Там прям пропаганде будут обучать?
— Неа. Вроде как про типографские станки и прочее печатное оборудование будут втирать.
— Ужасная мука для девчонок.
— А еще будет фотография и машинопись.
— Нас научат фотографировать и печатать на печатной машинке десятью пальцами.
— Это как игра на рояле?
— Может, обойдется.
— Что по физподготовке?
— Зачет по стрельбе грозит.
— Здорово.
— А я плаванье предпочитаю.
— В бассейн на Ленинские горы поедем.
— Может, сегодня в библиотеке посидим?
— Точно нет.
Смотрю на парней, понимаю, это сейчас они просто парни, а скоро кто–то из них станет прозаиком, поэтом или кинодраматургом. Кто–то займется опасными журналистскими расследованиями, и обязательно прославится, попадет на первый канал.
Однозначно, журфак МГУ — это веселый факультет и многообещающий. Не зря я выбрал его, а не биологию, куда собирался настоящий Макар Сомов.
Понимаю, он просто не решался признаться себе в том, что может поступить в МГУ, поэтому мечту свою хранил втайне ото всех. А я пришел, узнал, и победил его страх! Теперь учусь на факультете своей мечты.
Учителя у нас огонь! Великолепные преподаватели — женщины, старорежимные профессора — мужчины. Такой факультет как наш не может не породить знаменитостей.
Брежневское время — спокойное и одновременно не однозначное, как скажут чуть позже, уже в мое время! Несмотря на существующие политические проблемы, эта эпоха стала первой, когда советская молодежь чувствовала себя прекрасно.
Первое поколение послевоенных лет. Никакой опасности, запах прошедшей войны забыт, в противостоянии СССР и США советские граждане чувствуют полный контроль над ситуацией, никто не верит, что что-то может угрожать.
Молодежь верит в светлое будущее, вдыхает стабильность полной грудью, одевается по последней моде, смотрит классные фильмы, в том числе зарубежные, гоняет на мотоциклах «Ява», и не знает, что пройдет еще пятьдесят лет, и всё кардинально изменится.
Выдыхаю это самое знание, потому что не хочу портить себе настроение.
— Слушайте, ребята. Мне нужна стипендия повышенная, — неожиданно заявляет Коля. — Для этого я должен сдать сессию на одни пятерки.
— Чем можем помочь?
— Веселова, комсорг наш, тут идею подкинула — пригласила вступить в театральный кружок. Говорит, им там жесткого мужского голоса не хватает.
Дружно гогочем.
— Не смешно. Вы же знаете, что любая активность ведет к повышению статуса. Стенгазетой я заниматься не хочу, скучно это. К спорту не расположен. — Команда КВН появится намного позже в 1989 году, так что поржать не получится. Впрочем, это не те годы, когда можно над чем-либо открыто смеяться, — проговариваю мысленно. — На повестке остается театральный кружок. Хохмач из меня никакой, значит, пойду лицедеем.
— Лучше, как Терехина, — говорю я, тут же удостаиваюсь пугающего взгляда Коли.
— Всего–то для начала надо песни выучить.
— Какие?
— Ну, те самые, что мы в общаге горланим.
— Так за совет народных комиссаров… — выкрикиваю я.
— Можно что–то попроще.
— Так за Царя, за Родину, за Веру мы грядем громкое «Ура! Ура! Ура!», — вопит Серега.
— Ну вас, — Коля обижается, и запевает другую песню: — За нашим бокалом сидят комиссары и девушек наших ведут в кабинет…
— Вы еще в царские чины и звания сыграйте. Кто сегодня будет ротмистром, кто поручиком.
— Надоели вы со своей болтологией. Время между прочим уже три. Скоро день закончится, а мы так и не решили, чем займемся.
Громкий стук в дверь извещает о прибытии кого–то постороннего.
— Кто там? Войдите!
