Я Распутин. Книга четвертая - Алексей Викторович Вязовский
И как-то от этого знания сразу полегчало — как говорится, дай мне спокойствие принять то, что я не могу изменить, дай мне сил изменить то, что я могу, и дай мудрости спрятать все трупы так, чтобы их не нашла полиция. Мой, во всяком случае, найдут вряд ли — Босфор большой, всех примет.
В конце концов, я так сделал очень много, можно и закругляться:
— Если вы убили моих людей, никакого разговора не будет. Кончайте и меня тоже.
— Нет, нет — Кемаль нахмурился, сел рядом — Они живы, но не могу сказать, что здоровы. Ваш начальник охраны в госпитале, сейчас ему зашивают голову.
Врет или… Я присмотрелся к Мустафе. Нет, не врет. Для него это слишком мелко, он ведь реально вытащил Турцию из огромной задницы, куда ее затолкали и собственные османы, и младотурки, и союзники. Шутка ли — греки дошли почти до Анкары! Впрочем, ему еще и Советская власть сильно помогла.
— Хорошо, я вам верю. Чего вы хотите?
Мустафа с восточным многоречием принялся излагать свою программу. Что-то от младотурок, что-то европейское, что-то коренное османское — судя по всему, у него еще окончательно не устаканилось видение будущего.
— Мы хотим революции, но не такой, как устроили младотурки, с диктатурой оторванного от народа триумвирата, а реальной, с обновлением всей жизни.
— Я лично готов поддержать ваши усилия по созданию новой, национальной Турции.
— Мы имеем в виду всю Османскую империю…
— Боюсь, этот поезд уже ушел. Арабы отделились и англичане не горят желанием их возвращать, с греками вы на грани войны и резни, армяне не простят геноцида, устроенного Энвер-пашой… Нет, жизнеспособной будет только национальная Турция.
— Но в мире верховодят империи!
— Ненадолго. Я готов поставить свою голову, что после войны развалится Австро-Венгрия, а еще лет через тридцать — и Британская империя.
— А Россия? — в его глазах впервые мелькнуло нечто похожее на усмешку.
— В России две трети русских и три четверти славян, поэтому она проживет дольше.
Мустафа нахмурился, а я довесил:
— А в Османской империи турки составляли меньшинство, процентов сорок, если не путаю? Причем из остального населения близкими можно было считать только единоверцев-арабов, но как показала война, это не так.
— Горные турки!
— Курды? Они сами почему-то не горят желанием называться турками и даже готовы драться за право быть курдами.
В горле пересохло до сухой корки, я попробовал прокашляться…
— Воды?
— Да, чего-нибудь попить.
— Вино устроит?
— Вино? Вы же мусульманин?
— Ну, это мои проблемы.
Вино, принесенное служителем в кувшине, оказалось на диво хорошо — легкое, ароматное, самое то, что надо.
— России нужна мирная и дружественная Турция.
— И Проливы.
— Нет, России достаточно знать, что она может свободно торговать через Проливы и что через них в Черное море не войдет чужой флот. А кто при этом владеет Босфором и Дарданеллами, не так уж и важно. Мы не хотим захватывать проливы, мы лишь обеспечиваем безопасность христианского населения.
Кемаль криво усмехнулся.
— А вот англичане стремятся оторвать населенные вашими единоверцами арабские территории. Так что враг у нас общий.
— Англичане же ваши союзники? — похоже, я сумел удивить генерала.
— Временные, только временные. Весь прошлый век мы боролись за Среднюю Азию и в новом веке ничего не изменилось. Англии совсем не нужны ни сильная Россия, ни сильная Турция.
Мы договорились к окончанию второго кувшина. Халифат устарел, нужно создавать полностью светское государство, иначе никакого прогресса стране не видать. Опираться на коренные турецкие земли, на Ангору, куда и перенести столицу. А всех, кто не пожелает остаться, придется отпустить.
Черт его знает, выгорит или нет, какие силы сейчас стоят за Кемаль-пашой, но вроде он человек разумный.
***
Возвращение на Родину не было триумфальным. Ерандаков всю дорогу чувствовал себя плохо, дулся на меня. А я-то в чем виноват? Ну поперся на базар… Не согласовал маршрут. А быстро доставать пистолеты кто должен? Присобачил себе обратно Бульдог на резинку под широкий рукав. Вернул обратно в гардероб шелковый бронежилет. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
По приезду выяснилось, что Никса все также сидит сиднем в Ялте и возвращаться в столицу не горит желанием — начался купальный сезон в море. Весь двор укатил с ним. Столыпин опять болеет, здоровье премьера последний год сильно сдало — мучали постоянные плевриты, бронхиты. В целом жизнь в Питере не располагала к крепкому здоровью, даже летом у нас часто бывает холодная, мерзкая погода с северным ветром и дождем. Вот казалось бы — морской воздух, йод должны укреплять легкие. Но с Балтикой почему-то выходило все ровно наоборот. Получить в столице воспаление легких или грипп? Плевое дело.
На входе в Таврический ко мне из толпы бросилась плохо одетая женщина. Охрана сработала на все 100, мигом положили крестьянку лицом на мостовую, меня поволокли внутрь.
— Батюшка, заступник наш, дай слово молвить — женщина под телами охраны заверещала, заплакала.
Я остановился. Народ смотрел с напряжением, взгляды были злые. Дела на фронте идут ни шатко, ни валко, все больше раненых и увечных. Вон стоят, опираясь на костыли, замотанные в старые бинты.
— Проверьте ее и пустите ко мне — выслушаю жалобу.
В кабинете весь стол был завален срочной корреспонденцией. Прямо хоть ныряй в эти письма и телеграммы.
Обругал Лохтину за то, что забыла отсортировать все по срочности, послал лично за кофеем в думский буфет. Там напиток был сильно лучше, чем делала секретарша. В самых дверях остановил ее, повернул обиженное лицо к себе:
— Да ты, мать, непраздна что ли?
Что-то Лохтина здорово так располнела.
— Так и есть, Гриша. Забеременела
— От этого барона фон чего-то там?!?
Лохтина вспыхнула маковым цветом, отвернулась. А ведь не молодая уже. Выносит ли??
— Ну ты и дура! Думаешь, он женится на тебе?
— Он летчик! Герой войны
— Сейчас каждый третий летчик! — заорал опять я. Нервы ни к черту, сильно хлопнул дверью приемной. Ревновал? Да, пожалуй, нет. Давно все перегорело. Но теперь Лохтина уйдет чтобы сидеть с младенцем, а мне придется снова искать толковую секретаршу на ее место. Молчаливую и преданную. Плюнул, начал разбирать корреспонденцию сам.
Куча думских дрязг, интриг — было даже две анонимки на воровство среди депутатов — много переписки с правительством, двором. Большинство писем было из разряда “дай денег” и “срочно дай
