Дмитрий Рыков - Урусут
– Там же вроде как колья и ров! – крикнул шейх Давуд.
– Пехотинцы предупреждены, они вынимают колья и кладут их продольно на землю, тумен идет по проходу между двух рвов, от стрел защищает броня, от мелких кошунов отбиваются длинными копьями, не останавливая движения – а кто остановит закованный в латы тумен на открытом пространстве? – берут ставку хазрата, ну и… Все.
Встала такая пауза, что Олег подумал – ну вот, восточные гордецы, сейчас опять выхватят свои сабельки и начнут тыкать в него. Но – нет.
Гурген спросил:
– А ты делился этим планом с Тохтамышем?
– Нет, конечно! Я – простой юз-баши, он – великий хан, тем более я – православный, урусут, родился в Москве, которую он сжег. Так что он – великий стратег, а я – никто. Ну и, знаете: давать советы глупцу – то же самое, что сеять на рогах быка. И меня, в отличие от вас, никогда не жгло желание строить военную карьеру и добиваться почестей и славы. Я лишь хотел спасти своих людей. Как видите, частично мне это удалось. А во всем другом – самому остаться в живых, и через десять месяцев вернуться на родину.
Все помолчали, наконец, Властелин Счастья произнес:
– Теперь – не получится.
– Знаю. Только вели просто отрубить голову, без этих ваших заковыристых мучений…
– Никто не собирается лишать тебя головы… – удивился гурген.
– Эмир обещал сохранить жизнь последнему оставшемуся в живых с клинком в руке из отряда смертников, – весело прокричал Мухаммед Султан. Сейф-ад-Дин с неодобрением посмотрел на него.
– Хороший план, – подвел черту Тимур. – Только уж очень сложный. Все равно б не помогло.
– Конечно. Ты же – сахибкиран, а ордынский хан из тех, про которых говорят – неудачнику и ветер в лицо дует.
– Лиса! – громко крикнул Сейф-ад-Дин.
– Как ты придумал этот план? – поинтересовался Завоеватель.
– А это все в книгах есть. Древние греки что-то всегда выдумывали, римляне также. Вот вы же почитаете Искандера Двурогого? У него в каждой военной компании имелась своя изюминка – неожиданный ход.
– Ты понимаешь, – потянулся гурген, – что сейчас твоя жизнь – не дороже крыльев мухи?
– Ну так и отпусти меня – я мухой умчусь на родину. Илыгмыш меня бросил, так что теперь я ему не слуга.
– А мне хочешь служить? – спросил Хромец.
– Домой хочу, – честно ответил Белый Лоб.
– Перерезал у меня со своими ворами двести-триста человек и надеешься спокойно уйти? Спрашиваю, будешь служить, или нет? Я, что – хуже Илыгмыша?
– Нет, хазрат, нет.
– Если откажешься, будешь жить – я ведь обещал! Но в зиндане.
– Вымокшему под дождем не страшна роса…
– Не испытывай мое терпение!
– Ладно. На пять лет согласен.
– А Илыгмышу обещал сколько?
– Ну, тогда я был очень юный…
– Сколько?
– Десять.
– Договорились. Через десять лет отпускаю – если доживешь. Все – оставьте нас. И готовьтесь праздновать.
Все давно ожидали этого, радостно вскочили и начали уходить. Только Сейф-ад-Дин подошел к Тимуру и на правах старого друга тихо ему сказал:
– И презренная трава может уколоть зад.
– Ну, я знаю – и овод выпускает кровь из горла льва. И пешка побеждает короля. Но ты же видишь, как он умен? А такие люди каждому пригодятся.
– Я ему не верю. Видел бы ты его глаза, когда он метал в тебя топор!
– Сколько из тех шейхов и шахов, что проклинали меня, теперь служат мне?
– Все. Кроме тех, которых ты убил.
– Вот тебе и ответ. Иди.
Никудериец бросил пылающий взгляд на порядком изможденного урусута, и, недовольный, ушел вниз – у шатра Тохтамыша шло великое брожение, именно там Властелин Счастья собрался пировать.
Олег остался наедине с Тимуром – только телохранители окружали трон, но были они молчаливее рыб и глуше улиток.
– Я не дам тебе тумен, – вдруг произнес Хромец.
Если бы ратник сейчас что-нибудь жевал, он бы подавился.
– Не то, что я не уверен в твоих способностях, – продолжил эмир, – я сегодня все видел, но сразу, бывшему врагу, иноверцу, тумен… Завидовать будут, мешать. Зачем? Возьмешь себе тысячу, проявишь в ближайшем деле – тогда и возвышу.
– Я не хочу воевать, – приложив руку к сердцу, сказал Олег.
– Да? – криво усмехнулся Меч Ислама. – Глядя на тебя днем, я этого бы не сказал.
– Это по необходимости.
– А зачем тогда ты мне нужен?
– Я пишу на четырех языках – возьми каким-нибудь писцом…
– Ха! Ты считаешь, у меня недостаток в писцах?
– Я мог бы составлять стратегию возможных битв…
– В моем войске единственный стратег – это я. Если станут думать и решать все военачальники сразу – получится, как у Тохтамыша.
– Твое имя, – сделал последнюю попытку плотницкий сын, – достигло небес, а мощь – земель Мазандарана, Кий-лана, Райя и Ирака. Зачем тебе кяфир – мин-баши?
– Сказочный мальчишка, убивший одним ударом кулака Ахмед-баатура и выросший в могучего воина, ушел от Тохтамыша к Тимуру гурген-султану, поняв, что служить следует самому сильному. Ясно?
«Опять, елки-палки, это восточное бахвальство – у кого оружие дороже, конь быстрее, жены – красивее…» – скривился Белый Лоб.
Видя разочарование собеседника, Завоеватель добавил:
– Дам тебе несколько деревень, подарю дом-дворец, составишь из наложниц гарем…
«Матерь Божья! – простонал про себя Олег. – Опять эта скотская полужизнь! Бежать? Крест ведь не целовал?»
Он посмотрел в зеленые очи эмира и ответил:
– Да, тысяча. Деревни, да. Хорошо.
– Ну и ладно. А что это после упоминания наложниц лицо окаменело? Христианская жена есть?
– Есть.
– Где? Если в обозе – скажи, могут ведь убить.
– Нет. Надеюсь, уже далеко. Я ее перед самой битвой отправил.
– Так все-таки знал, что проиграете? Знал?
– Знал.
– Ха! Нет, ты умный, урусут. Давай, прикажу – догонят, привезут обратно.
– Не надо. Ты скажешь «догнать и привезти», передадут как просто «догнать», а там – догонят и ненароком убьют. Не нужно. Уверен, она далеко.
– Ну, сам так хочешь. Найдем еще жену – да хоть нескольких. Отправишься со мной на пир – я приглашаю, – и поднялся с трона, собираясь идти.
– Да я… Это… – пытался отказаться плотницкий сын. – Ранен вроде…
– Ты что! – засмеялся Повелитель. – Фахруддина в одном бою ранили в семидесяти местах, а он выздоровел и прожил до девяноста лет!
Тут к Тимуру подлетел тавачи и принялся сбивчиво делиться какой-то вестью. Пока он торопливо докладывал, Белый Лоб подумал: «Ну это уж точно ни в какие ворота – типичная “Тысяча и одна ночь”. Семьдесят ран! Обычная для Востока напыщенная слащавая витиеватость. Вспомнить хоть Ибн Арабшаха: “Когда блестящий динар солнца спрятался в одежду хозяина темноты, могущественная швея распростерла основу в пустырь космоса и, как только пришла темнота и ночь рассыпала на поверхность земли дирхемы блестящих звезд, а непроглядная темень распространилась во все стороны…” – тьфу! Был у них единственный величайший мудрец – Абу-Али Ибн-Сина, да и тот, ненавидимый тупыми злобными имамами и обладающими властью завистниками, или отправлялся в изгнание, или сидел в заточении…»
Тавачи ускакал.
– Тохтамышево войско гнали тридцать три фарсаха! – радостно поделился Властелин Судьбы. – Пока не стали дохнуть кони. Степь усеяна трупами! Забрали все табуны! На каждого моего пешего воина придется двадцать-тридцать жеребцов, а на всадников – по сто голов! А ты говоришь – он еще соберет войско! Откуда?! Из преисподней?!
«А хорошо бы, вправду, дьявола на твою голову!» – помыслил ратник. Напоминание об Алтантуяа больно щемило сердце.
В шатер Тохтамыша с золотым пологом – как же иначе, подражание Батыю, такой же хан улуса Джучи, только вот несколько трусливей – набилось человек триста: вся самая что ни на есть знать. «Той» – он и есть «той». И – Олег, пусть и в отдалении от возлежащего на множестве ковров и подушек Тимура, но – все же. На кусках кож скота тащили жареную на углях и вареную конину, баранину, требуху… Мясо, мясо, мясо… Бодрым шагом шли кравчие с ножами, за ними – слуги со стопками мисок. Кравчие становились на колени, быстро-быстро нарезали кусками мясо на подставляемую миску, она убиралась, сразу горка появлялась на следующей… Поднесли и древоделе. Солнцеподобному прислуживали не слуги, а сами шейхи, и вот посмотрел эмир на кофр со снедью, кивнул одобрительно, и царственным жестом указал в сторону урусута. Стоявший в шатре многоголосый гомон, показалось, даже утих. Вот это честь! Из рук самого Властелина Счастья! Тут же появилось питье, Олег нюхнул содержимое чашки – арак. Вот, это сейчас до крайности необходимо. Гурген оторвал кусок мяса, и тут же все принялись жевать, чавкать, доставать из ртов пальцами застрявшие меж зубов жилы, потом пальцы облизывать, вытирать руки об одежду…
Белый Лоб с удовольствием выпил арак. И еще. И еще.
«А где же я буду спать? – подумалось ему. – Моя повозка – добыча какого-нибудь быстрого чагатая! Шатер завалили, свернули – пригодится кому-то в обратном походе. А, теперь не все ли равно!»
