Ант Скаландис - Меч Тристана
— А ты, юнец, должно быть, любишь сражаться под дождем. Уж не в этом ли заключается твоя главная хитрость?
Моральт хохотнул, и Тристан крикнул ему вдогонку:
— Нет, достойнейший, мне абсолютно все равно, при какой погоде сразиться с тобою!
Однако Тристан действительно тянул время. Но ждал он не дождя, а наступления сумерек, неожиданно ранних от низкой облачности. Если продержится до темноты, ему не будет равных, он знал это. Когда-то ему даже дали кличку — Котяра — за уникальное зрение. Когда-то.
Очень-очень давно.
Теперь приходилось рассчитывать на вновь полученные умения да еще на заговоренный меч. Не очень-то верил Тристан во все эти штучки. Но что-то такое с его мечом делали. Белобородые почтенные старики в темных длинных плащах колдовали, помнится, над его клинком, бормотали диковинные слова, брызгали чем-то, цветные дымки через трубочку пускали — и все это на полном серьезе. Так что исключить наличие волшебных свойств у своего древнего оружия он не мог. Меч был действительно заслуженный, по преданию, дрался им когда-то сам король Пендрагон, а уж то, что именно этим клинком Тристан гнал из Лотиана герцога Мурлона Злонравного, сомнений не вызывало никаких — события удержались в памяти относительно неплохо. Хм, в памяти…
«Не отвлекайся, Котяра, — сказал себе Тристан. — Ведь если у них тут колдовские чары действуют без дураков, то и у Моральта клинок не простой — это тебе должно быть хорошо известно».
Уже четверых доблестных рыцарей Корнуолла обезглавил этот ирландский громила, а ведь они были на добрых три ладони выше Тристана, да и в плечах пошире.
«Черт, ну совсем не моя весовая категория», — думал Тристан.
Он пробовал молиться, но невольно срывался в мыслях на ругань, чередуя все известные ему языки, а знал он их немало. Он еще выдаст вслух эту тираду, когда сойдется с Моральтом нос к носу, и Моральт, знающий дай Бог три наречия, кроме родного ирландского, обалдеет от завораживающей музыки чужой речи, но это будет после, после, а пока…
Темнело медленно, ветер крепчал. Уж не забросило ли лодку Тристана на скалы? А впрочем, и хорошо. Особенно если лодка разобьется. Он ведь не должен возвращаться на ней ни в каком случае. И разбившаяся лодка — это перст Божий, Тристан отправится назад под алым ирландским парусом.
«Двое живых приплыли сюда, но лишь один живой покинет этот остров!» Какие искусственные слова! Неужели он сам произнес их в ответ на оскорбление Моральта? Впрочем, на древнеирландском прозвучала фраза не только эффектно, но и вполне обыденно, зато теперь, когда он мысленно перевел ее…
Или порывы норд-оста кажутся злее лишь потому, что они поднялись на открытое ровное пространство? Наверное, красиво смотрятся сейчас со стороны два мрачных рыцаря в посверкивающих доспехах. Как на сцене, как на арене цирка. 1де же вы, зрители? Тристан знал, что зрители есть, точнее, будут, точнее, он чувствовал это, точнее… Да ничего тут невозможно было объяснить, не то чтобы точнее, а вообще элементарно внятным образом. Зрители-то были потусторонними, но именно поэтому он и не смел обмануть их ожиданий.
Моральт остановился шагах в тридцати от Тристана, вынул из ножен меч, поднял его, осенив весь остров крестным знамением, приложил клинок к шлему и чуть заметно поклонился в сторону противника. Юный рыцарь повторил все эти ритуальные движения и добавил к ним некоторые свои, малопонятные Моральту и явно озадачившие его. Впрочем, Моральт был не из тех, кого можно надолго озадачить.
Ирландский гигант переложил меч в левую руку, в правую взял коротенькое копье и пошел на Тристана, медленно, но заметно наращивая скорость.
Пора было сходиться. Не предварять же поединок позорным бегством! В общепринятом здесь понимании любое, даже самое хитрое отступление — это бегство. Оставим хитрости на потом, они у него всегда в запасе, а начинать надо с более примитивных вещей. Вперед!
В какой-то момент Тристану показалось, что Моральт будет наращивать и наращивать скорость, и уже не сможет остановиться, не сможет даже повернуть, как носорог, и, значит, надо только удачно выбрать позицию и заставить врага врезаться в скалу, чтобы он сам, сам разбился в лепешку!..
Но нет, Моральт оказался действительно опытным бойцом: он знал, что такое искусство уворачиваться и что такое искусство настигать, тяжелый, он был еще и ловок. Поэтому неистовый танец Тристана, тычущего копьем в пустоту, напоминал не столько пируэты охотника на носорогов, сколько отчаянные вероники начинающего торреро, оказавшегося один на один с самым свирепым и хитрым быком.
Они поймали друг друга одновременно, оба копья хрустнули о доспехи, как сухие тонкие веточки, однако Моральт устоял, а Тристан от удара рухнул. Чудовищной силы был удар, и, с грохотом прокатившись по камням, молодой рыцарь ощутил резкую боль под ребром. Уж не перелом ли? Вскочил как ошпаренный. (Привычка — вторая натура.) Однако Моральт в рыцарском своем благородстве не нападал на лежачего. Выжидал.
А может, он просто смеялся над щенком, не считал для себя возможным торопить схватку, растягивал удовольствие? Да нет, не такой он дурак! По первому раунду должен был почувствовать, что в мастерстве Тристан не уступит, массы ему не хватает, да, но это еще не весь успех.
— Тебе пока не поздно сдаться, безумец, моя ладья увезет нас обоих, — пробасил Моральт самодовольным тоном.
— Поздно, Моральт Ирландский, поздно, — тихо произнес Тристан, первый раз не назвав его достойнейшим. — Слишком поздно. Скрестим же наши мечи!
— Скрестим, безумец!
Наверное, он и вправду был безумцем. Удары сыпались градом, да какие удары! Тристан успевал подставлять меч, но, во-первых, с каждым разом жесткость возводимых блоков падала, все-таки мышцы не железные, а во-вторых, каким-то шестым чувством ощутил он слабину своего клинка: искры сыпались на мокрые камни, звон становился все глуше, и наконец в один далеко не прекрасный момент он отчетливо услышал металлический треск, не скрежет, как полагается, а именно треск. Оказалось ли ирландское колдовство сильнее корнуоллского, думать было некогда. Ясно одно: законы физики действовали и в этом мире вполне исправно, и тело с большей скоростью движения имело больше шансов сохранить свою внутреннюю структуру. Это в равной мере касалось как мечей, так и их собственных кровью наполненных кожаных мешков с костями.
Зловещий треск окончательно выбил Тристана из колеи, он стал пропускать удары. Уже не по шлему из вороненой стали и не по панцирю, а по незащищенным участкам тела: предплечье… голень… плечо… поясница… бедро… Бедро! Вот с бедром было хуже всего. Острие клинка вонзилось особенно глубоко, боль показалась особенно жгучей, и уродина Моральт захохотал как-то особенно злобно:
— Тебе конец, Тристан! Меч мой смазан был специальною мазью, и раны от него не заживают. Я предупреждал тебя, безумец!
«Предупреждал?! Спасибо. Вот только умирать-то мне нельзя, никак нельзя…»
Тристан, конечно, не оставался в долгу: по рукам Моральта тоже струилась кровь, да и левую ногу он приволакивал, и все же силы гиганта были явно превосходящими.
Теперь у молодого и легкого рыцаря остался только один шанс: совершить то, чего противник не ждет, к чему он не готов ни при каком раскладе. Только бы еще хватило здоровья на такой трюк.
Тристан в очередной раз увернулся, отступил, примерился и, вложив все оставшиеся силы в этот удар, выбил ногой меч из руки Моральта. Хруст раздался знатный — очевидно, он сломал врагу кисть. Исполин взревел от боли, и в тот момент, когда Тристан, не хуже ирландца обученный благородству, уже отбрасывал в сторону свой клинок, обиженный громила, очевидно, посчитавший, что правила ведения боя нарушены теперь раз и навсегда (а может, он просто хотел жить?) — в общем, Моральт неожиданно подхватил оружие здоровой левой рукой и замахнулся. Но Тристан еще раз удивил опытного врага. Увернувшись от резкого выпада, он отскочил и сбросил с себя сначала шлем, а затем и нагрудный панцирь.
— Ты решил сдаться?! — взревел Моральт. — Вот именно теперь ты решил сдаться?!
И снимая шлем в благородном встречном порыве, ирландец добавил как-то обессилено и печально:
— Все равно я убью тебя.
На то, чтобы бросить меч, благородства его не хватило, да и не принято вроде было у них устраивать кулачные бои, не владели они этим в должной мере.
Ладно. Пора.
Первое — забыть про боль. Второе — сконцентрировать энергию. Третье — поймать противника на обманном ударе. Все это он напоминал себе, автоматически выполняя заученные давно и навсегда классические ката косики карате. Движения Тристана гипнотизировали ирландца, он следил за ними как завороженный. Левая рука судорожно сжимала рукоятку меча, а походка становилась все более неуклюжей. Моральт тоже выбирал момент.
