1914 - Василий Павлович Щепетнёв
МАНИФЕСТ
Божьей Милостью,
Мы, Николай Вторый,
Император и Самодержец Всероссийский,
Царь Польский, Великий Князь Финляндский,
и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем верным Нашим подданным:
В годину испытаний, когда братские народы, связанные узами крови и веры, вступают в распрю губительную, Наш священный долг — возвысить глас разума и милосердия.
Отныне Россия провозглашает себя в стороне от брани, раздирающей земли Сербии и Австро-Венгрии. Пусть меч уступит место слову, а ярость — мудрости.
Первейшая заповедь Наша — хранить Россию от бедствий войны, коими пали жертвой иные державы. Не поднимем оружия Мы за пределы Отечества, ибо нет чести в пролитии крови русской ради чуждых распрей. Нейтралитет Наш есть щит, данный Нам Богом для спасения миллионов жизней.
Взываем ко всем воюющим сторонам: положите конец вражде, дабы мир утвердился без аннексий и контрибуций, на началах справедливости и уважения суверенитета. Пусть каждый народ сам устраивает судьбу свою, под сенью креста и закона.
Главное служение Царя — не в славе завоеваний, но в том, чтобы возвеличить Россию трудами мирными, умножить её богатства, укрепить дух народа. Счастье подданных Наших — вот мерило правления Нашего. Сего ради все силы Отечества должны быть обращены на стезю просвещения, развития и благоденствия.
Верьте, чада России: пока Мы на престоле, ни единая капля русской крови не прольётся напрасно. Молитесь со Нами о ниспослании мира Европе, дабы ветры брани не достигли святых рубежей Наших.
Дан в Санкт-Петербурге,
в шестнадцатый день Августа,
в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое,
Царствования же Нашего в двадцатое
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано:
НИКОЛАЙ
Глава 20
17 августа 1914 года, воскресенье
Не время
От вокзала до Зимнего дворца путь недолог, но сколь он значителен в этот торжественный час! Карета, запряженная шестёркой серых в яблоках лошадей, двигалась по петербургским мостовым, словно ладья по волнам истории. По сторонам, застыв в почтительном молчании, стояли подданные — купцы в долгополых сюртуках, мастеровые в засаленных картузах, дамы с зонтиками, украшенными кружевами. В их глазах читалось нечто большее, чем просто любопытство: благоговение, восторг, та почти мистическая преданность, которую лишь один человек на земле мог вызывать — Богом данный Государь.
Конвой Его Величества во всём своём блеске окружал карету непроницаемым строем. Казалось, сама История в этот миг не дышала, затаившись перед великим свершением.
В Малахитовой гостиной, где некогда решались судьбы империй, собрались избранные — те, кому выпала честь стать свидетелями момента, который потомки назовут поворотным. Луч августовского солнца скользнул по золочёным рамам, по бархату драпировок, по строгому лицу Государя, склонившегося над Манифестом. Перо скрипнуло — и вот уже судьба миллионов определена. Затем — шествие в Николаевскую залу, где под сводами, помнившими ещё голос Александра Миротворца, прозвучали слова, которые должны были успокоить, возвысить, объединить. И когда зазвучало «Спаси, Господи», даже самые чёрствые души не устояли: слезы катились по щекам генералов, министров, придворных. И всем почудилось, будто сама Россия в этот миг вздохнула с облегчением. Родила!
На балконе, выходящем на Александровскую площадь, Их Величества предстали перед народом — бескрайним морем голов, платков, шапок. Тысячи, десятки тысяч людей, слившихся в едином порыве. Государь поклонился — и в ответ грянуло такое «ура», что, кажется, дрогнули стены Зимнего. «Единение Царя с народом» — фраза, ставшая штампом в газетах, но в этот миг обретшая плоть и кровь.
А потом — поезд. Опять стук колёс, опять мелькающие за окном то берёзы, то рябины, путники и лошади, бабочки и птички. Царское Село, тихое, уютное, далёкое от столичной суеты.
Весь этот пир духа обошёлся без меня. Я остался во дворце, в своих покоях. Рано мне выезжать, рано. Доктора решили, что сестрам можно, а мне — нет. «Домашний режим», — сказали они. Постель покидать можно, дворец — нет. Впрочем, если честно, не так уж и хотелось.
И всё торжество мне описали девочки, сострадательно смотревшие на меня — пропустил такое событие. Описали высоким слогом, чтобы — прочувствовал.
— Их был миллион! — воскликнула Мария, её глаза сияли, как сапфиры. — И все молились на нас!
— Единодушие поразительное, — согласилась Ольга, всегда точная в словах. — В витринах всех магазинов — портреты Papa и Mama, украшенные цветами. Это Маклаков докладывал.
Да, Маклаков — наши глаза. Сестрам не суждено бродить по магазинам, любоваться витринами, трогать ткани — увы, это не для них. Мальчики охотятся, рыбачат, девочки… девочки мечтают о простых радостях. Инстинкты добытчиков и собирателей — так было написано в «Газетке», и в этом есть доля правды. Селянки собирают грибы, овощи и фрукты, горожанки — ходят по магазинам. Шоппинг. Увлекательнейшее занятие, особенно, если есть деньги. У сестёр денег изрядно, но по магазинам не ходят. И малы ещё, и вообще… По каталогу заказывайте! А хочется самим. Очень. Ничего, и это я изменю — если доживу.
Мы тем временем пишем статью в «Газетку» — разъяснение Манифеста для наших читателей. Передовицу в очередной номер. Ольга, как всегда, берёт на себя главную роль: её перо твёрдо, её слог ясен. Я же — лишь vox populi, голос из толпы. Суть Манифеста проста: Россия — великая держава, и она сама решает свою судьбу. Ныне, в безмерной мудрости своей, Государь возвестил: нам нужен мир. Мир, который укрепит наше благоденствие, умножит достаток, сохранит жизни. Враги же мира — это враги России, враги народа. Они жаждут принести на нашу землю кровь, пот и слёзы. Но народ не потерпит врагов, желающих ввергнуть наше Отечество в пучины горя и смерти. Не потерпит!
Пишет Ольга, мы лишь на подхвате, а она — первая скрипка. Можно сказать, генеральный секретарь Империи. Пока негласный, но дайте срок! Моего в статье было лишь выражение «кровь, пот и слёзы» — вспомнилось из будущего. Из предыдущей жизни. Но выражение звучное, пригодится. Ничего, у меня таких выражений найдётся изрядно.
Телеграф принёс новости. Кайзер Вильгельм, этот вечный актёр на сцене европейской политики, произнес речь, в которой заявил: покуда война Австро-Венгрии и Сербии остается войной двух стран, Германия не намерена вмешиваться в этот конфликт. Германия — миролюбивая страна, и хочет только мира, честного и справедливого. И для себя, и для всей Европы. И потому призывает воюющие стороны поскорее перейти к переговорам.
Ура? Ура, да… но с оговорками.
Другая телеграмма от
