Фарцовщик: уговор дороже денег. Том 3 - Алим Тыналин
— Значит так, — сказал я. — С этого дня объявляется перерыв. Будем ждать, пока все это уляжется. На это уйдет минимум полгода. Гостиницы запретная территория. Вы можете фарцевать в обычном режиме. На улице. За это тоже накажут. Если поймают. Но не так сильно, как за гостиницу.
Парни переглянулись.
— Мы можем опять работать с иностранцами, — предложил Паша. — Как ты раньше. Напрямую. Договариваться, чтобы везли товары сразу нам.
Я кивнул.
— Да, пока что так. Только аккуратно. Не кипишуйте. Скоро все образуется.
Парни вроде успокоились. Ушли. Остался только Капуста. Его не проведешь так просто.
— Ты и в самом деле сейчас уйдешь на дно? — недоверчиво спросил он. — Это разве похоже на тебя?
Я пожал плечами.
— А что еще остается делать? Придется. Займусь пока рыбными магазинами. С завтрашнего дня закрывай контору. Я разделю между вами прибыль. И уходим из этой квартиры.
Завалился спать. Утром проснулся пораньше.
Быстро провел учет. Подсчитал расходы и доходы. Раздал парням. По заслугам, конечно.
Приказал Капусте отдать квартиру. И вернуть машину Пашиного дяди в гараж. Дядя геолог, кстати, должен уже скоро вернуться. Из очередной экспедиции из Африки.
Остатки вещей тоже раздал парням. Чтобы продавали. Сказал, как будем вести связь. Из общаги, конечно.
Из квартиры поехал к бухгалтерше. К Бульдожке. К Нонне Николаевне. Для важного разговора.
Тетка сидела в конторе. Беспощадно дымила папироски. Вонючие до невозможности.
— А, явился, — равнодушно сказала она. Продолжила печатать на машинке. — Что там все твои обосрались? Спасите, помогите. У нас все отобрали! Как в детсаде. Ты разрулил все?
Я сел напротив.
— Нонна Николаевна. Мне нужно вытащить всю прибыль. И обменять на валюту. У тебя же был знакомый человечек. Ты рассказывала. Так вот, он мне нужен.
Бухгалтерша перестала печатать. Уставилась на меня. Застыла с папироской.
— Мать честная. Все так плохо?
Я кивнул.
— С этими сволочами я разобрался. Но нам перекрыли кислород. Начисто. Я закрываю дело. Пока что.
Бухгалтерша пожевала беззубые челюсти.
— А зачем тогда валюта? Только не говори, что за бугор собрался.
Я помолчал.
— Приходится. Вынуждают. Надо двигаться. За бугор.
Нонна Николаевна вздохнула. Ляпнула матерок. Затушила папироску.
— Вот оно как. Ты что же, думаешь уйдешь? Просто так? Разве тебе дадут?
Я покачал головой.
— Это уже вопрос техники. Ну-ка, давай посчитаем. Сколько у меня там? Получится собрать? Давай сверим суммы.
Бульдожка достала папку. Черную, коленкоровую. Просмотрела листочки. Одной ей понятные каракули.
— Два миллиона четыреста шестьдесят пять тысяч двести пятнадцать рублей и тридцать четыре копейки.
Я кивнул. Почти правильно. У меня еще есть драгоценности и золотишко на пятьсот тысяч. Их можно не менять.
— Мне надо их обменять. Сколько получится долларов?
Бульдожка почесала крупный нос. Похожий на картофелину.
— Берем курс по восемь рублей. К доллару. Тогда получается… — она защелкала счетами. Записала вычисления на бумажку. — Триста восемь тысяч сто пятьдесят два грина. Неплохо так. Только я не знаю, кто тебе такую сумму соберет. Мой человечек вряд ли. Так быстро. Ждать придется.
Это плохо. Слишком крупная сумма. Часть придется переводить в марки, фунты и франки.
— Насчет курса еще поговорить надо. Я же оптом беру, — сказал я. — Так что давай поменьше.
Бухгалтерша кивнула.
— Встретишься. Поговоришь. Ох, Витя, Витя. Делать тебе нечего? Если возьмут с такими деньгами, не сносить тебе головы. Пристрелят на месте. Организуй все по уму.
Эт точно. Я сказал бухгалтерше, чтобы готовила деньги. И назначила встречу. С валютчиком.
Сам побежал дальше. По делам. На вокзал. В камеру хранения. Там, в саквояже достал записную книжку. В ней номера телефонов. Очень нужных людей.
У меня был знакомый. Пограничник. В звании капитана. Служил на польско-литовской границе.
Я ему как-то помог продать джинсы. Приехал в Москву с целым чемоданом. Всю выручку оставил ему. Себе ничего не взял. Я уже тогда его приметил.
— Степа, как дела? — я позвонил ему по межгороду. Домой. Его номер записал в секретную книжечку. — Это Витя. Помнишь? В Москве виделись. Я тут скоро в твоих краях буду. Ага, в Литве. На границе. По работе. Что скажешь, если встретимся? Покажешь, как у вас там. Всегда мечтал посмотреть. Ну и ладушки. Как приеду, позвоню.
И повесил трубку. Отлично.
Степа любит деньги. Я заметил. И наверняка захочет получить больше. За услугу по переправке. На ту сторону.
Так, теперь осмотр достопримечательностей. Трудная, сложная и опасная работа.
Я поехал проверять свои тайники. Те, что устроил еще летом и осенью. В лесах в Подмосковье.
Заняло это весь день. И следующий тоже. Я проверил пять тайников. Все деньги, золото и бриллианты на месте.
Спрятаны надежно. Не сгнили, не отсырели. Их не повредили грызуны или насекомые.
Прекрасно. Потом соберу. Когда буду делать ноги.
Так, теперь продажа остатков. Распродажа. В укромных уголках у меня два гаража.
Я их арендовал в прошлом году. Только хранил там не машины. А инструменты.
Вернее, ящики для инструментов. Но там джинсы и кофты. Неплохой навар. Быстро продал возле «Березки».
Там мгновенно снова появились фарцовщики. Знакомые лица. Люди Ромина и Зиновьева исчезли без следа. Со мной все общались почтительно.
Других моих парней нет. Отправились отдыхать. Даже Капуста. Тот, наверное, отправился на концерт. Любит классику, шельмец.
Под конец дня, правда, пошла суматоха. Кто-то сказал, что начинается облава. И точно.
Едва я успел уйти, как пришли менты и комсомольцы из народной дружины. Причем очень много. Поймали с десяток наших.
Я убежал на крышу соседнего дома. Наблюдал оттуда, как задержанных увели. Площадка перед «Березкой» опустела. Я оставил «фирму» на крыше.
А сам спустился вниз. Прошелся по улице. Пару раз меня остановили менты и комсомольцы. Тщательно обыскали. Ничего не нашли.
— Может, отвезем его в участок? — спросил молоденький лейтенант у товарища. Что-то он новенький. Лицо незнакомое. — И там хорошенько допросим. Сразу видно же, что спекулянт. Рожа наглая.
Но тот покачал головой. Он уже узнал меня.
— Это же Витя Орлов. Кличка Одиссей. Слышал про такого? С ним лучше не связываться. Сейчас ты его вроде взял, а потом окажется, что это он тебя схавал. И ты вылетишь из органов. В лучшем случае. Он не просто так тут ходит. Верно, Одиссей? Опять что-то задумал? Ладно, иди. Гуляй дальше.
И я отправился дальше. Прогуливался. Дышал свежим морозным воздухом.
Пока не наткнулся на Веронику. Дочку Олешникова. Девушка подбежала ко мне.
— Ну наконец-то, Витя! Я тебя искала. Куда ты пропал?
Глава 26
Переход
Так, а Вероника не вовремя. Худшее время для встречи. Но девушки любят так делать. Появляться неожиданно.
— А я как же тебя искал! — улыбнулся я. С дочерью Олешникова нельзя ссориться. Особенно сейчас. — Ты даже не представляешь!
Вероника вцепилась мне в локоть. Щечки красные от мороза.
— Пошли. Я тебе такое покажу. То что я из Парижа привезла.
Да уж. Это вообще не к месту. Хотя посмотреть любопытно.
Вика потащила меня домой. Я сжал покрепче рюкзак с джинсами и прочими товарами.
Такси ловить не надо. Возле обочины белое «Жигули». Новехонькое. Девушка прыгнула в него.
— Ну, давай, что же ты? Поехали.
Интересно. Видимо, с документами теперь нет проблем. Я тоже нырнул в машину. Рюкзак бросил назад.
— Мне надо продать кое-что, — сказала Вика. Дернула рычаг коробки передач. Беспощадно. Машина зарычала. Рванула с места. Чуть не столкнулась с проезжающим мимо «Москвичом». Тот отчаянно запибикал. — Совсем немножко.
Девушка ездила по собственным правилам. Машину заносило на поворотах.
Как мы доехали без аварий? Ума не приложу.
Наверное, потому что машин мало на улицах. Хорошо, еще гаишников не попалось по дороге. Хотя, что они сделают? Дочери первого секретаря горкома.
Вика припарковала машину возле подъезда. Чуть не въехала бампером в оградку. Потащила меня за собой. Я едва успел схватить рюкзак.
Мы взбежали наверх. Ворвались в квартиру. Уже в коридоре девушка поцеловала меня. Прям накинулась.
Вот елы-палы. Я как-то не планировал это. Думал, мать дома. Хотел посмотреть вещи. И уйти.
Но нет. Девушка потащила меня в спальню. На ходу стаскивая с себя кофту и джинсы.
Ну что же. Придется пожертвовать собой. Я подчинился судьбе. И уединился
