Пионер. Назад в СССР - Павел Ларин
Кстати, очень надеюсь, удастся избавится от этого сосуда, как можно быстрее. Он действительно слишком слабый. Даже не беря в расчет возраст. Такое чувство, что Петя тяжелее этого чемодана ничего в руках не держал.
— Так, Ванечкин, ты — отдельно. Вот сюда. — Бегемот схватила меня за плечо и отодвинула в сторону. — Тебя отправим в медицинский блок.
Я не сопротивлялся. К тому же, для начала хотел осмотреться. Нужно оценить окружающую обстановку. Тем более подростки толпились вокруг Нины Васильевны, засыпая ее вопросами. Когда их будут распределять по отрядам? Как их будут распределять по отрядам? А можно по желанию? Короче, ерунда, ничего умного. Я отошел еще дальше. Толпа загораживала видимость и сбивала с мыслей.
Автобусов наблюдалось больше, чем выехало из города. Я насчитал пять штук. Так понимаю, это дети из других мест. Видимо, их собирали из разных школ или районов.
Покрутил головой, разглядывая местность. Мы находились на большой, квадратной площадке, посреди которой имелась высокая металлическая конструкция, наподобие трубы. Внизу этой конструкции уныло висел флаг. Красного цвета. Я видел такой в воспоминаниях Пети. Правда, было непонятно, есть ли на нем звезда и мужик или нету.
С одной стороны площадки стояло достаточно большое здание с широкими ступенями и высокими дверьми. На фасаде, под самой крышей висели синие буквы, из которых складывалось слово «Дружба». С другой стороны — тоже здание, но чуть меньше и полностью застекленное. Внутри было видно мого столов и стульев. Скорее всего, место для приема пищи. Живот тут же заурчал, намекая, что второе здание ему гораздо интереснее.
Из нашего автобуса вышли последние пассажиры и Нина Васильевна торжественно объявила, все не месте. Она была так рада этому факту, что без перерыва крутила головой, наблюдая за толкающимися рядом детьми, и улыбалась. Возле других автобусов происходило то же самое. Наверное, там имелись свои Бегемотихи, которые проверяли своих подопечных. За толпой детей не особо получалось рассмотреть.
— Эй, Ванечкин!
Я повернул голову. Вряд ли здесь найдется еще кто-то с настолько нелепой фамилией. Обращались точно ко мне. От соседнего автобуса, где бестолково суетились подростки, в мою сторону двигался пацан. Внешне…ну, скорее всего, мой ровесник. Может, на год старше. Разница была лишь в том, что смотрелся он гораздо приличнее Пети. Выше почти на полголовы, плечи широкие, походка пружинистая. Однозначно чем-то занимается. Заметно по тому, как двигается. Морда смазливая. Стрижка нормальная, кстати, не такая, как у меня. Подошел, встал, расставив ноги на ширине плеч. Одно из двух, либо пацан действительно увлекается спортом и ему привычно в такой позе, либо сейчас будет демонстрация силы. Обычно все так и начинается. К тому же, за ним двинулись еще несколько подростков.
— Ну, что, Ванечкин, — Он согнул руки, свел их перед собой и начал методично кулаком правой конечности стучать в открытую ладонь левой. Интересный жест. В нем чувствуется угроза. — Ты, надеюсь помнишь договор? Спор помнишь?
Вот черт… Какой еще спор? Я лихорадочно принялся перетряхивать те сведения, которые успел вытащить из сознания Пети. Нет там никакого спора. И этого спортсмена тоже нет. Хотя, вполне возможно, причина в том, что время, которое мы провели с настоящим Ванечкиным в одной голове, было слишком коротким и слишком эмоциональным. Для Ванечкина, естественно.
— Слушай… Как там тебя… Давай все это отложим. Хорошо? Спор, договор, что там еще. Не до этого сейчас…
Я честно старался быть культурным и вежливым. А это, между прочим, для меня вообще не свойственно. Пусть скажет спасибо, придурок, что не веду себя, как обычно. В зубы дал, мозги поджарил и до свидания. Ладно, с мозгами сейчас проблема, согласен. Но в зубы все равно могу. Попробовал напрячь мышцы. Черт… Похоже, и с зубами тоже пока не вариант. Тело –просто, как желе. Чем занимался этот пацан все свои четырнадцать лет, не пойму.
— Как там тебя… — Заржал один из товарищей спортсмена, передразнив мою фразу. Их за его спиной стояло трое. Такие же наглые и уверенные. — Слышишь, Федь, я не понял… Это он после своего приступа стал бессмертным.
Видимо, они видели ту сцену, которая случилась перед отъездом. Просто сюда мы ехали в разных автобусах. Эти пацаны сидели, наверное, во втором. Вот и не пересеклись раньше.
— Ванечкин, ты что-то попутал. Смотрю, смелости набрался.– У спорсмена, который завел весь этот разговор, рожа стала злая и красная.
Федя, значит… Я снова попытался перетряхнуть информацию, полученную от Петьки. Этого имени не было. Но зато появилось ощущение… злости и страха. Ванечкин очевидно знал наглого пацана и боялся его. Но при этом, ненавидел. Да е-мое… Только этого сейчас не хватало. Похоже, тут личная вражда. Или что-то такое.
Как же не вовремя…
— Федя… — Я начал осторожно подбирать слова. Исключительно по той причине, что отстаивать честь и достоинство Пети мне сейчас точно не с руки. А речь явно идет о чести и достоинстве. — Если уж тебе так принципиально, давай перенесем наш…мммм…договор, да? Вот его, давай перенесем на другое время. Например, через месяц. А лучше через три.
Понятия не имею, что там у них за противостояние и какой в итоге спор вышел. Но заниматься этим в данную минуту точно некогда. Я должен выяснить, как выбраться из этого сосуда и этого времени. На кой хрен мне нужен этот Федя.
— Да зассал он. — Влез еще один товарищ спортсмена.— –Ты что, не видишь? Зассал. Наверное, ляпнул, а теперь не знает, как соскочить. Слабо ему. Что и требовалось доказать. Ссыкло. Ванечкин подтвердил свое почетное звание школьного ссыкуна.
Если честно, я не хотел обращать внимание на то, что говорили эти дети. И в голове повторял одно и то же. Не выделяться…Не выделяться… Но… У каждого человека есть свои слабости. Больная мозоль. Вот на мою только что наступили. Причем нагло и беспардонно. Какой-то малолетний придурок в красной косынке, повязанной на шее поверх рубашки с коротким рукавом. Они все были с такими же косынками. И я, между прочим, тоже. Но речь не об этом. В общем, сорвало у меня стопы немного, потерял контроль. Просто никогда, никому не позволял говорить что-то подобное в свою сторону. Вообще никогда и вообще никому.
Сам не заметил, как оказался рядом с пацаном, который про «слабо» сейчас ляпнул. В одну секунду подскочил к нему, а потом… Ну, хорошо. Не надо было так делать. Признаю. Это вышло чисто машинально. Говорю же, рефлексы сознания, ничего не поделаешь.
Одним резким жестом я указательным и средним пальцем подцепил федькиного дружка за ноздри. Учитывая, что не ожидал этого никто, то никто и не сопротивлялся. Просто не успел бы. Тем более, как сделать правильно, я знаю. Правильно, это, чтоб нос, на хрен, вывернуло.
— А-а-а-а-а! — Пацан натурально взвыл. Естественная реакция. У него от боли брызнули слезы из глаз.
Товарищи орущего придурка, включая самого спортсмена, стояли, широко открыв рты и вытаращив глаза. Я дернул руку вниз. Из-за того, что на мои пальцы практически были натянуты ноздри малолетнего нахала, естественно, его поволокло следом.
Я наклонился к нему и тихо произнес.
— Больше. Никогда. Не называй. Меня. Так.
Старался отчетливо говорить каждое слово, чтоб он наверняка не только услышал, но и понял.
А потом сразу же убрал руку и сделал шаг назад. Потому что на вой придурка тут же среагировали Нина Васильевна и Елена Сергеевна. Он ухитрился переорать всех детей, вместе взятых.
Так как по распоряжению Бегемота я отирался в стороне от остальных, стычка наша произошла тоже в стороне. Ее нача́ла и развития никто не видел. По факту, когда обратили внимание на крик, ситуация выглядела следующим образом. Федя и его двое дружков замерли, вытаращив глаза. Третий, с которым мы не сошлись во взглядах на правила общения, схватившись за нос и согнувшись в три погибели, завывал в голос. Я, скромно сложив руки, стоял и смотрел максимально честным взглядом
