Ант Скаландис - Меч Тристана
— Спасибо тебе, Курнебрал. Можно я ничего не буду отвечать тебе сегодня?
— Тебе решать, Тристан. Я просто хотел, чтобы ты знал правду. Вдруг показалось, что как раз настало время для этого.
И они все трое помолчали, словно забыв друг о друге и каждый уйдя мыслями во что-то свое.
— Надо поторопиться, — сказала вдруг Изольда. — Готовь лошадей, Кур, а мы соберем все, что хотим забрать с собою. Хотелось бы добраться до Нахрина, прежде чем стемнеет.
И когда они были уже полностью готовы, Тристан оглянулся на столь тщательно обустроенный им грот и произнес вслух:
— Прощай, уютное гнездышко! Нам было очень хорошо здесь!
— Прощай! — вторила Изольда.
А хозяйственный Курнебрал заметил:
— Надо будет предложить лесному деду (так он звал Нахрина) перебраться сюда, избушка-то его дюже подгнивать стала…
* * *И все-таки уже совсем стемнело, когда они подъезжали к жилищу отшельника. Лес наполнился зловещими шорохами, нетопыри хлопали крыльями, иногда ухал филин, посверкивали в кустах чьи-то красные глаза, шелестели сухие листья. Пришлось запалить факелы, и быстрые тени от них метались в кустах, вспугивая лесную мелочь. Наконец скит выплыл из колыхания тьмы впереди угрюмой серой пирамидой, и Тристан различил во мраке дрожащий свет маленького оконца. Но свет струился не желтый, какой бывает от свечи или лампадки, а подозрительно зеленоватый, даже с голубоватым слегка оттенком.
— Стойте! — скомандовал Тристан, передал свой факел Курнебралу, спешился и один подошел к избушке.
Ступал он тихо-тихо и в окно заглянул с осторожностью настоящего профессионала.
«Ё-моё!» — Тристан чуть не выкрикнул этого вслух.
На столе у отшельника стоял маленький телевизор «Тошиба», а Нахрин сидел напротив на табуретке и увлеченно смотрел футбол. Как раз дали титры внизу, и Тристан прочел: сборная Уэльса выигрывала 2:0 у сборной Ирландии.
Он, конечно, и сам бы посмотрел с удовольствием, но, ё-моё, для того ли пришли сюда?!
Тристан тихонечко постучал в слюдяное окошко. Да нет, не слюдяным оно было — натуральное, стеклянное, потому и видно так хорошо. Нахрин обернулся. И никакой это, на хрен, не Нахрин! Мырддин это. Ну конечно же, Мырддин. Глаза зеленые, глубокие, улыбчивые и будто светятся изнутри, как у кота. Тристан ткнул указательным пальцем в сторону телевизора, потом большим через плечо назад и наконец постучал костяшками себе по кумполу, дескать, ты чего, старик, соображаешь, мы тут не одни! Мырддин понимающе кивнул, экранчик загасил в тот же миг и пошел открывать.
И когда они все трое, пройдя внутрь, воткнули факелы в щели между бревен и сели, никакого телевизора в домике уже не было, правда, у изножия большого свежеструганого креста громоздился не слишком мелкий предмет под черной тряпкой, и он мог оказаться хоть пылесосом, хоть холодильником.
— А где Нахрин? — спросил Тристан.
— Я за него, — просто ответил Мырддин.
— Понятно, — протянул Тристан, не зная, с чего начать разговор.
И Мырддин заговорил сам:
— Я вам тут письмишко для короля Марка заготовил. Ну то есть его как бы Нахрин составил. Марк, разумеется, знает, что ты, Тристан, грамоте обучен, но ведь благородным рыцарям не пристало такой чепухой заниматься. Так что вот, прочти и личным перстнем своим пергамент сей запечатай. А Курнебрал завтра утречком отвезет королю.
— Не убьют его там? — заботливо поинтересовалась Изольда.
— Не должны, — уклончиво ответил Мырддин. — Марку нужен Тристан, а не его оруженосец.
Тристан быстро пробежал глазами послание, составленное витиевато и по-латыни. Суть его сводилась к заверениям в любви и верности, а также было там напоминание о славном прошлом, признание непонятно каких ошибок и надежда на всеобщее прощение — последнее было наиболее разумно, так как в расплывчатой формулировке не указывалось определенно, кто и кого должен простить. Но все-таки в конце вместо традиционного «vale», то есть «будь здоров», очень хотелось приписать просто и по-русски: «Да пошел ты… старый козел!» Но Тристан, конечно, приписывать ничего не стал, а макнул перстень в предложенную Мырддиным красноватую гадость и просто поставил печать. После чего письмо было свернуто, перевязано бечевкой и заляпано сверху еще какой-то гадостью, так же потребовавшей отпечатка личного перстня Тристана. Может, это был просто воск, но в полутьме разве разглядишь?
— Представляешь, — шепнул он Изольде по-русски, — сюда бы еще штампик «УПЛОЧЕНО».
Мырддин расслышал, скривился как-то неопределенно от этой шутки и проговорил:
— Ну вот что, братцы. А сейчас пожуйте чего-нибудь да ложитесь-ка вы спать. Утро вечера мудренее. Возражений не было.
* * *Проснулся Тристан от волшебных, давно забытых запахов: хорошего кофе и роскошного табака «Клэн». Приоткрыл глаза и понял: к счастью, все это наяву. Запахи, кстати, только наяву и бывают. Мырддин сидел за столом с деревянной чашкой в руке и, щуря зеленый глаз, раскуривал трубку. Значит, Курнебрал уже ускакал в Тинтайоль.
— С добрым утром, ребята! Ну что, кофейку? — предложил как ни в чем не бывало добрый волшебник.
— Некоторые, конечно, любят, чтобы им подавали кофе в постель, но я предпочитаю сначала умыться, — улыбнулась Изольда.
— Я тоже, — поддержал Тристан. — И даже зарядку сделать бы неплохо.
— Валяйте, — разрешил Мырддин.
А когда они наконец сели завтракать, Тристан спросил:
— Ну и что все это значит?
— Да ничего, просто маленькая передышка на вашем долгом и трудном пути. Могу я сделать для вас что-то приятное?
— Спасибо. Только хотелось бы все-таки знать, наш долгий и трудный путь — он куда?
Спрашивал Тристан, но Мырддин почему-то повернулся к Изольде:
— Ах, Маша, Маша! А рыцарь-то твой грамотный вопрос задает. С позволения сказать, Рыцарь Интеллектуального Образа. Страсть какой бедовый! Настолько грамотный вопрос задает, что я, право, и не знаю, как ответить.
— А вы попроще, попроще как-нибудь, без экивоков, — посоветовал Тристан.
— Без экивоков, говоришь? Ну ладно, слушайте. Да, вот тут сигареты есть, если хотите.
Он вынул откуда-то из-под стола пачку традиционного, на этот раз красного «Соверена», поднялся и заходил по тесной полутемной комнатке, разгоняя руками струйки дыма и бормоча себе под нос:
— Окошко-то, пожалуй, надо открыть… а то задохнемся тут… без экивоков, значит… хорошо…
Дым клубился в тесной каморке необычайно густо, словно курили в ней не трое, а целый взвод.
— Первое! — внезапно объявил Мырддин, вскинув на них огромные зеленые глазища. — Вы оба умерли там. у себя, в двадцатом веке. Вас там не ждут.
Второе. Здесь, в Логрии, очень рассчитывали на сэра Тристана. Но вышла осечка: лохланнахи выкинули его со своего корабля чуточку позже, чем хотелось бы, и море вынесло шлюпку не к тому берегу, Тристан — будущий великий рыцарь с уникальными способностями — погиб в восемнадцатилетнем возрасте на крошечном необитаемом острове.
Третье. Мы забросили тебя сюда, господин Горюнов Иван Николаевич, чтобы спасти Логрию, а в итоге — и весь этот мир, мы хотели восстановить равновесие в истории.
Четвертое. Для того же равновесия понадобилось нам забросить в прошлое и Машу Изотову, хоть это было уже совсем не с руки.
Пятое. Если вы оба сумеете пройти по этой жизни, не нарушив хода истории, сумеете повторить описанную поэтами судьбу Тристана и Изольды, у вас появится шанс подправить собственную судьбу, то есть вернуться в двадцатый век живыми.
Шестое. К сожалению, я не могу вам точно сказать, что именно вы должны делать, а чего делать нельзя. Почему? Ну, во-первых, это противоречит условиям эксперимента, а во-вторых, хотите верьте, хотите нет, но я и сам этого наверняка не знаю.
Седьмое, и последнее. Я помогал вам раньше и стану помогать впредь, если это будет возможно. Но и вы помогайте мне: не делайте слишком уж больших глупостей.
— Ё-моё! Крыша едет, — пожаловался Иван. — Значит, путешествия во времени все-таки возможны? А как же все эти парадоксы, ну…
— На самом деле, ребята, все, что хотел, я уже сказал вам, — перебил его Мырддин. — Обсуждение основных постулатов теоретической физики, касающихся внутренней структуры пространственно-временного континуума, при вашем уровне знаний представляется мне бессмысленным.
— Да нет же, — возразила Маша. — Теоретическая физика волнует меня меньше всего. И Ваня не о том спрашивает. Правда, Вань? И как вы можете уверять, что все сказали, когда мы до сих пор не знаем, кто такие вы! Почему вы говорили о себе во множественном числе? И что означали слова об условиях эксперимента?
— Отвечаю. Мы — демиурги, владыки миров, прошедшие последовательно семь высших уровней бытия. Но мы — не инопланетяне и не боги, мы — люди, мы с вами — представители одной расы, одной цивилизации. Собственно, никакой другой цивилизации вообще в природе не существует. А что касается эксперимента… Ну, просто слово неудачное вырвалось. Если хотите, это наша игра или просто работа, священная обязанность, я не знаю, какая формулировка будет для вас менее обидна на вашем уровне восприятия Вселенной. Не забивайте себе голову ерундой. Живите, любите друг друга, радуйтесь солнцу, воде и лесу, помогайте людям, верьте в Бога, которого, кстати, нет, но если вам это удобно — верьте. А сверх того, ребята, от вас ничего и не требуется. Я очень, очень рассчитываю на тебя, Тристан, и на тебя, Изольда… Все! — резко оборвал свою речь Мырддин. — Кофе больше нет. А сигареты можете себе оставить, только не курите при местных жителях. Договорились?
