Александр Золотько - Цель - Перл-Харбор

— Не нужен, — успокоил его Нойманн, выключая фонарик. — Прекрасно поговорите.

Торопов поправил фуражку, проверил дрожащими пальцами, чтобы кокарда была над серединой лба.

Он уже потянул дверь, когда сзади, над деревьями, что-то сверкнуло. Торопов оглянулся — по небу над самым горизонтом скользили белые полосы и вспыхивали огоньки. Все небо было усеяно огоньками.

— Что это? — спросил Торопов.

— Фейерверк. — Нойманн подтолкнул его в спину. — Праздничный воскресный фейерверк.

Торопов переступил через порог, и дверь за ним закрылась.

Было темно — абсолютно темно. Потом открылась дверь в глубине дома. На фоне светлого прямоугольника возник темный силуэт — высокий, подтянутый. Похоже, человек в форме.

— Вам сюда, господин обер-штурмфюрер, — сказал человек в дверях. — Проходите.

Торопов быстро пересек коридор, хотел войти в комнату, но человек остался у него на пути.

— Слушайте меня внимательно, Торопов, — сказал человек.

Говорил он по-русски без малейшего акцента, голос его звучал тихо, но веско.

— Сейчас вы будете только отвечать на вопросы и слушать. Если вы попытаетесь сказать хоть что-то о будущем, о вашем времени, назовете хоть один фактик, упомянете хоть одну реалию — вы умрете. Сразу же, на месте. Вы меня понимаете?

— Но позвольте… — пробормотал Торопов.

— Вы меня понимаете?

В лицо Торопову вдруг болезненно ткнулось что-то холодное, пахнущее металлом, смазкой и сгоревшим порохом.

Торопов шарахнулся назад, но чужая рука больно сжала его предплечье, не убирая пистолет ото лба.

— Вы меня понимаете?

— Да, конечно, — сглотнув, прошептал Торопов.

— Проходите, — человек шагнул в сторону.

Торопов вошел в комнату, зажмурился от яркого света. Дверь у него за спиной с легким стуком закрылась.

В комнате пахло табаком, будто кто-то курит прямо здесь.

Но Гитлер не курит, подумал Торопов. И Гиммлер тоже, кажется, не курил… Да никто из руководителей Третьего рейха, кажется, не курил… Геринг разве что? Сигары?

— Здравствуйте, господин обер-штурмфюрер, — прозвучало справа.

По-русски, но с легким акцентом.

Торопов замер, медленно повернул голову.

— Мне о вас столько рассказали, господин Торопов, — произнес хозяин дома. — Мне просто очень захотелось с вами поговорить лично.

Торопов почувствовал, что задыхается. Он попытался ослабить галстук, но дрожащие пальцы бессильно скользнули по узлу.

— Здра… здравствуйте… — выдавил из себя Торопов. — Здравствуйте, товарищ Сталин…

— Я полагаю, — сказал Сталин, — что мы с вами — не товарищи…

— Извините, товарищ старший лейтенант, не у вас, — сказал Сухарев, упрямо наклонив голову вперед.

Брови старшего лейтенанта приподнялись в веселом изумлении.

— Извини, увлекся. Осознал — исправлюсь… — Старлей почесал в затылке. — Получается, вы с капитаном прекрасно друг друга дополняете… Не может не радовать. Ладно, тогда ответь на один вопрос. Можешь развернуто, с подробностями и лирическими отступлениями. Сделаешь?

— Это вопрос?

— Нет, это не вопрос. Вопрос заключается в следующем… — Лицо старшего лейтенанта стало серьезным. — Ты доверяешь капитану Костенко?

— То есть? — Сухарев удивленно посмотрел в лицо собеседнику.

Что значит — доверяешь? Он требует суда над Костенко. О каком доверии может идти речь?

— Извини, что-то у меня с формулировками не так сегодня. Если бы я тебя спросил, можно ли доверить капитану Костенко важное… важнейшее задание. Что бы ты ответил?

— Он ради семьи поставил под угрозу…

— Знаю-знаю-знаю… Но вот ты лично… ты бы свою жизнь ему доверил?

Сухарев задумался.

— Не спеши с ответом, это очень важно для всех. И для него, и для тебя… для меня, и даже для нашей советской Родины…

— Доверил бы, — сказал наконец Сухарев.

— Вот так — без сомнений и колебаний?

— Вот так. Его экипаж…

— Экипаж — понятно.

— Его к ордену представили… Он бомбардировки с пикирования отрабатывал…

— То есть если бы ему вот прямо сейчас доверили, скажем, полк. Или даже дивизию, то он бы справился? — прищурился старший лейтенант.

— Откуда я могу это знать? — искренне удивился Сухарев. — Это вы у его начальника спросите. А я знаю его чуть больше месяца. Знаю, как к нему относились товарищи… И понимаю, что он… что я…

Сухарев потерял мысль, сбился и замолчал.

Нелепо получилось — он требует суда, а сам вот ни с того ни с сего вдруг готов доверить капитану свою жизнь. Собираются вручить ему командование дивизией? Капитану? А что, лейтенанты не становились недавно генералами? Как справлялись — вопрос, но ведь становились… и никто при этом не спрашивал разрешения у лейтенанта Сухарева.

— Тут такое дело, лейтенант… Капитану Костенко выпадает очень важное задание. Важнейшее. Секретное и очень необычное. Настолько необычное, что о его сути в Советском Союзе знает всего два или три человека… — Старший лейтенант сделал паузу и посмотрел на Сухарева, тот смотрел перед собой спокойно, с невозмутимым видом. — Ему придется работать с человеком… с очень непростым человеком. И даже — очень неприятным, возможно, человеком. Так вот…

Старший лейтенант встал из-за стола и прошел по небольшому кабинету — три шага до двери и три шага обратно. Остановился возле окна, заложив руки за спину.

— Но дело не в этом человеке. Дело в том, что я заберу Костенко. Может — на пару дней. Может — насовсем… И мне очень не хочется, чтобы ты, лейтенант… — Старлей резко повернулся к Сухареву и, наклонившись над столом, заглянул ему в глаза. — Ты же бучу поднимешь, так?

— Капитан Костенко совершил преступление… — упрямо не отводя взгляд, проговорил Сухарев. — И трибунал…

— Понятно, — кивнул старший лейтенант. — То есть контузия еще не отпустила… Как же мне с вами тяжело…

— С нами — это с кем?

— С тобой и Костенко. Ты — понятно. Ты — существо ограниченное и контуженное… — Старший лейтенант сделал паузу, давая Сухареву время обидеться. — Молчишь? Ладно. Значит, с тобой понятно. Но Костенко отказывается — представляешь? Отказывается отправляться в командировку. Из-за тебя. Сухарев прав — я виноват в смерти Лешки Майского. Я арестован, нахожусь под конвоем лейтенанта Сухарева. В конце концов, я его подвожу под трибунал, если выяснится, что он меня отпустил… Рыцари, черт бы вас побрал. Хотя… Именно это его качество, его болезненное чистоплюйство мне-то как раз и нужно. И тут у меня появилась идея. А не хочешь ли ты поехать вместе с Костенко в эту самую командировку? Времени у нас с тобой нет, времени у нас только, чтобы бумаги на вас в госпитале оформить да вещи собрать. Костенко даже с семьей попрощаться не успеет. Нужен твой ответ. Быстро. Да или… Или да. Чем командировка закончится — я даже представить не могу. Может, ты уже никогда сюда не вернешься…

Сухарев молчал.

— Не телись, лейтенант! — повысил голос старлей. — Время идет.

— Вы говорили с капитаном Тарасовым? — спросил, помолчав, Сухарев.

— Благословление нужно? Будет тебе благословление. С Тарасовым я разговаривал, это он, кстати, предложил тебя с собой забрать. Перед отъездом с ним поболтаешь — он подтвердит. Еще вопросы?

— Да, — сказал Сухарев.

— Что — да? — не понял старший лейтенант.

— Вы спросили — да или да. Я отвечаю — да. Что я должен буду делать?

— Быть рядом. Не мешать. Слушать, смотреть…

— Доносить на него?

— Нет, что ты… Ты, даже если захочешь, не сможешь писать рапорты. Просто быть рядом. Поддержать.

Сухарев недоверчиво усмехнулся.

Разговор, и без того странный, становился совершенно фантастическим.

— Понимаю, что все это звучит нелепо, но… — Старший лейтенант развел руками. — Ничего подробнее объяснить не смогу. Вас поначалу будет трое: Костенко, ты и еще один человек. Человек этот…

— Непростой и неприятный, я помню…

— А еще может оказаться, что он — враг. Или просто подлец. Или наоборот — герой и спаситель Отечества. В общем — сам разберешься.

— Или не разберусь… — тихо сказал Сухарев.

— Вот этого не нужно. Разберешься, никуда не денешься… Все, свободен! — Старший лейтенант встал, протянул через стол руку Сухареву. — Кстати, а тебя ведь собирались комиссовать подчистую. Можешь передумать, между прочим. Инвалидность, все такое… Ну, в крайнем случае, в какой-нибудь глуши можешь стать военкомом. Не хочешь?

— Не хочу, — сказал Сухарев, пожимая протянутую руку. — Теперь — не хочу.

— Я как-то так и думал. И еще… Тот человек может спросить, зачем ты с ними, о чем мы с тобой беседовали… — Старший лейтенант сделал паузу, не выпуская руки Сухарева.

Тот молчал.