Василий Сахаров - Вариант Юг
В общем, все бы ничего. Так и отправил бы я большевика в Новочеркасск. Однако из освобожденной Мелиховской вернулся Мамантов, а его отношение к «богоизбранному» народу, известно всем и каждому. Как итог, у меня с Константином Константиновичем вышел конфликт. Он хотел повесить пленного, так сказать «для почину и чтобы не последний», а мне казалось правильным отправить его в штаб. Слово за слово, и дошло бы до серьезной ссоры. Но появился Чернецов, который все уладил миром, и вполне спокойно объяснил, что ценного пленника надо еще раз допросить, а затем выйти на красных и попробовать получить за него не менее сотни заложников из Ростовских тюрем. Этот довод сработал, Мамантов с решением Чернецова согласился и нас покинул.
Мы с командиром остались вдвоем. Полковник, который в ближайшее время должен стать генерал-майором, прошелся по штабу бывшего войскового старшины, большой и просторной комнате в хорошем кирпичном доме, посмотрел на карту Черкасского округа, лежащую на столе, и спросил:
- Ты в курсе, что Голубов погиб?
- Нет, знаю только, что он бежал, и драпал изменник в одиночестве.
- Так оно и было, его в степи казаки Назарова зарубили. Не захотел красный комбриг сдаться, и умер как мужчина, с оружием в руках. Даже как-то жаль его, хотя сволочью он был редкой.
- А с его казаками, что делать будем? К стенке или на искупление кровью?
- Искупление. Все же не десять человек в плен взяли, а почти полтысячи. Да и не чужие люди, а свои, казаки. Войсковой атаман уже предложил отдать их под твое начало и отправить подальше отсюда.
- Это куда же?
- По следам Добровольческой армии, на Кубань. Там некто Автономов и Сорокин в районе Тихорецкой Юго-Восточную армию организовали, и мимо них Корнилов не пройдет. Значит, надо ему помочь, а лишних сил нет. Поэтому пошлем голубовцев и тех кубанцев с терцами, которые у нас обретаются. Бежать казакам некуда, в течение недели мы войдем в их станицы, так что драться они будут хорошо. Опять же с кубанским правительством необходимо о сотрудничестве договориться.
- А моя дружина?
- В новый полк заберешь конную сотню Демушкина, а остальные пойдут на усиление донских полков.
- Когда выступать?
- Неделя, может быть, немного дольше. Отобьем красных с севера и запада, проведем Большой Войсковой Круг, и только после этого отправишься в путь-дорогу. Пока нет конкретных решений донского казачества и не объявлена независимость от большевиков, нам кубанскому правительству предложить нечего. Нужны оформленные на бумаге ясные и точные планы, а иначе мы получим очередную пустую переписку и ничего не стоящий треп.
- Воевать, понятно. А вот переговоры вести, это не ко мне.
- Твоя задача будет именно военной, а всеми дипломатическими переговорами займется другой человек.
- Кто?
- Митрофан Богаевский, краса и гордость нашей интеллигенции. Вчера с левобережья к нам перебрался.
- Вот так-так, когда воевать, его нет. А как победой запахло, так и объявился?
- Не суди его строго. Он человек сугубо гражданский, и на него сильно повлияла смерть Каледина.
- А то, что его брат с добровольцами ушел и полностью их политику поддерживает, это как?
- Нормально. Братья очень разные, и Митрофан Петрович поддержит нас во всем, - Чернецов пристально посмотрел на меня, и спросил: - Так что, Костя, берешь под свое начало полк из красных казаков?
- Конечно.
- Тогда пойдем твоих будущих бойцов смотреть. Я приказал их на станичном майдане построить. Сейчас объясню им, что и как, а там уже пусть сами решают, с казаками они или с нахимсонами. Кто согласится, тот твой. Кто против, тех пока в тюрьму, а дальше видно будет. Кстати, на днях снова будут повышать в чине отличившихся и ты тоже в списках. Доволен?
- Честно говоря, без разницы. Выстоим, тогда и будем чинами хвалиться.
Вдвоем мы покинули штаб, и вышли на майдан, где под прицелом пулеметов и охраной моих «исправленцев», стояла толпа казаков, вчерашних врагов и завтрашних воинов Донской армии. Они были угрюмы, расхристаны, многие побиты, и все, что им оставалось, ждать решения своей участи. Понимаю казаков Голубова, стоят сейчас и думу думают, расстреляют их или все же помилуют.
Чернецов махнул рукой четверке дружинников, а затем указал им на линейку, стоящую у здания местного правления, и когда они выкатили ее перед толпой пленных, взобрался наверх. Несколько секунд он молчал и разглядывал голубовцев, а казаки, узнав его, заволновались и резко забеспокоились.
- Что, казаки, - выкрикнул полковник, - узнали меня!?
- Узнали, - в ответ протяжные, тоскливые и нестройные выкрики одиночек.
- Я спрашиваю, вы узнали меня!? - еще больше повысил голос Чернецов.
- Да! - в этот раз ответ был сильным и дружным.
- Если так, то знаете, на что я способен, и слушайте внимательно, что я вам сейчас скажу. Вы готовы выслушать меня и решить свою судьбу?!
- Готовы!
- Говори, полковник!
- Не тяни!
Полковник поднял вверх правую руку и гомон затих. Над майданом воцарилась почти абсолютная тишина, и он, уже без крика, своим обычным голосом, начал:
- Тяжелое нынче время, казаки. Брат пошел на брата, товарищ на товарища, отец на сына, а внук на деда. А все это потому, что есть такие люди, как изменник Голубов, сначала задуривший вам мозги, затем продавший вас всем гуртом большевикам, а сегодня утром, бросивший казаков на произвол судьбы и бежавший. Однако не ушла эта гадина от справедливого возмездия, и отлились ему слезы казацких матерей, схоронивших своих деток, павших от братской руки. Нет больше предателя Голубова на этой земле, убит и брошен в степи, словно пес безродный.
- Уу-у-гу-у! - обсуждая услышанное, загудела толпа.
Вновь поднимается рука донского героя, снова приходит тишина и полковник, давший казакам возможность осознать, что напрямую их никто не обвиняет, а крайним делают Голубова, продолжил:
- Предатель обещал вам свободу и волю под властью лживых комиссаров. Он ввел вас в соблазн легкой наживы за счет тех, кто имеет, хоть сколько-то больше добра, чем вы. Он натравливал вас на братьев своих, расстреливал несогласных и во всем шел на поводу у инородцев, пришедших на нашу землю с оружием в руках. Потоки крови пролились из-за предательства на многострадальную землю Тихого Дона и на его совести гибель тысяч невинных в Ростове и Таганроге. А все это от равнодушия, темноты сознания и неверия в нашего спасителя Иисуса Христа. Однако открылся обман, пришло предателю возмездие, и наступил час прозрения. Поэтому сейчас у вас, братья мои казаки, земляки, с коими я вместе воевал на Западном фронте, есть возможность все исправить, и доказать, что вы по прежнему вольные люди и донцы, а не холуи безродных бродяг.
- Что ты предлагаешь, полковник? - вперед выступил плотный крепкий казак, по виду и уверенной манере общаться, скорее всего, сотенный командир.
- Встать в строй донских полков и вместе с нами громить красную сволочь там, где это будет необходимо Тихому Дону и всему казачеству. Вскоре земли Войска Донского будут свободны, но есть наши братья кубанцы и терцы, которым враги чинят обиды не меньшие чем нам. Так что если принесете клятву на верность Войсковому Кругу, быть битвам, в которых вы смоете с себя позорное клеймо предателей.
- А семьи наши как же?
- Не пострадают. Слово даю.
Казаки принялись обсуждать предложение Чернецова и совещались недолго. После чего вперед вышел все тот же сотник и сказал:
- Мы согласны, но только, чтобы без обмана. Выполним любой приказ, но семьи наши не трогать и зла нам за старые дела не чинить.
Так на сторону Войскового Круга перешли все находящиеся под городом голубовцы, которых все так же под конвоем отправили в городские казармы. Мне же оставалось только в очередной раз подивиться, как ловко Чернецов разагитировал бывших наших противников, и идти готовиться к принятию нового полка и сдаче дел по дружине...
С той поры минуло девять дней, и в жизни Войска Донского произошли огромные перемены. Враг был отбит от Новочеркасска по всем направлениям. Генерал-майор Мамантов, собрав в кулак все конные части, вихрем пронесся по 1-му и 2-му Донским, Усть-Медведицкому и Хоперскому округам. Сопротивления ему почти не оказывалось и только несколько сотен усть-хоперцев во главе с бывшим войсковым старшиной Мироновым, все еще находились на стороне большевиков. Остальные или затаились до времени, или выжидали, или стекались на сборные пункты Донской армии.
Другая группа красных казаков, во главе с Думенко, держалась в Сальском округе и пока еще занимала станицу Великокняжескую. Однако против них выступил произведенный из хорунжих в есаулы лихой Федор Назаров и, учитывая, что с другой стороны подходили калмыки, можно сказать, что и этот округ вскоре вернется под контроль Войскового Круга.
За большевиками оставались Донецкий округ, куда, боясь, глубокого флангового обхода Мамантова, отступил товарищ Саблин, Таганрогский округ с перешедшими в него частями Петрова и город Ростов, в котором находился отряд Сиверса и главный штаб Южной группировки советских войск во главе с Антоновым-Овсиенко. Сомнений, что скоро красные будут выбиты за пределы казачьего края, ни у кого не было, и пока в столицу не набежала всякая прятавшаяся по углам влиятельная сволочь, Войсковым Кругом было принято решение о созыве Большого Войскового Круга и формировании Второго Временного Донского правительства.
