Дмитрий Рыков - Урусут
– Я-а-сно, – опять зевнула дочурка.
– Слушай! – даже крикнул папа. – Я наконец посмотрел по твоему совету «Принцессу Мононокэ!»
– И как, – она тронула его за локоть, – понравилось?
– Не то слово!
– А со мной лень было?
– Ну знаешь, обычный прагматизм. Во-первых, ты его сама уже раза три видела.
– Пять.
– Вот. И мы садимся у телевизора, и через пятнадцать минут я понимаю – не пошло.
– А ребенку сказать неловко, и приходится досматривать до конца…
– Умница! А так я торчал в пробке, пока то да се, посмотрел. Здорово!
– Ты со мной всего Миядзаки узнаешь.
– Да, по-моему, одни доисторические и остались – года до 80-го. Я рад, что у меня дочка смотрит Миядзаки.
– Пап, знаешь, я тоже.
– О! Я про нас с тобой сон видел…
Пытающийся успеть на желтый водитель «инфинити» вдруг сменил решение и принялся резко тормозить, автомобиль пошел юзом и ткнулся в бордюр боком, наверняка погнув колесные диски. Прямо у них под носом.
– А мама бы открыла окно, – заметила Нинка, – погрозила бы кулаком и накричала на него.
– У мамы много нерастраченной энергии, – заметил Олег и принялся выезжать в соседний ряд, огибая выскочившего из машины неумеху, горестно осматривающего повреждения свежего чуда японского автопрома. Рассказ о сне как-то отложился на потом. – Если ее гаишники останавливают по надуманному поводу, она лучше полчаса потратит на споры, чем отдаст триста рублей и поедет дальше.
– Это называется – борьба за справедливость.
– Если ты одна – борись за справедливость, сколько душе угодно. А если у тебя на заднем сиденье плачет голодный младенец, который к тому же еще хочет спать, то лучше побороться за свои права чуть позже.
– Младенец – это была я?
– Угу, – Олег уже пожалел о сказанном. Вырвалось. Точно не выспался.
– То есть, – дочка стала наматывать завязки шапочки на палец, – голодный младенец важнее справедливости?
– Конечно. Во всей Вселенной нет ничего такого особенного, нужного и важного, что могло бы быть важнее младенца. Тем более объясняться с рядовыми взяточниками-гаишниками называется «метать бисер перед свиньями».
– Гаишники – свиньи?
– Гаишники в общем – нет, взяточники-вымогатели – да.
– Папа…
– Что?
– Папа… А ты брал когда-нибудь взятки?
Олег чуть не въехал в бампер идущего впереди «ситроена».
– Нин, – повернулся он и внимательно посмотрел на дочь. – Ты и вправду чувствуешь себя взрослой? Что за вопросы?
– Это означает «да»?
– Это означает «нет»! – он посмотрел в левое зеркало, никого не видно – успевает – и, резко надавив на педаль газа, обогнал плетущуюся машину. – Я – управленец в крупной финансовой группе, покупающей и продающей по заказам своих клиентов акции предприятий и компаний, облигации государств, торгующей фьючерсами на сырьё и продукцию, проще – ценными бумагами. От кого и зачем я могу брать взятки? Ты подумала, прежде чем задать вопрос? Между нами говоря, я и так неплохо зарабатываю. Вполне официально.
– Хорошо, – ребенок не унимался. – Ну, не брал. А давал? Ну, хотя бы, когда был бедным?
Светофор. Передышка.
– Растешь? – грустно спросил отец.
– Расту, – кивнула дочь.
– Приду домой, выкину «Нескафе». Меняй тему, «взрослая». Когда я был бедным, я потому и был бедным, что ничем не занимался, и ни давать, ни брать взятки мне было некому, не от кого и незачем.
– Понятно…
– Иногда я с радостью вспоминаю, как ты требовала «Барби». Года так в четыре.
– Я помню «Братц».
– О, «Братц»…
– Полная коллекция. И трехэтажный домик. Открываешь сбоку – а там вся семья, вплоть до собаки и дедушки.
– Как-то некорректно сравнивать животное и дедушку.
Нина засмеялась.
– Не подумала. Но что касается смены темы – я считаю, что каждое злое дело должно наказываться, а доброе – вознаграждаться. Тогда в мире наступит гармония.
– Здорово. Где вычитала?
– Нигде! – возмутилась дочка. – Это собственная мысль!
– Добро делается не для получения награды. Это просто следование нравственным устоям, закону внутри человека. О, почти Кант получился! Китайский мудрец Лао-Цзы…
– А то мы не знакомы с Лао-Цзы…
– Так вот. Он писал: «Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло». То есть ты же не будешь требовать вознаграждения за то, что помогла перейти через улицу старушке? Если откажешься – некогда, мол, или идешь не в ту сторону, и так далее – конечно, это подло и нет тогда прощения. А помогла – ну и что? Кстати! Вспомнил – я ведь недавно перевел через дорогу старушонку! Не знаю, почему не рассказал!
– Ну так расскажи! – заерзала на сиденье дочурка.
– Ну, ты в курсе, что я в офис хожу пешком…
– Знаю. Потому что он рядом.
– И пешком ходить…
– Полезно.
– Истинно. И вот – у нерегулируемого перекрестка стоит старушка – божий одуванчик. Но одета, как модница. Выглядит – супер. Смотрит на проходящих людей, всех мимо пропускает, меня вдруг приметила, палец наставила и кричит: «Вы! Молодой человек!» Я с готовностью: «Да, что угодно?» Она: «Помогите перейти на ту сторону!» Я: «С удовольствием», – и пытаюсь взять ее под локоток. Она же цепляется за рукав. Я опять за локоток – знаю, что так надежнее, уж я-то ее не уроню. Пошли. Бабушка шагает быстро, но мелкими-мелкими шажками, сантиметров по десять. Одна полоса в два ряда, другая. Водители нервничают, лишней минуты ни у кого, как обычно, нет, я левую руку с портфелем – ручка на большом пальце, ладонь открыта в знак благодарности – поднял, одним автолюбителям махнул, вторым. Дошли до тротуара – и веришь, нет – откуда ни возьмись отвратительная мыслишка мелькнула – «вот ее еще домой теперь вести». Сам не знаю, откуда взялась, ветром пролетела. Я даже сам себя застыдился, и сразу спросил: «Дальше дойдете?» А старушка говорит: «Я живу в вот этом доме! – и показывает на ближайший. А потом, без всякого смыслового перехода: – В этом году мне исполняется девяносто лет!»
– Ха! Прикольно.
– Не то слово. Я сразу подумал: «Мне столько не прожить», но ума хватило промолчать. А она продолжила: «Спасибо вам огромнейшее! Дай вам Бог здоровья! Пусть у вас все получается!» Ну, и пошла себе потихоньку. У меня настроение так резко поднялось – будто крылья выросли. Даже подумал – может, знак какой сверху?
– И что – знак?
– Не знаю. Две сделки намечались на день, я к ним месяц готовился, и обе провалились. По вполне объективным причинам. Но от этого не легче. Так что добрые дела и старушки – это само собой. И награды в виде заключенных сделок за это ждать не следует.
– Может, в будущем?
А вот и подъезд к широкой лестнице школы. Олег посмотрел на часы.
– Разве что в самом далеком… У меня лучший в мире штурман! Мы не то, что не опоздали, мы приехали с запасом. У тебя еще целых одиннадцать минут.
– Нет, это у меня – самый лучший водитель в мире. Смешно. Тебе до офиса – пять минут пешком, а ты описываешь такой круг из-за меня.
– Да ты что! Мне же в радость. Иногда мне кажется, что салон автомобиля – единственное место, где мы с тобой разговариваем.
– Ну да. И то два через два посменно с мамой. Бассейн, бассейн…
– Колокольчик, – он приложил руку к сердцу. – Я если поплаваю с утра, у меня на весь день появляются и не проходят хорошее настроение и заряд бодрости. А нет – так хожу квелый, и все время хочется спать.
– Конечно, конечно. Сегодня вечером опять не увидимся?
– Увидимся. Я же приеду за мамой.
– Ага. И вы сразу умчитесь.
– Ну… У нас же мероприятие… Я тебя спрашивал – останешься ты дома, или поедешь тусоваться к бабушке…
– Мероприятие, да. Корпоратив. У бабушки та еще тусовка, спасибо. В интернете посижу.
– Лучше книжку почитай.
– Папа!
– Ладно, целуемся, беги.
Дочка чмокнула его в подставленную щеку, вышла, открыла заднюю дверь, взяла с сиденья рюкзак, крикнула «Пока!» и побежала вверх по ступенькам.
Отец вздохнул, пропустил мимо грузовичок, тронулся, объехал школу кругом и поехал назад.
II
На подземной парковке бизнес-центра, поставив свой «мерседес» на выделенное ему место рядом с выпендрежным «порше» коллеги Сумуновского, у лифта встретил давно ожидаемого из командировки Пашку. Пожали друг другу руки, приобнялись.
– Сволочь, ты еще на прошлой неделе обещал прилететь! – возмущенно сказал Олег.
– Ай, – отмахнулся Ширко, – убалтывал-убалтывал, убалтывал-убалтывал…
– Результат – есть?
Вошли в распахнувший дверь лифт, Павел скосил глаза на незаметную постороннему видеокамеру, и вместо устного ответа поднял вверх большой палец.
Товарищ кивнул, но не выдержал и хлопнул Ширко по плечу.
– Больно! – крикнул тот и потер якобы ушибленное место. – Качок хренов.
– Алкаш.
– Спортсмен безмозглый.
– Пьяница безмозглый.
– Слушай! – Пашка скорчил мину. – Сегодня же – юбилей! Вот я прибыл, так прибыл, с корабля на бал!
