Прорвемся, опера! - Никита Киров
Но он мужик умный и осторожный, надо подумать, как ему намекнуть.
— Бабка ему говорит, подайте, Христа ради, — водила уже переключился со знакомого мужика на анекдот. — А Ельцин у неё спрашивает: как же я тебе, бабка, подам? У меня с собой ни ракетки, ни мячика, ах-ха-ха! Прикинь, Сергеич, ни ракетки, ни мячика! А за кем, кстати, поехали? Кого крепить собрались?
— За Дружининым, — спокойным голосом сказал Якут, протирая очки клетчатым платком. — К его сожительнице. Мы вчера у неё были с Пашкой, не выдала, но соседи сказали, что он к ней приходил ночью. Там должен быть… гад.
Да, теперь я вспоминал — Дружинин, бывший зек, откинулся месяц назад и вскоре пришил соседа на гулянке по пьяной лавочке. Начал скрываться от нас по всему городу.
И он будет именно там, на квартире, начнёт угрожать сожительнице и её дочери, возьмет их в заложники, требуя, чтобы мы его отпустили. А потом выстрелит…
— Если увидит нас, запаникует, начнёт угрожать женщинам. Там же ещё дочка была, — проговорил я.
Какой непривычный голос. Мой молодой, уже не звонкий, но уже с хрипотцой, которая так нравилась моей первой, а потом и второй жене, и пока ещё не похожий на прокуренный скрип несмазанной двери.
— Да чё он будет угрожать? — протянул Степаныч. — Вовка-то? Да я его видел, он хмырь, соплёй…
— Возможно, — Якут надел очки. — Степаныч, не подъезжай близко к дому, пешком пройдёмся. На всякий.
Степаныч скептически хмыкнул.
— Хозяин — барин.
Он свернул возле маленького киоска с пивом, сигаретами и всякими сникерсами, возле которого столпились школьники, считавшие мелочь на жвачку со вкладышами, и заехал во двор, расплескав огромную лужу, мимо развалин сгоревшего видеосалона. Спалили его год назад, когда заречные воевали против Универмага, а новый не открыли, видеосалоны уже теряли популярность, но зато появлялись видеопрокаты.
Но нам нужно ещё дальше, в те жёлтые двухэтажки, к которым ещё идти мимо старых деревянных бараков, тоже двухэтажных. Райончик-то так себе, по работе приезжали мы сюда часто.
Я вышел из машины, чувствуя необычную лёгкость. Не ломит и не хрустит в коленях, и в спине, где у меня была вечная грыжа, нет неприятной ноющей боли. Грыжи вообще ещё нет, и желудок не режет от язвы, ещё не посадил я его на вечной сухомятке, и самое удивительное — курить не хочется. Фух! Вздохнул полной грудью и с удовольствием.
На счет курева, вообще распрекрасно, что не тянет… а то ведь я выкуривал бывало по две пачки за день в последние годы, а то и по три. В ящике стола в кабинете всегда лежал блок. А в эти годы ещё не пристрастился толком, в отличие от всех остальных коллег.
Рядом с ближайшим бараком, самым приличным на вид, потому что все окна были целые, а за ними были видны занавески, стояли красные жигули, «Четвёрка». Двери открыты, играла музыка.
— Сокровища Чёрного моря, — пел Леонтьев из динамиков авто. — Мечтает, мечтает он найти…
Багажник тоже открыт, в нём лежали мешки, которые по одному таскал в дом крепкий усатый мужик в афганке. Вытащив очередной, он поставил его на землю и вытер мокрый от пота лоб рукавом.
— Не рано картошку копаешь, Федька? — спросил Якут.
— Я рано садил, — приветливо отозвался мужик. — Покурим, Андрей Сергеич?
— Некогда.
Якута в городе знали все или почти все. Повсюду у него были знакомые, особенно в этом районе, где он когда-то работал участковым, ещё в советское время.
— Так ты думаешь, он может быть там? — спросил Якут, когда мы отошли.
— Да.
— Посмотрим.
Пока мы шли туда, я вспоминал обстоятельства дела. Вот тогда Якут уже в квартире заподозрил, что что-то не так, но оказалось слишком поздно, и он не успел среагировать. А я вообще не понял тогда, что происходит, до самого последнего момента.
Сожительница разыскиваемого, тётка лет сорока, тогда была поддатая, но это обстоятельство постоянное — она всегда пила, каждый день. А вот дочка у неё молодец, хорошо училась в школе и хотела уехать в другой город, чтобы поступить в институт и не видеть этого всего.
Дверь тогда нам как раз и открыла дочка, она нас впустила. Время — ещё утро, девушка в ночнушке, я подумал ещё, что она спала. Но почему-то же не пошла в школу, тогда-то мне и надо было заподозрить неладное.
Всё вспоминалось само, почти без усилий. Её мать, например, очень даже возражала, что мы вошли. Я собирался уйти, но Якут начал проверять комнаты, потом как из ниоткуда выскочил этот Дружинин с обрезом, схватил девчушку, прикрываясь ей, и…
Да, много времени прошло и многое подзабылось, но этот момент я часто крутил в голове и всё помнил, как будто вчера было. Если бы Якут заподозрил неладное раньше, если бы сам заметил, что что-то не так… было бы иначе.
И будет иначе. Филиппов — мой наставник, многому научил из того, что он, опер старой закалки, отлично знал. Он прекрасно видел, как страна менялась на его глазах, но его это не сломало, он работал дальше, не боясь ни братвы, ни кого-либо ещё.
Он должен жить. Как и мой отец, как и остальные мои друзья, кто не пережил это время.
— Вчера было открыто, — заметил Якут, когда мы подошли к закрытой двери подъезда. — Как попадём внутрь, стажёр?
Он-то прекрасно знал, что делать в таких случаях, но хотел проверить, что я, зелёный летёха, буду сам делать в такой ситуации, без его опеки. Даже стажёром в шутку меня назвал, хотя я офицер уже после школы милиции. Вот и видно по его лёгкой ухмылке, что он ждёт, как я поступлю.
Дверь деревянная, толстая, с кодовым замком, мода на домофоны в каждый подъезд ещё не пришла. Обычно или запирают на ключ, который есть у каждого жильца, или ставят замок, иначе подъезд живо оккупируют бомжи, выпивающая молодёжь или наркоманы, а то и все разом. Впрочем, этих замки не останавливали, они всё равно проникали внутрь.
Но задачка лёгкая. Несмотря на то, что замок поставили относительно недавно, и пальцы не успели отполировать нужные кнопки, кто-то тоненько, не слишком заметно выцарапал код
