Андрей Ерпылев - Золотой империал
— И что это было? — Беспомощно проводил глазами болванку Конькевич, сразу утеряв академический вид.
— Местная электричка! — отрезал Николай, тоже расстегивая куртку, так как припекало по-июньски основательно. — Знать бы еще, где тут платформа.
Посовещавшись, решили посмотреть на невиданное чудо, закрывавшее изрядный участок горизонта, поближе, благо прямой маршрут к очередной звездочке пролегал аккурат в его сторону.
То, что и это не мир Чебрикова, всем стало ясно, как только увидели обалделую физиономию ротмистра.
* * *До «муравейника» оказалось еще дальше, чем почудилось вначале. Странное искусственное образование торчало перед глазами, не скрываясь ни за какими самыми высокими деревьями, словно горная вершина, и его истинные размеры, подавляющие воображение, стали понятны только через несколько часов пути.
Взмокшие в непривычной жаре, которая составляла, скорее всего, где-то градусов двадцать — двадцать пять выше нуля, обычных для Южного Урала летом, путники выбились из сил очень быстро. Отвыкший от кислорода организм каждого из них успел пресытиться и даже отравиться этим жизненно важным химическим элементом, присутствовавшим здесь в изобилии. Ко всему прочему сильно досаждали комары, вернее, не комары, а прямо-таки вампиры, а ноги заплетались в густой траве...
— Все, ребята, я больше не могу! — Валентина, запнувшись в очередной раз о какой-то корень, даже не сделала попытки подняться на ноги, наоборот, через голову стащила скатку крысиной малицы, перевернулась на спину и теперь блаженно лежала на изумрудном ковре с закрытыми глазами, дыша всей грудью, пикантно вздымавшейся под тонкой футболкой. — Куда мы бежим? Куда торопимся?
Ротмистр, пожав плечами, тоже потянул с плеча ремень автомата.
— Привал, я думаю...
Невысказанный вопрос был обращен к Николаю, который только пожал плечами, тоже избавляясь от неудобной ноши. Конькевич уже безо всякой команды сбросил пожитки и теперь суетливо ощипывал кустик необычно ранней и крупной земляники.
— Знаете... э-э... господин интеллигент, — процедил, неприязненно глядя на него, Кавардовский, которого никто не потрудился освободить от ноши («Нечего ему порожняком ходить! — безапелляционно заявил еще у краснознаменцев Александров, когда обсуждали насущный вопрос, куда девать поклажу, с выбытием из строя Владимирыча благодаря хлебосольным аборигенам изрядно увеличившуюся. — Пусть тоже тащит свою долю. Не барин!»). — Не советую, знаете ли... Радиация, прочие мутагенные факторы.
— Вы так думаете? — Жорка, бросив на него настороженный взгляд, теперь испуганно и брезгливо разглядывал лежащие на ладони крупные ягоды, источающие непередаваемый— аромат.
— Да не обращай внимания! — Валя, приподнявшись, сгребла с Жоркиной ладони дары леса и отправила в рот. — Вку-у-сно! Набери еще, а! Да нет на них никакой радиации, — прыснула она, глядя на опасливо вытянувшееся лицо Конькевича. — Это я тебе авторитетно, как медик, говорю!
— Действительно, Георгий, — поддержал ее ротмистр, воспользовавшийся отдыхом, чтобы хорошенько разглядеть в свой маленький чудо-бинокль «муравейник». — Не обращайте вы внимания на этого... На нашего пленника. Это он исключительно из чувства мелкой пакостничества вам советует.
— Серьезно?
— Вот еще, — буркнул Князь, приваливаясь рюкзаком к березе и прикрывая глаза. — Кушайте, кушайте на здоровье.
— А радиации мы и в «холодильнике» хватили мама-не-горюй, Жорка. — Николай тоже сорвал пару ягод и кинул в рот, чувствуя на языке давно, забытое ощущение приятной с кислинкой сладости. — Так что местная земляника тебе уже ничем не повредит...
— Противный! — Валя, дотянувшись, шлепнула милиционера по руке. — Не слушай его, Жорик, он шутит!
— Конечно, шучу.
Трава бесшумно раздвинулась, и на поляну выглянул Шаляпин, к шерсти на морде которого прилипло перышко какой-то неосторожной птички. Кот настороженно оглядел всех, будто пересчитал, сузив зрачки, задержал взгляд на Кавардовском и скрылся снова по своим не терпящим отлагательства делам.
— Видите: и кот свидетельствует, что тут все в порядке, — заявил Чебриков, опуская бинокль. — С экологией, конечно.
* * *— Вот это махина-а-а!
«Муравейник», возвышавшийся в каких-то паре-тройке километров, теперь казался забытой среди болотного мха бабкой-ягодницей корзинкой необычной формы, причем вместо мха, как вы сами понимаете, был лес. Трубы, прозрачные и непрозрачные, стекаясь к нему со всех сторон, оплетали сооружение, превращая его не то в некое подобие чудовищного самогонного аппарата, не то во что-то медицинско-научное. Мириады же летающих объектов, парящих на месте или целеустремленно несущихся по своим делам, наводили на не слишком аппетитные ассоциации.
Путешественники остановились на склоне поросшего лесом холма, плавно спускающемся к изумрудно-зеленой низинке, и беспечно предавались отдыху, причем каких-либо тревожных мыслей фантасмагорическое соседство навевало не более чем какая-нибудь стиральная машина или тот же самогонный аппарат. То же механическое равнодушие и полная индифферентность.
Гора родила мышь.
«Миропроходцы», судя по расстеленной теперь на траве карте, по которой, оживленно споря, водили пальцами мужчины (естественно, свободные мужчины; Кавардовский мирно спал неподалеку, для пущего удобства подложив связанные впереди руки под щеку, под бдительным присмотром Шаляпина, примостившегося египетским Сфинксом в паре метров от него), находились точно в месте межпространственного перехода, которого, однако, нигде не поблизости не наблюдалось.
— Может, он подземный, как в Хоревске? — Жорка от ^возбуждения привстал на колени, от чего Валя, собиравшая цветы для затеянного гигантского венка, прыснула в кулачок: троица стала теперь до комизма напоминать известнейших «Охотников на привале» Перова.
— Вполне возможно. — Ротмистр, подперев щеку ладонью, возлежал в позе римского патриция, жуя длиннющую соломинку. — Или надземный...
Все трое одновременно задрали головы, глядя в девственно чистое небо, ясная синева которого ничуть не осквернялась проносившимися время от времени с едва слышным жужжанием «мухами» и «шмелями».
— Интересно, а на какой он высоте?
— Или глубине...
— Так или иначе, а ни рыть, ни прыгать мы не станем, — подытожил Николай, откидываясь на упертые в землю руки. — Нужно двигаться к другой контрольной точке. Какая там у нас ближе всего?
— Естественно, Бергланд. Вернее, его выходные ворота. Мы ведь вот здесь, если не ошибаюсь?
— Ну, вот туда и направимся. Отдохнем тут немножко на свежем воздухе, хреновиной этой полюбуемся и тронемся.
— Фу, господин полицейский! — саркастически раздалось с той стороны, где дремал Князь. — При барышне, юной и невинной, и такие плебейские выражения.
— Помолчал бы... — начал было Александров, но его перебил на полуслове визг Валюши:
— Ребята, смотрите!
Дрожащей рукой с зажатым в ней пучком цветов она указывала куда-то в сторону, приблизительно туда, откуда они пришли.
Мужчины, вскочив на ноги, похватали оружие — к ним явно целенаправленно, хотя и не особенно торопясь, направлялся один из «шмелей».
— Вот и дождались от хозяев признаков внимания... — Ротмистр привычно, на ощупь проверял верный автомат, не сводя глаз с приближающегося объекта.
* * *— Ну, что будем делать?
Друзья, скучившись, стояли у края верхней палубы «шмеля», вернее какого-то летательного аппарата, перемещающегося, подчиняясь непонятным принципам, вроде антигравитационной платформы из фантастического романа.
Платформа парила на высоте трехэтажного дома над поляной, где они только что с удовольствием предавались послеобеденной сиесте, лишь на какие-то полсотни метров переместившись в сторону.
— Что вы намерены с нами сделать?
Это Жорка, потеряв терпение, обратился к хозяевам платформы, далеко не людям, хотя и явным гуманоидам, неподвижно замершим на противоположном краю палубы.
Несколько минут назад путники были не грубо, хотя и не очень вежливо препровождены на борт «шмеля», опустившегося в нескольких метрах от лагеря, десантом из двух десятков стремительно движущихся человекообразных существ, напомнивших Николаю Голема, встречавшегося чуть ли не на каждом шагу в Праге, когда он несколько лет назад по профсоюзной путевке был в ЧССР. Один из сувенирных глиняных болванчиков даже пылился на секретере в далекой сейчас хоревской квартире рядом со стеклянной (знаменитое чешское стекло!) пивной кружкой с видами Градчан — центра Праги и каменной розой из Карловых Вар.
Применять оружие было бессмысленно ввиду подавляющего численного превосходства аборигенов, к тому же никакого вреда путникам причинено не было, а в руках «големов» отсутствовало что-нибудь колющее, режущее или огнестрельное.
