Совок — 12 - Вадим Агарев
Ко всем прочим поводам для моей давно уже перманентной грусти добавился еще один. И это была ни много, ни мало, но лютая ненависть Григория Трофимовича Севостьянова. Несомненно, глыбы и, что еще более несомненно, матёрого человечища. С почти неограниченными репрессивными полномочиями.
Спустившись в холл первого этажа, мы подошли к постаменту с красными цветами под ним. В горшках и просто. На котором увесисто располагался шароголовый гипсовый бюст картавого сифилитика всех времён и народов. И не задержавшись у него, сдвинулись на пару шагов влево. Где вдоль стены стояли в ряд с десяток солидных и недешевых дермантиновых стульев. Как раз под портретами милицейских героев и передовиков службы. Уже ушедших от нас в райские кущи с закрытыми датами земного бытия. Были там и ныне еще здравствующие. Пока еще запах дедовского одеколона из данковского кабинета не выветрился, надо будет намекнуть местному генерал-майору, что в строю портретов не хватает еще одного. В ряду неупокоенных. Но это уже потом.
А пока московский экселенц тяжело опустился на один из этих стульев, указав мне рукой на ближайший с ним. Я покорно присел на самый краешек, уважительно сохраняя идеальную перпендикулярность спины. Очень уж мне хотелось хотя бы этой подчеркнутой скромностью образцового комсомольца как-то стабилизировать партийную психику генерал-полковника.
— Ты, Серёжа, своему Данкову спектакли устраивай, а мне не надо! — отвлеченно рассматривая постового на входе и снующих туда-сюда сотрудников, устало порекомендовал мне дед, — Тебе сейчас не нужно притворяться вежливым, я в неё, в эту твою воспитанность, всё равно никогда не поверю! Да имей же ты совесть в конце-то концов, Корнеев!! — не удержался и рявкнул дед, — Я слишком стар и к тому же достаточно неплохо тебя, поганца, изучил, уверяю тебя!
Поняв, что Станиславский из ГБ оказался гораздо прозорливее, нежели мною ожидалось, я смирился. Полностью и бесповоротно признав свою актёрскую несостоятельность. Смахнув с лица виноватое подобострастие и уже не стесняясь, устроился на скрипучем кожзаме поудобнее.
— Ты понимаешь, к чему может привести твоя авантюра, которую ты по своей недалëкой подростковой самонадеянности считаешь комбинацией? — бесцеремонно взяв меня за подбородок, дед властно повернул моё лицо к себе.
В эту самую секунду мне рефлекторно захотелось зажмуриться. Чтобы не видеть его пронзительно-серых глаз. Пронизывающих мои зрачки и сознание, как два длинных канцелярских шила. Глаз, способных разглядеть и распознать даже то, в чем мне не хотелось бы признаваться даже самому себе! А не то, что приличным людям. Никогда. Юноша, живущий в этой голове и всё еще обдумывающий жизнь свою, наверное, так бы и поступил. Но полковник, два с лишним года тянувший лямку на генеральской должности в гадюшнике, стыдливо именуемым Центральным аппаратом МВД Российской Федерации, этого себе позволить не мог. Потому что умом своим битым, но зело изощрённым, этот, так и не состоявшийся генерал, понимал о людях многое. И был почему-то уверен, что даже с таким, на секунду проявленным малодушием, сразу всё и закончится. Неформальная и от того еще более драгоценная дружба с рядом сидящим стариком, скорее всего, тогда прервётся. Ровно потому, что дед, как всякий стоящий во главе пищевой цепочки хищник, дружит только с тем, кого считает себе равным. Ну, или способным стать таковым, пусть и не в самой ближайшей перспективе. Пусть, когда-нибудь… А другими он буднично повелевает, считая их расходным материалом. На тех этажах, где он обитает, по-другому быть не может. Уж кто-кто, а я-то это знаю и помню незыблемо! Как размер лидкиного лифчика. Единица — вздор, единица — ноль… Тут захочешь, но хрен забудешь!
— Понимаю! — по-бычьи упрямо глядя генералу в глаза, подтвердил я его очевидную правоту. Чего уж там… — Однако, и вы меня поймите, Григорий Трофимович, это мне очень необходимо! Жизненно необходимо! Да, я согласен с вами, что рискованно, но у меня есть все основания полагать, что реализация завершится успешно! Это раз! И я уверяю вас, что это всё же в большей степени комбинация, чем авантюра! Вы просто далеко не про все случаи знаете, когда меня здесь угандошить пытались! Только за последние полгода, товарищ генерал! Как в прямом, так и в переносном смысле хотели…
Я продолжал фокусировать свой, надеюсь, уверенный взгляд на зрачках деда. Изо всех сил стараясь своей убеждённостью переформатировать мнение тираннозавра из подгруппы ортодоксальных большевиков. Органы секреции которого уже наверняка выделили достаточное количество сока и прочих ферментов. Потребных на обработку не только худосочного филея, но и хилых косточек наглого волчонка.
К моему глубочайшему удовлетворению, с сокрушающим мою логику ответом старик подзадержался. Он прислонил свой прямой позвоночник к удобной спинке стула и слегка склонил голову вправо. Всё еще внимательно рассматривая мои, отнюдь не выдающиеся как у Брежнева, брови. Понимая, что гэбэшный партиец таким образом сканирует мои глаза на предмет неискренности, встретиться с ним взглядом у меня всё же не получалось. Видать, где-то такому учат, завистливо подумалось мне.
— Заблуждаешься, Сергей! — вроде бы пока передумав линчевать меня у подножия лобастого Ильича, разомкнул стиснутые уста коммунист Севостьянов, — Мне всё известно! И про твой камерный концерт с постыдным мочеиспусканием, и про последний инцидент у твоего дома!
Вона, как! Ну и, слава богу, значит эпизоды с тем упырём, что скрылся от правосудия в коллекторе и с мерзавцем Лунёвым, который для своего упокоения предпочёл свинячье дерьмо, всё еще покрыты мраком! Вот и славно, мне лишней славы не нужно! Особливо такой нехорошей… И без того уже слыву среди коллег серийным душегубом.
— Или было что-то еще? — подался вперёд старый гэбэшник, — Я чего-то не знаю?
Пришлось призвать на помощь все навыки лицедейства. И даже побожиться грядущим орденом. В том, что скудный список деда касательно посягательств на мою жизнь и здоровье соответствует действительности, и пробелов не имеет.
