Пионер. Назад в СССР - Павел Ларин
— Нина Васильевна, чувствую себя прекрасно! Замечательно чувствую! Спасибо большое за Вашу заботу. — Я как можно шире улыбнулся Бегемоту.
На самом деле, хотел ее успокоить. Надеялся, тогда она отцепится. Но, похоже, перестарался. Не вполне еще контролирую лицевые мышцы. Вместо улыбки у меня вышел оскал. Эффект получился обратный. Бегемот не успокоилась, а сильнее разволновалась.
— Петя, вот зря! Зря ты так категорично отказался остаться в городе и сообщить маме о происшествии. Ты понимаешь, это может быть звоночек. Посмотри, как тебя сейчас перекосило. Гримасничаешь, словно обезьяна. А Вы, Елена Сергеевна…
Бегемот вытянула шею и строго посмотрела на блондинку, которая сидела ближе к середине автобуса.
— Если что, Вы и будете нести ответственность. — Продолжила Нина Васильевна, — Заметьте, я настаивала отправить мальчика домой. А Вы сказали, с ним все в порядке. Можно ехать.
— Нина Васильевна, со мной все отлично. — Я решил вмешаться. Блондинка мне была симпатична. — Честное слово. Немного закружилась голова, потому что сильно торопился. Бежал, боялся опоздать. И на улице жарко. Понимаете? Вот одно к одному и сложилось. Не переживайте. Маму тем более не нужно волновать.
На всякий случай перестал улыбаться, пока Нина Васильевна в панику не впала. Что-то ее моя улыбка нервирует.
— Да? Ну…Хорошо. — Бегемот вроде бы успокоилась. Надолго ли?
Я принялся осторожно, исподтишка изучать всех, кто сидел в автобусе. Так хотя бы можно отвлечься. Потому что, ко всему прочему, было невыносимо жарко. Не знаю, где они откопали такой древний транспорт. Нет, понимаю, прошлое, мало развиты технологии, но это же… Просто настоящая камера пыток. Жарко, душно, воняет. Кресла почему-то обтянуты синтетической тканью, похожей на шерсть. Но это точно не шерсть. У меня чешется от нее все и везде. Даже там, где теоретически чесаться не должно. Тело потеет, а тут дешевая ткань под знадницей. Открытые окна не спасают. Потому что открыты они вверху. Просто маленькие створки отодвинуты в сторону. Если куда и дует ветер, так это на потолок. Зачем потолку сквозняк, я не понимаю. Никакой логики. Никакой рациональности.
Будем надеяться, автобус — это исключение из правил. Не повезло, пока что. Доберемся на место, думаю, станет гораздо лучше. Петя ради Пионерского лагеря готов был намертво стоять против чужого вторжения. Только потому, что мечтал там оказаться. К сожалению, более точной информации не успел вытащить. Слишком эмоционально пацан думал. Много было переживаний, очень мало здравого смысла.
В любом случае, возвращаться домой нельзя. Там, если верить словам Нины Васильевны, мать пацана. Это опасно. Близкие люди — самая реальная угроза провала. Можно обвести вокруг пальца друзей, знакомых, но родных — нет. Она бы заметила странности в поведении сына сразу. Поэтому я приложил все усилия, чтоб отправится вместе с остальными в этот Пионерский лагерь. Хотя, если честно… Название мне уже не нравится. Хорошее дело лагерем не назовут. У нас в лагерях держат заключённых, осуждённых по гражданской статье. Надеюсь, здесь все иначе. Мне нужно время. Чтоб разобраться в ситуации и найти выход.
В принципе, дети — это, пожалуй, даже хорошо. Не вообще, а именно сейчас. Их сознание более гибкое. Меньше будут обращать внимания на странности. Кстати, по поводу детей…
Я обернулся назад, немного просунув голову между кресел.
За моей спиной сидели девочки. Одна — похожа на Селедку. Глаза навыкате и лицо какое-то вытянутое. А вторая…Та самая Маша Фокина. Сразу узнал ее. Правда, в мыслях Пети она выглядела гораздо привлекательнее. Но в жизни тоже ничего, пойдет. Мне сложно оценить девочку четырнадцати лет. Наверное, красивая. Тут признаю. Действительно красивая. Даже по моим меркам. Даже при том, что у нас некрасивых людей априори нет. Медицина и технологии на очень высоком уровне, внешность можно менять с раннего детства без особых проблем.
Но эта девочка неимоверно хороша. Светлые, волнистые волосы собраны в два хвоста. Каждый раз, когда Маша поворачивала голову, чтоб посмотреть в окно, они весело подпрыгивали. Глаза — серо-зеленые, с ободком на радужке. Ресницы — удивительно темные для природной блондинки. Пушистые и длинные. Ладно, могу Петьку понять.
— Привет. — Сказал я Фокиной и улыбнулся. Она нервно вздрогнула, а затем машинально подвинулась ближе к подружке.
Вот черт… Забыл. Мимика еще не совсем под контролем. Я, похоже, снова состроил гримасу. Пришлось убрать улыбку с лица, чтоб не пугать девчонку.
— Ванечкин, отвернись! — тут же влезла Селедка. — Ты сознание потерял. Вдруг болен чем-то. Не дыши в нашу сторону. Маша, возьми.
Селедка вытащила из кармана летних шорт два носовых платка, один протянула Фокиной. Ну, ясно… Носит с собой платочки, ведет дневник, стучит на одноклассников. Малолетняя стерва.
— Спасибо, Лена. Но… зачем? — Фокина с недоумением смотрела на протянутую вещь.
— Приложи к лицу. Ты видела, что с ним творилось? Может, это какая-нибудь… Не знаю. Корь, например.
Тут даже сама Маша прониклась тупостью подружки. Она посмотрела на Селедку с таким выражением лица, будто если кто-то и был здесь болен, то это точно не я.
— Лена, какая корь? От нее в детстве делают прививку. Ты забыла?
Но Селедка явно решила доказать свою правоту. Не знаю, по какой причине, однако ей, видимо, сильно хотелось, чтоб у меня наверняка была тяжелая болезнь. Желательно, смертельная. У этой Лены взгляд прямо зверский становился, когда он смотрела на мое лицо. Очевидно, Петя не входил в число ее друзей.
— Нина Васильевна! — Громко крикнула Селедка на весь автобус. — Скажите, а у Ванечкина случайно не корь?
Бегемота моментально подкинуло на месте. Она вскочила и начала пробираться в нашу сторону. Сделать это было не так просто. Автобус для прогулок не предназначен и расстояние между сиденьями было не очень широким. К тому же его трясло и подкидывало на ухабах. Мы давно свернули с трассы на какую-то проселочную дорогу. Бегемоту для маневра не хватало пространства. Она буквально протискивалась вперед. Но двигалась целеустромленно, решив, во что бы то ни стало, добраться до моего кресла.
Оказавшись рядом со мной, Нина Васильевна крепко ухватила меня за подбородок, задрала лицо вверх, мое же, естественно, и принялась вертеть его в разные стороны.
— Ванечкин, ну-ка открой рот. Открой рот, говорю! Покажи язык.
Я послушно сделал, что она требовала. Не драться же с ней. Хочет язык, пусть смотрит. Я могу и другое показать, более интересное. Потом вспомнилось, что тело уже не мое, а в четырнадцать лет вряд ли есть чем похвастаться. Стало немного грустно. Еще одну сторону жизни можно теперь исключить. Гадство…
Бегемот вглядывалась в мой открой рот несколько минут. Не знаю, что именно хотела разглядеть.
— Лена, откуда ты это взяла? — Додумалась Нина Васильевна, наконец, спросить Селедку. — Ванечкин, да закрой ты уже рот!
— Не знаю. Просто предположила. — Ответила малолетняя стерва.
— Господи… Тупикина…Лена…давай все предположения оставим при себе. Приедем на место, Петю еще посмотрят в медблоке. На всякий случай.
Бегемот попыталась развернуться, чтоб пойти обратно на свое место. Но ни черта у нее не вышло. Габариты не те. Поэтому Нине Васильевне пришлось пятиться назад до самого сиденья. При этом, она смотрела, не отрываясь, на меня, будто это я во всем виноват.
— Нина Васильевна, ну, перестаньте волноваться. Все хорошо. Уверена, у Пети на самом деле приключился тепловой удар. Или солнечный. — Елена Сергеевна, до этого молча наблюдавшая за происходящим, попыталась успокоить Бегемота.
При этом она сама несколько раз смотрела в мою сторону обеспокоенно. Но все равно поддержала, когда я сказал, что чувствую себя прекрасно и готов ехать в лагерь. Не знаю, почему. Даже интересно.
— Да что Вы? — Нина Васильевна как раз пятилась мимо того места, где сидела пионервожатая. — Хочу напомнить Вам последний случай. Когда мы попросили
наших прекрасных учеников написать сочинение на тему, как они видят близость себя и Родины. Помните? Нет? А я вот хорошо помню. Потому что отличился в первую очередь мой класс. Дети
