Ц-5 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Ощутив, как напряглась Рита, я не стал уворачиваться.

— Инна приходила ко мне домой. Лечил ее.

Сулима запрокинула голову, раскрывая и без того большие глаза, полыхнувшие космической чернотой.

— Ты… снова?! Вот здорово! — воскликнула она. — И… И что? Теперь Инка сможет родить ребеночка?

— Да. Хм… У меня такое ощущение, что ты ревнуешь.

— Ну-у… — завела Рита, и сжала большой палец с указательным. — Немножечко.

— Не стоит, — я привлек ее к себе, и девушка охотно прижалась. — Что было, то было. Прошло.

— Правда?

— Правда.

— А я? — подружка пытливо глянула мне в глаза.

— А ты всегда нравилась мне больше всех. Ты мне очень дорога, я не хочу обидеть тебя даже по неосторожности. Я думаю о тебе с нежностью, меня сильно тянет к тебе… Я скучаю по тебе, когда далеко, и мне приятно, когда ты рядом, но…

— Но? — замерла Сулима.

— Я не знаю, как все это назвать…

Рита засмеялась радостно и облегченно.

— Глупенький мой… — ласково заворковала она. — Ты втрое, даже вчетверо старше меня, а путаешься в элементарных вещах! Мишечка, «всё это» называется лю-бо-вью!

— Эй! — разнесся по-над сквером высокий голос Тимоши. — Долго вы там лизаться будете? Стынет же всё!

Я помахал рукой тоненькой фигурке, негодующей с балкона.

— Сейчас! Мы сейчас! — задористо отозвалась Рита, и проинструктировала тоном пониже: — Обнимешь меня за талию, когда мимо бабок пойдем.

— Бесстыдница! — пригвоздил я ее.

— И еще какая! — мурлыкнула девушка, загадочно улыбаясь.

— Штрафную! Обоим! — разбушевался Изя.

— Ой, ты как скажешь… — недовольно нахмурилась Альбина.

— А чё?

Дюха посмотрел на Тимошу, та величественно кивнула, и он щедро плеснул красного, приговаривая:

— Попробуйте только не выпить… Вот, только попробуйте!

— Да это кагор! — рассмеялась Зиночка. — Он сладкий!

Виновница торжества еще пуще похорошела — глазки блестят, улыбка мнет яркие губки, а простенькое синее платье в мелкий горошек с отложным белым воротничком очень шло Тимоше, о чем я не преминул сказать.

— Спасибо! — сверкнула зубками девушка. — Но от штрафной все равно не отделаетесь!

— А мы и не собирались! — фыркнула Рита, лихо опрокидывая свою порцию.

— За тебя, Зиночка, — улыбнулся я, поднимая граненую рюмку.

— Блин-малина! — огорчилась Сулима. — А я забыла совсем про тост!

— Да ладно… — великодушно повела рукою Тимоша. — К столу, товарищи, к столу!

— А твои где?

— А они сами в гостях!

Загремел выход на балкон, и в комнату ввалились близняшки, пропихивая Жеку. Юрка Сосницкий, заходивший последним, аккуратно прикрыл узкие двери. Было заметно, что держится он напряженно, впервые попав в наш «ближний круг», но тужится не «потерять лица», как японский самурай.

— Миша пришел! — зазвенела Маша. — Привет, привет!

— Марго! — куртуазно прогнулся Зенков. — Я сражен!

Рита, скинув курточку, осталась в обтягивающем макси приятного красноватого оттенка. Обновка открывала царственные плечи, если не считать тонких бретелек, и опускала приятный вырез декольте.

— Мерси! — чопорно ответила Сулима. — Я в нем на выпускной пойду. Мишечка, как тебе? — повертелась она передо мной.

— Потом скажу, — пообещал я. — На ушко.

«Сраженный» Жека заюлил вокруг надувшей губы Маши, а Сосна, понятливо ухмыляясь, крепко пожал мою руку.

— Между первой и второй перерывчик небольшой! — бодро затараторил Динавицер, плотоядно потирая руки.

— Ой, Изя!

— А чё? Я есть хочу!

Веселый смех загулял по комнате, и словно нагнал жару. Выпив и закусив, как следует, все ощутимо расслабились, даже Сосна впал в релакс. Отдав дань глубочайшего уважения биточкам и пюре, я будто погрузился в легкую нирвану, плавая в «теплой, дружеской обстановке».

Парни выделывались перед девчонками, прелестницы смеялись, незамысловато радуясь юности, самой жизни и своей красоте. Классика.

Дожевывая зразу, Жека вскочил, бросаясь к своему кассетнику, и утопил клавишу. По комнате поплыла биттловская «Девушка».

— Пошли! — затормошила меня Рита, и я предложил спутнице руку. Спутница церемонно согласилась.

Обжать ладонями узкую талию… Гладкие ручки ложатся на плечи… Мы закачались в темпе камыша, клонившегося под ветром, плавно кружа под давнишнюю мелодию.

She`s the kind of girl so much, it makes you sorry.

Still you don`t regret a single day.

Ah, girl, girl, girl…

Черные глаза напротив повлажнели.

— А что ты мне хотел сказать на ушко? — бархатистый голосок втекал в меня, будя темную сторону. — Тебе не нравится мой наряд?

— Очень нравится, — вздохнул я. — Просто… Понимаешь, ты в этом платье слишком красива, красивее себя… Слишком женственна и откровенна. Поэтому оно мешает, и его хочется снять!

Рита, лукаво щурясь, погрозила мне пальчиком.

— Бог любит троицу! — развязно провозгласил Изя, лишь только растаял последний аккорд «Girl».

— Ой, турок… — вздохнула Аля.

— А чё? Пора!

Светлана затормошила Тимошу:

— О чем задумалась?

— Да вот… — Зиночка слабо повела рукой. — Какой-то месяц остался — и всё. Пройдет наше детство…

— Да оно и так затянулось, — проворчал Дюха, высматривая, что бы ему еще съесть.

— Житие мое… — вздохнула Света, настроившись на волну Тимоши. — Знаете, а мне вот жаль, что школа кончается… Нет, не то говорю. Что — школа… Жалко, что мы расстанемся! Разбежимся, разъедемся…

— А давайте, не будем! — воскликнула Маша. — Давайте, не будем! Вон, Миша в МГУ поступит, Ритка — в Московский финансовый, я — в Строгановку. Ну, и вы давайте! С нами вместе!

— В МГУ? — хрюкнул Динавицер.

— В Москву, балда!

— Ой, я не знаю, — заволновалась Альбина. — Так далеко… и… и страшно!

— Тебе-то чего бояться? Ты ж отличница!

— Всё равно…

Я встал, и друзья уставились на меня.

— Хочу поддержать Машу! Да пускай московские преподы хоть трижды строгие, но они же самые лучшие! И я хочу выпить за то, чтобы им достались самые лучшие студенты — мы с вами!

— За нас! — завопил Дюха. — Ура-а!

— Да будет так! — грянул Изя ломким баском.

Фужеры, бокалы и рюмки, сверкая гранями хрустального узора, сошлись в звенящем напеве.

Среда, 5 мая. Утро

Средиземное море, борт БПК «Сторожевой»

Море плескалось от горизонта до горизонта, по южному синее, словно отражавшее безоблачное небо. Обливные валы плавно перетекали, повинуясь теплому ветру, и душа пела, внимая голубеющему простору. Картинка!

Матрос Иван Гирин покосился на строгого лейтенанта, и заулыбался, отворачиваясь. А он еще служить не хотел! Всё переживал, что на флот угодил. Три года — это тебе не два, как у Васьки Кравцова. Отслужит Васёк два лета да две зимы в погранцах — и домой! А ему еще год палубу голячить…

Кто ж знал, что «коробка», эта душная стальная казарма, не у причальной стенки торчать будет, а двинет в боевой поход? В настоящий круиз «Вокруг Европы»!

Покинули они Ригу на рассвете, прошли узостью между Данией и Швецией — в ночной темноте светились огни настоящего Копенгагена! «Сторожевого» могуче качала Атлантика, крутились поверху ВЦ[1] — натовские «Нимроды», как надоедливые мухи, а в Ла-Манше их даже какой-то корвет сопровождал. Королевского флота!

Он сам, собственными глазами, видел белые скалы Дувра. Ну, подумаешь, в «цейс»… Видел же! Мимо Португалии шли… Испании… Африка, настоящая Африка по правому борту! А потом целых три дня БПК простоял в Тунисе, в той самой Бизерте, куда беляки весь свой флот загнали ржаветь.

Иван снова расплылся. Надо будет обязательно Машке ту фотку послать, где он в Карфагене. На верблюде!

Не-е… Так еще можно служить…

— Матрос Гирин! — по-уставному отчеканил лейтенант.

— Я!

— Сдавай вахту — и отдыхать.

— Есть!

После обеда БПК вошел в терводы Израиля. Как объяснил замполит, сионисты не такие уж и гады. В любом случае, арабы куда гаже. Так что, если уж дружить с кем-то на Ближнем Востоке, то лучше с евреями. Да и, потом, кто нынче прописан на Земле Обетованной? Наши! А со своими договориться легче…