Иван Евграшин - Стальной Лев Революции. Начало
Сергей Сергеевич задал мне минимум вопросов и, переключившись с вопросами на Шапошникова, начал работать. В основном с ним обсудили технические вопросы о применении аэросаней, вооруженных пулеметами, необходимость как можно большего количества саней простых, предназначенных для увеличения мобильности пехотных частей и пулеметов и вопросы снабжения.
Все шло достаточно хорошо, и я отправился в Нижний Новгород через Казань. В Нижнем мне надо было проинспектировать вновь формируемые части и проверить работы по вводу в строй новых бронепоездов.
С Дзержинским встретились в здании казанской ЧК на Лядской улице. Я приехал прямо с вокзала во второй половине дня. Феликс Эдмундович прибыл в Казань утром.
Поздоровались, сдержано, но достаточно сердечно. Я отметил, что мои пермские этюды и встреча со Сталиным напрасно не прошли. Феликс Эдмундович демонстрировал неподдельное уважение, что не могло не радовать. После того, как нас оставили одних, Дзержинский открыл портфель и достал оттуда запечатанный пакет.
— Это для тебя, Лев. Здесь письмо Иосифа к тебе и копия отчета ЧК по Оренбургу и губернии. Ознакомься.
Я вскрыл пакет и достал оттуда письмо Сталина. Отчет доставать не стал. Я был в общих чертах знаком с выводами и поэтому сказал Феликсу Эдмундовичу, что ознакомлюсь с отчетом позже. После чего аккуратно вскрыл письмо и начал читать. Дзержинский не мешал. Я достаточно быстро просмотрел письмо, которое в основном содержало в себе отчет о проделанной в Перми работе. Все было верно, вдумчиво и достаточно грамотно сделано. Мне подумалось, что Иосиф прекрасно реализовал мои наработки. Скорее всего, сам я так бы не смог. Дочитав письмо, в самом конце которого была выражена тревога за здоровье товарища Андрея, я посмотрел на Дзержинского и немного подумав, произнес.
— Яцек, мне вчера сообщили, что товарищ Андрей совсем плох. Его смерть станет большой утратой. Как ты считаешь, не пора ли нам готовить похороны?
От такого вопроса в лоб, да еще и заданного теми же словами, которые использовались в разговоре со Сталиным, Дзержинский слегка оторопел. Увидев такую реакцию я решил добавить.
— Давай сразу решим этот вопрос. Иначе потом, обсуждая дела, мы можем позабыть о нем и вспомним только расставшись.
Феликс Эдмундович уважительно кивнул головой.
— Конечно. Ты прав, Лев. Начнем с него, как с второстепенного вопроса. Как ты все это видишь?
Я немного помедлил.
— Я вижу так. В ближайшие две-три недели, скорее всего все закончится. Форма тяжелая. Лечению не поддается. Похороны надо будет организовать очень торжественные, чтобы никто не смог сказать, что товарищи по партии относились плохо к покойному.
Дзержинский, задумавшись, пробарабанил пальцами по столу какой-то мотив,
— Лев Давидович, а ты уверен, что две-три недели? Не очень ты спешишь со своей оценкой? Или ты знаешь что-то, что придает тебе особую уверенность в твоих словах?
— Феликс, ты же помнишь вопрос по Брестскому миру? Помнишь, что я был против этого договора и почему?
— Конечно, помню. Такое забыть сложно.
— Так вот, Феликс Эдмундович, тогда ты тоже верил, что для Революции этот договор неприемлем. Он был подписан только потому, что мы тогда и другие товарищи воздержались при голосовании. Так произошло потому, что определяющим стало именно твое мнение, в том, что отставка Ленина будет для Партии и Революции катастрофой. Из-за этого нам пришлось решать этот вопрос с другой стороны и позже.
— Я все помню, Лев. Зачем ты мне об этом говоришь сейчас? — Дзержинский пронзительно посмотрел на меня. — Зачем?
— Я потому тебе говорю об этом, что сейчас ситуация намного хуже. Если Брестский мир был временной мерой и, хотя нам и не удалось разорвать этот договор после Мирбаха, то нам хотя бы помогли окончание войны и революция в Германии. Сейчас нам надеяться можно только на себя. Авторитет «Андрея» очень велик и если Иосиф прав в своих выводах, а я считаю, что он прав, то нас в скором времени ждет катастрофа и уничтожение. Надо срочно решать этот вопрос. Иначе мы постоянно будем натыкаться на последствия, например в виде восстаний тех же казаков. Ты же понимаешь, что это не идет на пользу Революции?
Дзержинский задумчиво смотрел на меня пару минут. Потом уважительно ответил.
— Согласен, Лев Давидович, с такими аргументами не поспоришь. Но почему именно казаки так тебя волнуют?
— Объясню. На данный момент все контрреволюционные элементы, во всяком случае, их подавляющее большинство, уже активно воюет против нас и в Оренбурге, и, особенно на Дону. Зачем нам уничтожать остальных? Это и люди, и хлеб. Смысла нет никакого.
А «Андрей» этот смысл видит. Вот и ответ на твой вопрос, Яцек.
Дзержинский раздумывал несколько минут, потом кивнул.
— Ты прав, Лев. Надо делать и быстро. Революция и партия только выиграют от этого.
— Феликс, у меня есть парочка хороших докторов. Они могли бы осмотреть больного и возможно оказать ему посильную помощь. Как ты считаешь, мне нужно их прислать к товарищу Андрею?
Железный Феликс невольно восхитился хваткой Предреввоенсовета. Такого прямого предложения он не ожидал. Немного подумал.
— Знаешь, Лев, твои «врачи» конечно хорошие, но после того как они «вылечили» того немца в июле, их не очень любят.
При этих словах я удивленно вскинул брови.
— Не может такого быть, Феликс Эдмундович. Как можно не любить и не ценить таких хороших специалистов?
— Объясню, Лев. Нечего было вылечивать немца. Мы тогда несколько перегнули. У нас немцев не любят, вот и врачей твоих за это и не любят. Я не говорил, что их не ценят. Но это будет явный перебор. Знаешь, Лев Давидович, у меня тоже есть несколько отличных докторов. Я думаю, что они справятся, поэтому нужды в присылке твоих специалистов нет. И потом эти твои «доктора» слишком прямо на нас укажут. Это лишнее.
— Тогда договорились, Феликс Эдмундович? — я встал и протянул руку Дзержинскому.
— Договорились, Лев Давидович, — в ответ, вставая, протянул мне руку Дзержинский.
— А что там про Вятку? Неужели начались какие-то волнения? — спросил я, когда мы сели.
— Не волнуйся, все там в порядке. Просто надо закрывать твои договора. Мало ли что может произойти, — усмехнулся в ответ Председатель ВЧК.
— Феликс, ты мне теперь Вятку будешь всю жизнь вспоминать?
Феликс Эдмундович рассмеялся, — Конечно. А как ты хотел?
Мы немного посмеялись, потом Дзержинский уже серьезно продолжил.
— Такое не всякий придумает. Сейчас положение в Перми выправилось и поэтому пора наводить порядок. Сигналы с мест говорят о большой контрреволюционной активности губернии.
— Спасибо, Яцек. Мне приятно, что и ты и Иосиф подумали об этом.
— Пожалуйста, Лев. Давай к делу. Что ты собираешься предпринять дальше?
— Сейчас думаю вот над чем. Ты помнишь, как мы в Казани потеряли золотой запас? — Дзержинский кивнул, и я продолжил. — Сейчас это золото из Уфы перевезли в Омск. Не могу тебе сказать, сколько его на данный момент. Колчак на него закупает оружие и снаряжение, но золота точно более пятисот тонн. Оно сейчас в омском отделении Госбанка. Этот вопрос надо решать. Мы и сами можем потратить это золото на пользу делу. Если мы просто разгромим Колчака в Перми и Екатеринбурге, то золотой запас просто перевезут во Владивосток, и мы его точно потеряем. Кроме того, они могут если не вывезти его, то просто поделить между собой, там и таких вооруженных авантюристов хватает. Могут и спрятать. Искать его в тайге можно хоть сто лет.
— Согласен с тобой, Лев Давидович. Но Омск далеко для войск, действующих на востоке. Даже в случае взятия Екатеринбурга Омское правительство будет иметь возможность вывезти золотой запас. Даже если они сразу передерутся, в том числе и за это золото. А нам до них очень далеко и мы просто не успеем. Посылать же малое количество людей — тоже не выход. Даже в случае, если мы сможем взять банк, то вывезти все не сможем, — Дзержинский задумался. — Надо с Кобой советоваться. Он у нас специалист по эксам.
— Ему я обязательно все сообщу. Уверен, что он посоветует что-то путное. К тебе, Феликс, у меня другие вопросы. По линии ЧК, хотя и связаны с Омском и золотом.
— Тогда слушаю тебя, Лев.
— Во-первых, я считаю, что до Омска мы сумеем добраться за приемлемое время — два-три дня, — при этих словах Дзержинский удивленно поднял брови, но промолчал. — Именно приемлемое. В случае если в городе начнется восстание, и мы поможем омским большевикам, выслав туда боевые группы для организации диверсий, то вероятность того, что золото не успеют вывезти, очень велика. А в течение двух-трех дней мы сумеем перебросить в Омск силы достаточные для экспроприации золота.
Лицо Феликса Эдмундовича после этих слов приняло выражение всемирного скепсиса.
