Дмитрий Рыков - Урусут
Белый Лоб с удовольствием выпил арак. И еще. И еще.
«А где же я буду спать? – подумалось ему. – Моя повозка – добыча какого-нибудь быстрого чагатая! Шатер завалили, свернули – пригодится кому-то в обратном походе. А, теперь не все ли равно!»
Виночерпии подносили и подносили – шел пир. Один волк в борьбе за право таскать ягнят из отары покусал другого, и теперь по этому поводу – обжирательство, пьянство, факиры, жонглеры, а ночью будут ставшие в одночасье рабынями, доставшиеся победителям чьи-то бывшие жены и дочери. А за шатром, дальше, в Волге, плавают опухшие посиневшие трупы, к которым уже прилипли раки; другие горы трупов, унесенных течением – сбиваются на порогах, а в степи, на протяжении двухсот верст дальше от реки – с торчащими стрелами, обглоданные шакалами, лисами и волками мертвые тела, а рядом – орлы, которые не могут взлететь, потому как объелись падали.
Олега качнуло раз, другой… Он не знал – позор или не позор заснуть у Хромого прямо на пиру, но терпеть уже не мог – глаза смыкались.
«Христос сохранил Еноха во времена праотцев, а затем Ноя в ковчеге, Авраама от Авимелеха, Лота от содомлян, Моисея от фараона, Давида от Саула, трех отроков от печи, Даниила от зверей, а меня спасет от Тимура…» – подумал Белый Лоб и повалился навзничь.
Часть 5
Февраль 2012-го года
Москва
I
Будильник в мобильном пищал тихо, но очень противно. Олег не выспался. Увлекся на ночь глядя Дэвидом Митчеллом – и вот наказание. Посмотрел на дисплей – семь ноль-ноль. Какого черта? Осторожно тронул супругу за плечо.
– М-м!.. – недовольно хмыкнула она и сбросила его руку.
– Анна. Анна!
– Что?.. – лежа к нему спиной и не оборачиваясь, спросила она.
– Ты зачем в моем телефоне будильник переставила?
– Сегодня пятница.
– Ну и что?
– Твоя очередь Нинку в школу вести.
– Ух ты! Забыл…
– А-а-а, ничего… – еще тише сказала жена и накрылась одеялом с головой.
Олег сполз с кровати и побрел в ванную. Поплескал в лицо холодной водой, совершил туалет, босиком прошлепал в детскую.
Дочке во сне стало жарко, волосы прилипли к личику, ручки откинуты в стороны. Присел на корточки, пальцем погладил теплую ладошку. Дочка убрала руку. Он зашептал:
– Нин… Нин…
Лапуля приоткрыла глаза, увидела отца и произнесла:
– Разве пока не рано?
– Нет, пора.
– Еще пять минут!..
– Ладно. Но только пять.
– Угу, – согласилась дочка и, поджав коленки, отвернулась к стене.
Он прошел на кухню, взял из холодильника несколько апельсинов, быстро разрезал их пополам и принялся готовить семейный утренний напиток.
Вынул стакан из-под соковыжималки, залпом выпил и пошел под душ. Ванных комнат в квартире имелось две, и еще не ясно, чья выглядела просторней и удобней – родительская или дочуркина. Побрившись, вышел в гостиную, похлопывая себя по щекам, осмотрелся – свет не горел ни в комнате Нины, ни в ее душевой.
Шагнул в детскую – так и есть, спит котенок.
– Колокольчик! – легко потряс Олег ребенка. – Ну что ты, в самом деле! Проспишь школу!
– Прости, папа! – Нина выпрямилась и, не выдержав, широко зевнула. – Я быстро.
– Давай-давай!
Дочка, покачиваясь, пошла в свою ванную, он отправился на кухню, включил кофеварку, затем чайник, вынул пакет с обезжиренным творогом, высыпал часть на тарелочку, вынес в гостиную, поставил на стол, положил рядом ложечку – это завтрак лапули, сам по утрам не ел.
Прошел в гардеробную, открыл шкаф, выбрал рубашку, галстук, запонки, часы, костюм – но от него натянул только брюки, а пиджак повесил в холле на крючок – наденет перед выходом.
Девчушка в кухне пила сок.
– Нин!.. – недовольно пробурчал отец. – Опаздываем. Иди, причесывайся, одевайся, я тебе чай пока заварю.
– Угу! – дочка кивнула, легко развернулась на одной пятке и умчалась.
Ей – чай, себе – кофе, вынес, поставил на стол.
Посмотрел на часы: зимой всегда надо выезжать раньше – пробки, пробки…
Он, чтобы не остыл чай, накрыл чашку блюдцем, а чтобы не остыл кофе, стал отпивать его маленькими глотками.
Вышла дочурка, на ходу причесываясь расческой невообразимых размеров, уселась, вынула из кармана резинку, ловко собрала волосы в хвост, затянула их на затылке.
– Ненавижу творог, – она отодвинула тарелку ладонью.
– А раньше любила, – заметил Олег.
– Раньше… – улыбнулась девочка. – Это когда мне было пять лет?
– Ой-ой-ой, а сейчас мы взрослые!
– Ой-ой-ой, мне уже двенадцать.
– Упаду со стула от удивления. Не может быть!
– Тинейджеры – это круто! – подражая телевизионной рекламе, пропела Нина.
– Обезжиренный творог, – подхватил родитель, – чрезвычайно полезен для здоровья! Белки…
– Витамины, кальций… Фу, бяка.
– Насчет кальция не знаю. Времени мало. Ладно, не творог. Но думаешь, мы что-то успеем приготовить?
– Не надо готовить. Есть хлопья. А еще… Есть «Нескафе». Шарики с какао.
– Откуда у нас эта гадость? – удивился Олег.
– Не знаю, – пожала плечиками дочка и хитро улыбнулась.
– Мрак. В последний раз.
– В предпоследний! – прокричала Нинка уже на бегу в кухню.
Вернулась с коробкой и тарелкой, высыпала, справедливости ради, небольшую порцию и принялась довольно уминать.
– Лимон в чай не положил, – заметила она.
Отец молча подвинул ей тарелочку с нарезанным лимоном.
– Чай с какао – действительно круто, – пробубнил Олег.
– Да какое там какао! – хихикнула девчушка. – Одна химия, ты ведь знаешь.
– Но вкусно.
– Угу.
– Пора.
У двери, одеваясь и обуваясь, нарочно потолкались, смеясь, вышли к лифту. В кабине Нина, глядя в зеркало, принялась поправлять шапочку, шарфик и лямки рюкзака с учебниками и тетрадями.
– Да красивая, красивая, – улыбнулся Олег.
– Я знаю, – с деланным безразличием ответила дочь.
На подземной стоянке прошли к своим парковочным местам. Анин джип облепило грязью от колес до крыши.
Уселись в сверкающий Олегов седан, он завел машину, одновременно пристегнулись, поехали. У шлагбаума охранник Витя приветливо махнул рукой, водитель отсалютовал ему ладонью в перчатке. Нинке здороваться было некогда – она прикрывала неожиданный зевок.
– Штурман, – произнес отец, выруливая на проезжую часть. – Как едем – через Пресненский Вал с разворотом или сразу на Малую Грузинскую?
– Второй вариант! – колокольчик сделала повелительный жест перед лобовым стеклом.
Мимо промчался скромный минивэн, обдав их мокрым снегом. Олег включил дворники и поехал следом.
– Отправитесь после обеда с мамой в художку – скажи, пусть машину помоет.
– Ланна.
– Я вчера поздно пришел – ты уже спала.
– Понимаю.
– Ну, извини.
– Понимаю.
– Чем вечером занималась?
– Уроками.
– Я – не бабушка, – посмотрел на ребенка Олег. – Мне можно и не заливать.
– Честно – уроками. А потом «ВКонтакте» сидела.
– Ужас.
– Ага. Нецензурщина и порнография. Пап, я с подружками общаюсь. Вот и все.
– Дети растут, растут, а потом – бах! – уже взрослые.
– А потом – бах! – я замуж выхожу за слесаря. Пап, ну я же у тебя умная.
– Умная-разумная, а по английскому «четверку» получила.
– Во-первых, ты знаешь, у нас с Евгенией Арутюновной несовпадение характеров. Все ее оценки – с потолка. Во-вторых, в твоем детстве школьники по три языка не учили. В-третьих, ты мне сам рассказывал, что языком можно овладеть, лишь общаясь с его носителями. То есть если бы ты пару лет не проучился в Чикагском университете, то не смог бы объясниться даже на ресепшене любого зарубежного отеля.
– Глупость. На ресепшене – только так.
– Хорошо. Бегло читать? Говорить на узкоспециализированные темы?
– Смотря какие.
– Да ладно, – махнула она рукой, – на любые. Все равно я уверена, что ты в моем возрасте по-английски так не разговаривал.
– У нас висел «железный занавес» и никто не думал, что иностранный язык вообще когда-нибудь пригодится. Но на любительском уровне мой считался достаточно хорошим, иначе в Чикаго меня просто бы не взяли. Кому нужен студент, не понимающий, что ему рассказывают? Ясно, маленькая воображала?
– Я-а-сно, – опять зевнула дочурка.
– Слушай! – даже крикнул папа. – Я наконец посмотрел по твоему совету «Принцессу Мононокэ!»
– И как, – она тронула его за локоть, – понравилось?
– Не то слово!
– А со мной лень было?
– Ну знаешь, обычный прагматизм. Во-первых, ты его сама уже раза три видела.
– Пять.
– Вот. И мы садимся у телевизора, и через пятнадцать минут я понимаю – не пошло.
– А ребенку сказать неловко, и приходится досматривать до конца…
– Умница! А так я торчал в пробке, пока то да се, посмотрел. Здорово!
– Ты со мной всего Миядзаки узнаешь.
– Да, по-моему, одни доисторические и остались – года до 80-го. Я рад, что у меня дочка смотрит Миядзаки.
