Я – Распутин - Алексей Викторович Вязовский
Прощупав мои воззрения вдоль и поперек, Борис, как только подали горячее, откланялся со словами «Не буду мешать».
Знал, знал он, что разговаривать, имея перед собою стерлядь по-монастырски, никак невозможно – это же ум отъесть можно! Рыбка, свернутая на тарелке кольцом так, что держала себя ртом за хвост, оказалась выше всяких похвал, я и не заметил, как она вся растаяла во рту и внезапно закончилась.
Счет принесли – три рубля с копейками, немало для позднего завтрака. Впрочем, тут некоторые хитрованы, как рассказал тот же Борис, заходили хлопнуть рюмку водки, а к ней закуски с буфета, как тут называли шведский стол, шли бесплатно. Я еще посидел немного, поглядел, как расходится публика – наступала дневная пауза, вечером ресторан снова будет полон. Да, эти три царских рубля сколько будет на наши деньги? Тысяч двадцать, двадцать пять? Это даже президентских стипендий три штуки, а обычных – десяток, не разбежишься… Там хрущевка на окраине, тут дворцы… сижу вот в знаменитом кабаке, понтуюсь перед олигархами, а мог бы Вику обхаживать… Или не мог?
Что-то меня развезло, наверное, от выпитой мадеры – организм Гришкин принимал ее на ура. Гнать эти мысли, гнать, иначе разнюнюсь, а нюнить нельзя, я на такие высоты взлетел, что нужно молотить крыльями, чтобы не упасть. И такой воз на себя взвалил, что без уверенности не вывезти. Так что пищи, но тащи, Гриша.
Сергиев Посад впечатление произвел совсем обратное ожидаемому. В XXI веке я тут не был, но нас, историков, возили по разного рода местам вроде «Золотого Кольца», и везде хотя бы «туристский центр» был приведен в порядок, дороги подновлены, все покрашено-побелено. В самом крайнем случае – стояли леса и ограждения и висели объявления «работы по реставрации объекта культурного наследия федерального значения ведет ООО такое-то, окончание работ тогда-то». А тут… И сама лавра выглядела запущенно, как будто с момента осады поляками на нее денег не нашлось, и городишко вокруг нагнетал уныние. Как там гоголевский Городничий говорил: «Возле того забора навалено на сорок телег всякого сору. Что это за скверный город! Только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор – черт их знает откудова и нанесут всякой дряни!» И точно, везде валялись старые доски или колья, груды мусора, бегали не сильно упитанные собаки и даже снег не мог прикрыть всю неприглядность картины. И вот это вот все надо привести к нормальной жизни, не слишком ли ты замахнулся?
Но потом постоял на службах, послушал об основателе обители Сергии Радонежском и душой успокоился. То ли прежний Гришка вылезает, то ли я сам во все это втягиваюсь понемногу, но в последнее время посещение церквей действует на меня умиротворяюще. Даже невзирая на разговоры со здешними насельниками.
Первый было наехал на меня из-за размера креста, но шедший сзади монах секретарского вида сопоставил синий шелковый сюртук, очки, распахнутую шубу с читанным в газетах и шепнул иерею на ухо. Хорошая штука популярность – тот сразу утих, и дальше мы общались вполне культурно, без наездов. После обещания крупного пожертвования так и вовсе стали чуть ли не лучшими друзьями.
Потом подтянулись и другие иереи да монахи. Всех интересовало мое отношение к патриаршеству – надо полагать, круги от вброшенной идеи добрались и сюда. Проговорил почти на автомате всю программу партии и заметил, что попы местные четко делятся на три группы: кто побойчее да помоложе – поддерживают, кто постарше и уже имеет вес и положение – сомневаются. Ну и болото, как всегда, как же без него – куда ветер подует, туда и пойдут, этих почти половина. Но слушали внимательно, а напоследок даже накормили обедом в трапезной, на стерлядь по-монастырски тут не расщедрились, но все равно было очень вкусно. Жаль только, что ни настоятеля, ни его заместителя я не застал – у митрополита Московского и Коломенского дел и так было выше крыши, а наместник, архимандрит Товия, человек преклонного возраста, болел.
Стоило вернуться в Москву, как я оказался в центре общинных дрязг. Видимо, до местных иоаннитов окончательно дошло, что обратного хода не будет, прежнее руководство не вернется, и челом бить теперь надо мне. Ну и понеслось – тащили все, от застарелых интриг за власть в общине до откровенного бреда, что имярек неправильно крестится, поскольку делает слишком большую паузу между вторым и третьим движением. Сссука, мне что его, с секундомером теперь проверять? Разогнал по работам, но помогло ненадолго – лезли, как карельские комары в щелку, и зудели, зудели, зудели… Надо тут все перекраивать и перестраивать, поставить крепкого мужика-руководителя, да где такого взять?
– Батюшка Григорий Ефимович, не прогневайся… – донеслось из приоткрытой двери.
И меня прорвало. Прогневался, да еще как – я тут сижу, голову ломаю, что профессуре говорить, что Толстому, планы составляю, аргументы подбираю, а им позарез надо наябедничать про неверно потраченные пятнадцать копеек!
Взвыл, собрался и удрал. Но напоследок сказал, что если через три дня дом не будет сиять чистотой и не будет найдено место под приют – всех разгоню.
Опять поехал в «Славянский базар», там же не только ресторан, там и гостиница, все вместе и самый центр города, до Кремля пять минут пешком, до Лубянской площади три. Там-то меня и догнал запыхавшийся Алексеев – оказывается, он искал меня еще у иоаннитов, и мы разминулись буквально на полчаса.
– Григорий Ефимович, так это прекрасно, что вы сюда переселились! Здесь можно и встречу провести!
– Какую тебе еще встречу, заполошный? – после скандала в общине я был мрачен.
Борис мгновенно уловил мое настроение и мягко, но настойчиво повлек обедать, по пути рассказывая московские байки и разные примечательные новости. А за столом довел желание некоторых промышленников-старообрядцев повидаться лично.
Во второй раз к Толстому я прибыл разве что не с крестным ходом – полсотни иоаннитов молились и пели у ворот, пока я пытался пробиться внутрь, заявляя, что не уйдем и будем тут хоть всю ночь стоять и молитвы читать. Видимо, такая поддержка и сработала – держать на морозе столько народу граф не рискнул, пригласил меня в дом. А может, оставленная программа помогла. Так или иначе, вот Лев
