Ант Скаландис - Меч Тристана
— Я принимаю вызов! — прокричал Тристан.
А мудрейший король Марк, прочитавший без ошибки все чувства на лице молодого рыцаря, не стал его отговаривать.
И только женщины Корнуолла плакали навзрыд, провожая Тристана к морю.
* * *Он приоткрыл глаза, поглядел на солнце из-под полусмеженных век, сделал еще пару глотков и вспомнил нечто уж совсем странное. Вспомнил детство свое. Вот только не его это было детство. Точно знал — не его, а вспомнил как свое. Из книжки так не запоминается, из кино — тоже. Такое пережить надо. Но откуда что взялось, как это может быть? Кто он? Все путалось, все перемешивалось в голове, и только яркие картинки лично пережитого им чужого детства выплывали из розово-золотистого тумана.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
и самая длинная во всей книге, поскольку в ней нашему герою никак не удается вспомнить что-то особенно важное для него, а потому и автору никак не удается поставить точку
— Мальчик мой, — говорил старый барон Рояль по прозвищу Фортепьян, разглаживая длинные седые усы и прихлебывая эль из большой деревянной кружки. — Хочешь, я расскажу, почему тебя назвали таким необычным именем — Тристан.
— Хочу, — отвечал Тристан, лежа в детской кроватке.
Спать ему совершенно не хотелось, а больше всего на свете мечтал он попробовать эля. Странный запах манил и пугал одновременно, а слова матушки-воспитательницы Брунхильды о том, что детям ни в коем случае эль пить нельзя, подогревали жгучий интерес. Тристан все ждал, когда Рояль отойдет хотя бы на секундочку, а кружку оставит на столе рядом с кроваткой, но Рояль всегда уходил и приходил вместе со своей кружкой. Эль оставался для Тристана просто запахом, и мальчик начинал представлять себе, что от одного-единственного глотка мутновато-желтой жидкости сможет перенестись в далекие края или преисполниться невиданных сил и творить чудеса. Интересно было вот так мечтать. Но и старик Фортепьян интересно рассказывал.
Действительно, почему его назвали Тристаном? И кто еще мог поведать об этом? Ведь ни отца, ни матери своей он никогда не видел.
— Так вот, мальчик мой, — начал Рояль, — уже много лет правит у нас Корнуоллом славный король Марк. А вассал его, король Рыбалинь, владел Лотианом, что на юге Альбы. Доблестным рыцарем был Рыбалинь Лотианский, в молодые годы многие страны объехал, многих врагов победил, за морями бывал и прозвище свое — Кагнинадес — получил, говорят, в Испании. На одном из тамошних наречий означает оно «достойный пример для подражания».
Вместе с Марком отражали они набеги захватчиков и побеждали их во славу великой земли логров и короля ее Артура. И столько раз Рыбалинь помогал Марку в самую тяжелую минуту, переправившись морем из Альбы в Корнуолл, что не смог Марк отказать ему в просьбе, когда возжелал тот сестры его — белозубой красавицы Блиндаметт с глазами цвета морской волны. О! Она действительно была прекрасна, как лилия, как белая роза, а улыбка ее сверкала жемчугами. Они любили друг друга страстной любовью — Рыбалинь и Блиндаметт — и сочетались браком в главном храме Тинтайоля, и король повез молодую жену в родной Лотиан, и взял с собой лучших бойцов. Ведь как раз тогда прошел слух о коварстве и злодеяниях герцога Мурлона, возомнившего себя властителем всей Альбы. Рыбалинь надеялся быстро восстановить порядок, но недооценил Злонравного Мурлона. И как только причалил корабль к берегам Лотиана, так сразу и понял король, что страна его разорена и почти погублена, а потому поселил беременную жену в единственном сохранившемся родовом замке Эрмениа, а сам отправился на войну. Да и мог ли он поступить иначе?
Красавица Блиндаметт осталась со мною. Рыба-линь доверял мне как самому себе, я ведь никогда никого не подводил. Никогда. Потому и прозвище получил — Фортепьян. На старинном языке пиктов означает оно «верное слово».
А Рыбалинь погиб на той войне. Мурлон Злонравный вероломно и подло убил твоего отца, Тристан. Он подослал к нему наемных рабов, так не поступают благородные рыцари, а красавица Блиндаметт, узнав о смерти мужа, даже не заплакала. Я помню, как это было. Я поразился: неужели любовь ее так быстро угасла в разлуке, что даже слезам не нашлось места в трагическую минуту? Но уже через мгновение понял я, как жестоко ошибся. Она не позволяла себе плакать, потому что под сердцем носила тогда тебя, Тристан, и главным было, чтобы ты остался жить. Она все силы свои до последней капли отдала именно тебе. Представляешь, не всхлипнула ни разу, не застонала, не произнесла ни единого слова, только сделалась бледной, как свежевыстиранное полотно, а руки и ноги ее стали вдруг вялыми и безжизненными. Она уже не подымалась более, и хотя мы все уговаривали белозубую молодую красавицу остаться с нами, душа ее отчаянно рвалась из тела на небо. Три дня продолжались схватки, а на четвертый она родила тебя, взяла на руки и проговорила:
— О, любимый сын, как давно я мечтала о тебе! Слава Господу, я вижу перед собой это чудесное создание! Еще ни одна женщина не рождала на свет никого прекраснее. Разве только Дева Мария, подарившая нам Христа. И видит Он, это действительно так. Но в печали родила я тебя и в печали умираю теперь, а потому и называть тебя станут отныне именем, означающим «полный печали» — Тристан. Пусть это магическое слово примет на себя всю горечь и грусть и тем самым поможет тебе прожить свой век ярко и счастливо.
Произнесла матушка твоя Блиндаметт такую речь и закрыла глаза навсегда, и устремилась душа ее к Богу, а ты, милый мальчик, остался на моих руках, ибо никого ближе меня у тебя теперь не было и нет.
* * *Господи, неужели ему в самом деле было тогда только шесть лет?! Как он мог понять все, что рассказывал Рояль, понять и запомнить? А ведь запомнил! Чудеса. И понял. Настолько хорошо понял, что после никому ни слова.
В тот день, когда умерла его мать, воины Мурлона окружили замок Эрмениа. Умудренный опытом Рояль Фортепьян быстро сообразил, что плетью обуха не перешибешь, и сдался Злонравному Мурлону. А дабы сохранить жизнь королевскому отпрыску, выдал его за своего ребенка и действительно воспитывал потом с собственными сыновьями.
Как это было принято, женщины в доме Рояля опекали Тристана до семи лет, а затем, став отроком, перешел он на обучение к одному из знаменитейших наставников в Лотиане — легендарному оруженосцу Курнебралу.
То был мужчина с крепкими мускулами и недюжинным умом, и роста огромного, и души широкой. Словом, большой человек во всех отношениях. Уж если брался за какое дело — делал по-крупному, не размениваясь на мелочи.
А юного Тристана природа наделила многими редкими способностями — физическими и умственными в равной мере. Для Курнебрала заниматься с ним было одно удовольствие. Да и мудрецы, призванные наставнику в помощь из-за странного желания Рояля вырастить Тристана знающим рыцарем, тоже на успеваемость ученика не жаловались. Уже к двенадцати годам постиг мальчик основы семи искусств и все умения, которыми полагается владеть настоящему барону: верховая езда и бой на мечах, метание копья и бег, прыжки через ров и лазанье по стенам, стрельба из лука и бросание в цель каменных дисков, охотничье дело, дрессировка собак, стихосложение, наконец, игра на арфе и роте. А еще были у юного Тристана особые умения и таланты — он необычайно красиво вырезывал по дереву и с фантастической точностью подражал голосам птиц. Человеческие песни самых разных племен исполнял он тоже прекрасно, а языков, которые понимал и на которых мог говорить к восемнадцати годам, насчитывалось уже не менее двадцати.
Кроме того, благородный Курнебрал приучил Тристана с младых ногтей ненавидеть всякую ложь и подлость, не прощать предательства и вероломства, но всегда помнить добро, помогать слабым, быть справедливым с подданными и твердо держать данное слово.
Когда же юноша стал немного постарше, Курнебрал объяснил ему все, что должен знать истинный рыцарь, желающий покорить сердце женщины. Слушать об этом было интересно, молодую кровь Тристана будоражили цветистые рассказы старого многоопытного знатока и любителя женской красоты, но про себя юный барон, преисполненный гордыни и с трудом подавлявший ее, полагал, что при его-то умениях и внешних данных не должно возникать проблем с девушками.
Мог ли он представить себе, насколько сильно ошибался!
Первая женщина, с которой предался он любовным утехам, повергла его в глубокую тоску. Она была мила внешне и вроде даже неглупа, но принадлежала другому миру, она была не ровня ему.
«Королевская кровь, — подумал Тристан. — Я получу радость от соития только с принцессой, только с особой королевского рода».
И появилась еще одна девушка, более знатная, и еще — дочь герцога, и наконец — принцесса Оркнейская. Но результат оказывался прежним. Потому что не было главного — любви.
