Виталий Корягин - Винг
— Но ведь он и на тебя покушался…
— Что, между прочим, осталось недоказанным! А вот за то, что мы с тобой год назад прецепторию чуть не вдребезги разнесли, нам, таки, как сказал бы Шимон, могут нашлепать по попе.
— По попе мы и сами можем…
— Что ж нам, и здесь орденский дом громить? — ухмыльнулся Эдвард, — все-таки, богоугодное заведение…
— Вот давай сходим и выясним, а то, если не пойдем, любопытство насмерть заест. Меня-то уж — во всяком случае!
Решили завтра же и пойти.
Командор Акры принял их в просторной келье с большим столом, заваленным пергаментными свитками. На стенах кабинета разместилась большая коллекция холодного оружия, как европейского, так и восточного. В углу стоял манекен в новейшем комплекте рыцарских доспехов, вроде тех, что Иегуда год назад подарил Эдварду.
Хозяин, высокий смуглый провансалец с кустистыми бровями и орлиным носом, пригласил гостей присесть на лавку, покрытую ковром, отослал послушника-провожатого и сразу перешел к делу:
— Благородный сэр! — поклонился Эдварду. — Сквайр! — кивнул гэлу.
— Я, командор ордена Храма Господня Пердикка де Кастр, вызвал вас сюда в связи с расследованием, порученным мне гроссмейстером, его преосвященством Робером де Сабле.
— У меня здесь имеются два заявления относительно вас, сэр, — тамплиер показал на стол, — одно от барона де Во, милорда Томаса Малтона де Гилсленда о нанесении увечья его рыцарю, и о похищении оруженосца этого рыцаря — это ведь вы, джентльмены? — комтуром Тевтонского ордена бароном Рейнвольфом фон Штолльбергом.
Эдвард и Алан переглянулись и одновременно кивнули.
Де Кастр выразил удовлетворение холодной улыбкой.
— Также мы здесь имеем встречное заявление от барона Рейнвольфа фон Штолльберга, комтура Тевтонского ордена, о воспрепятствовании ему в несении патрульно-дорожной службы, о нападении на него же с целью освобождения из-под стражи подозрительных еретиков-схизматиков, и о использовании колдовства и черной магии для одержания над ним же победы, приведшему к беспорядкам и мятежу в прецептории ордена нашего под Бейрутом в октябре прошлого года, с ранениями и увечьями служителей ордена.
Командор поднял глаза на друзей:
— Что можете вы сказать, господа, по существу вопроса?
Друзья опять переглянулись. Действительно, ну, что тут скажешь? По существу — все верно…
— Милорд! — начал осторожно сакс. — Фон Штолльберг первым напал на меня! Я взял под защиту знаменитого врача, спасшего жизни множества людей, в том числе и воинов Христа; комтур намеревался ограбить и убить старика. Будучи побежден в схватке, барон затаил злобу, покушался на мою жизнь, искалечил, — он показал на черную повязку на лице, — похитил этого сквайра, держал его два месяца в кандалах, а когда я пришел требовать правосудия, попытался и меня схватить и заточить. Лишь благодаря милосердию Божьему нам удалось вырваться на свободу. Мы по мере сил старались не вредить людям, непосредственно не причастным к нашей вражде… Но, милорд командор, на нас подняли оружие, угрожали нашим жизням! Мы вынуждены были защищаться, как умели.
— Да, вот именно, как умели. — Де Кастр пристально уставился на Эдварда. — Сумели, например, вылезти из колодца глубиной чуть не в три туаза[31], сумели голыми руками выломать решетку в бойнице. Такую же, знаете ли, лошадь не смогла выдернуть на пробу. Еще? Сумели стрелой без лука поразить стражника с пол ста шагов. Достаточно? Да! Чем это вы перерубили комтуру двуручный меч? Я видел обломки, срез гладкий… Срез, понимаете? Не излом…
Сакс потянул из ножен меч.
Де Кастр подскочил в кресле:
— Это вы в каком смысле? Ну-ка, прекратите!
Рука рыцаря замерла на полдороге:
— Я только показать…
Провансалец глубоко вздохнул, самолюбиво закусил губу:
— Ну, если только показать, давайте посмотрим!
Он долго разглядывал меч, пробовал лезвие пальцем, дышал на него, тер рукавом, затем с сожалением протянул клинок рукоятью вперед владельцу:
— Эх, хорошее оружие — моя слабость! Всю жизнь собираю… А нельзя как-нибудь попробовать что-нибудь такое перерубить, ну, прямо где-нибудь тут, — у командора даже голос помягчел.
— Отчего ж нет, можно, если вам своего железа не жаль, — усмехнулся Эдвард.
Хозяин кельи подошел к стене, снял кривой мамелюкский ятаган с массивной еламанью[32], пристроил его на краю стола лезвием вверх:
— Ну-ка, ну-ка! Эту можно испортить, Дамаск, и не дорогой, так себе, "шам", я легко еще найду такую.
Эдвард с оттяжкой рубанул по клинку. Жалобно взвизгнув, от нее отлетел кусок в пол фута. Командор поднес обрубок к глазам:
— Да, это, несомненно, срез! Меч, конечно, замечательный, куда там дамасской стали. И откуда такой?
— Русский булат, сэр! — влез в разговор Алан.
— Ах, русский? Как интересно… А мне попробовать не разрешите, сэр?
Сообразив, что попался, сакс, помедлив, подал ему меч.
Тот примерился:
— Какой чудесный баланс! Подержите, пожалуйста, "шам", — рубанул, потрогал получившуюся зазубрину на остатке дамасского клинка, ударил еще раз — сильнее, вернул меч саксу, и, рассматривая подопытный ятаган, вернулся за стол.
Бросил его поверх документов:
— Меч — мечом, но какая же нужна силища, чтобы так, с одного удара… Я ведь не постник какой-нибудь заморенный, двадцать лет мечом машу, но больше зазубрины у меня не получилось. Так, может, было колдовство? А?
— Не было! — упрямо сказал Эдвард.
— Ну, ладно… — де Кастр откинулся на спинку кресла, сцепил перед собой руки и, завращав большими пальцами, уставил глаза в потолок кельи. — Я пошлю в Маргат за комтуром, через недельку он приедет, и мы вам устроим очную ставку.
— Вам же, сэр Эдвард, скажу: о вас очень высокого мнения барон де Во, весьма уважаемый нашим гроссмейстером и мной, недостойным служителем Господа, вельможа, и я пока не вижу оснований вас задерживать. Пока… Но ведь милорд барон покинул Палестину, не правда ли? Как жаль, что мудрые люди уезжают как раз тогда, когда нужны… А остаются одни лишь… И некому теперь помочь опровергнуть (а вот подтвердить, вероятно, найдется кому) какие-то слухи о волшебной силе, полученной от некоего армянского еретика, в обмен на бессмертную, кажется, душу…
Командор резко подался вперед, вцепился пронзительными глазами в лицо Эдварда:
— Ах, как жаль, господа, что вам пора… Я вас вызову снова, немедленно по прибытии комтура. Ах, как досадно, что мы сегодня расстаемся… В вашем обществе так интересно… Русский булат, хм! Век живи, век учись! Я-то, невежда, считал, что у славян нет своего булата, хорошие мечи к ним завозят из Германии… Благородный сэр! — он поклонился саксу. — Сквайр! — он коротко кивнул гэлу.
— Действительно, сказано коротко и ясно: пора сматывать удочки! Такое расследование нам совершенно ни к чему… Интересный человек — командор! Видно, что тевтонцев любит не меньше нашего… — сказал Алан по выходе от тамплиеров.
Решили, не дожидаясь прибытия комтура, отплыть в Искандерун, а оттуда сушей ехать через Эдессу на озеро Ван. Алан стал паковать вещи, а Эдвард отправился на пристань нанимать судно.
Он почти до вечера проторчал в порту, но все корабли шли с войсками на Кипр, а оттуда в Европу, и он сговорился плыть только до Тартуса, решив, что наймет там каботажника до Антиохии, купил два места на галере, отходящей завтра с рассветом в Лимасоль. Капитан за щедрую мзду пообещал высадить пассажиров по пути там, где они пожелают.
Эдвард простился до завтра с морским волком, и направился домой, помогать укладываться, как вдруг кто-то окликнул его по имени. Сакс обернулся — невысокий юноша, на пару лет моложе его, краснощекий, с пухлым полудетским лицом, бесцветными бровями и ресницами и маленькими голубенькими глазками, подходил к нему, приветственно размахивая рукой. Рыцарь вспомнил аббатство святого Витольда, где они вместе учились грамоте, вспомнил и прозвище, заработанное маленьким норманном за неумеренный аппетит.
— Здравствуй, Пигги, — обратился к нему сакс, но увидев, как обиженно моргнули голубые глазки, поправился, — здравствуй, Джон!
— Привет, Эд, я так рад тебя видеть! Ну, как живешь?
— Сэр Эд! — надменно поправил рыцарь.
Тот смешно по-птичьи склонил голову и, разглядев на сапогах сакса позолоченные шпоры, смущенно затараторил:
— Да, сэр, поздравляю, сэр! Мы там дома не знали, что вы уже рыцарь. Я вот только сейчас приехал, а здесь-то все кончилось. Мой командир заболел в дороге, пролежал больше трех месяцев в Лимасоли. Теперь хочет ехать в Сафад, там вместе с госпитальерами, может, удастся схлестнуться с неверными. Вам-то, сэр, повезло, вы все успели, и повоевать, и шпоры получить, — он осекся, остановив взгляд на черной повязке сакса.
