Совок — 12 - Вадим Агарев
Дед замолчал, рассматривая моё лицо, желая понять, проникся ли я услышанным.
— А может ты думаешь, что мне заняться больше нечем в вашем городишке, а? — наверное, не рассмотрев должной моей реакции, раздраженно поинтересовался он.
— Никак нет, товарищ генерал-полковник! — запоздало проявил я естественное для сложившейся ситуации юношеское беспокойство и трезвое здравомыслие, — Я так не думаю! Спасибо вам, Григорий Трофимович, вы меня очень выручили! Беду отвели, можно сказать!
Я на самом деле оценил поступок Севостьянова с его приездом в УВД и мои слова прозвучали без фальши.
— Давайте на улице этот разговор продолжим? — нейтрально предложил я, нешироким жестом обведя пространство вокруг себя. Как это обычно делается, при напоминании собеседникам о том, что и у стен порой бывают уши.
— Не суетись, вся техника стоит по кабинетам и на лестничных площадках, где обычно болтуны дымом дышат! — отмахнулся всезнающий гэбист, — Не болтай там лишнего и дослужишь до пенсии. И в сортирах не болтай на всякий случай! А лучше, вообще нигде не болтай!
Заметив мой скепсис, дед раздосадовано чертыхнулся.
— Здесь потолки шесть метров, а мы с тобой не кричим! Никакая техника с такого расстояния звук не снимет! Даже наша, которой у вас в МВД нет ни хера! А Ильича, — небрежно кивнул он на идола, с мудрым прищуром взирающего алебастровыми глазницами на постового сержанта, — Ильича осквернить и напичкать микрофонами никто не посмеет!
Я еще раз огляделся. В просторном холле потолки и впрямь были высотой в два этажа. Но в моё время для снятия звука это помехой не было ни разу. Однако, Григорий Трофимович меньше всего похож на мазохиста или на суицидника. Значит, он хорошо знает, о чем говорит.
Впрочем, оно и верно, советская аппаратура пока еще преимущественно ламповая. Да это в общем-то и неплохо, но чудовищно громоздко. И еще, полупроводники только относительно недавно начали входить в моду. В дежурных частях службы «ноль два» еще лет десять будут писать сообщения от граждан не на магнитофонную ленту, как это делается во всем цивилизованном мире и даже в голодной Румынии, а на стальную проволоку. Умный внук иудейского купчика Андропов таки сумел убедить Политбюро в бессмысленности научных разработок в области отечественной элементной базы. Пообещав сэкономить гигантские средства и все потребные технические секреты стырить силами зарубежных резидентур КГБ. Как это у него уже многократно получилось с проектами в ядерке, в авиации и во многом другом. Хитрые, но технически туповатые интриганы из Политбюро, большинство из которых не имели и по сию пору не имеет высшего образования, на его обещания повелись. И основную часть НИОКРов по этой теме благополучно прикрыли. Но вот ведь беда, буржуи вдруг поумнели и достаточно быстро перестали быть лохами. И научились пресекать посягательства на свои авторские права. А количество полезных идиотов, симпатизирующих идеям коммунизма и сливавшим в СССР технические разработки, резко сократилось. В результате сего, СССР, ну и Россия впоследствии, навсегда отстали от цивилизации в производстве микросхем и, соответственно, чипов. А ведь поначалу были впереди планеты всей. Во всяком случае, в первых рядах. Нет, не должны политические дебилы влиять на экономику и уж, тем более, на производство!
Квалификации и знаниям деда я, само собой, доверял, но всё равно было ссыкотно. Потому и настоял на том, чтобы покинуть пенаты, которые почему-то не ощущались мною, как родные, и выйти на свежий воздух. Слишком уж свежи были в моей памяти технические приблуды двадцать первого века, которые легко снимали звук с гораздо большего расстояния. И очень качественно отфильтровывали снятое от посторонних шумов. Даже вспоминать не хочется, сколько народу село и сколько безвозвратно прижмурилось из-за слов, сказанных невовремя, и не в том месте.
— У тебя, у балбеса, скоро дитя народится, а ты всё козликом скачешь! — пришпилил меня последним и непобиваемым доводом московский генерал, — Подумал бы об Эльвире! Думаешь легко ей⁈ — со знанием дела, начал прививать мне чувство вины Севостьянов, — И без того у девки жизнь не сахарный мёд, а тут ты ей еще нервы мотаешь! Ей рожать скоро, а она из-за тебя, мудака суетного, непрерывно дёргается и слёзы льёт! Вот скажи мне, когда ты её последний раз видел?
Последний аргумент и особенно последний вопрос, меня окончательно доконали и я начал каяться, клясться и божиться. Обещая в самое кратчайшее время встать на путь исправления. И уже сегодня вечером нанести визит обожаемой мною Эльвире Юрьевне.
— Ну-ну! — в очередной раз скептически поджал губы, утративший ко мне всяческое доверие, Григорий Трофимович, — Уж ты, пожалуйста, не разочаровывай меня, лейтенант Корнеев! Я ведь не ангел и на самом деле могу оскорбиться!
Последнее заявление деда заставило меня задуматься. Оптимизма, во всяком случае, оно в моё сознание не внесло.
Проводив московского патрона и, не побоюсь этого слова, благодетеля до машины, я открыл перед ним заднюю дверцу и так же уважительно её прикрыл, когда дед забрался вовнутрь «Волги». Подвезти до райотдела никто мне не предложил. Из чего я сделал вывод, что мне следует сосредоточиться и, крепко подумав над своим поведением, взять себя в руки. Тигра за его усы, быть может, и допустимо дёргать, но только не в том случае, когда этого тигра именуют Григорием Трофимовичем. И когда фамилия его Севостьянов.
Откуда-то сбоку и сзади раздался требовательный автомобильный сигнал. Потом еще раз. Вывернувшись из-под тягостных раздумий о несправедливости судьбы и генеральских капризов, я обернулся. И увидел черную «Волгу» начальника Октябрьского РОВД.
Поняв, что тяготы и лишения милицейской службы меня миновали и до райотдела не придётся добираться на общественном транспорте, я повеселел.
— Спасибо, товарищ полковник! — от всей лейтенантской души поблагодарил я сидящего на переднем сиденье Дергачева, — Меня там, наверное, Данилин и так уже плохими словами по этажам выкрикивает!
— Это что еще за мужик, с которым ты вышел? — не отреагировав на мою благодарность и на упомянутого начальника следственного отделения, не поленился обернуться к заднему дивану
