Нэпман 2. Изящная комбинация - Алим Онербекович Тыналин
Алексей Капитонович Гастев, в строгом костюме-тройке от московского ателье, внимательно следил за хронометражем операций. Его хронометр отсчитывал секунды, пока молодой рабочий Степан Рогов выполнял сборку узла.
— Тринадцать с половиной секунд, — Гастев сделал пометку в блокноте. — При правильной организации движений можно сократить до десяти.
Рядом стоял пожилой мастер Петр Кузьмич, более тридцати лет проработавший на заводе. Его видавшая виды кожаная куртка и засаленный картуз резко контрастировали с новенькими белыми халатами молодых рабочих.
— Эх, Алексей Капитонович, — проворчал он, поглаживая седую бороду, — раньше-то мы как делали? По наитию, с душой. А теперь все по секундомеру?
— Наука, Петр Кузьмич, — улыбнулся Гастев, показывая на развешанные по стенам циклограммы движений. — Смотрите: каждый жест выверен, каждое движение рассчитано. Вот результат.
Он указал на доску показателей, где красным карандашом были выведены цифры утренней выработки. Бригада Рогова уже превысила старую норму на тридцать процентов.
Вдоль конвейера двигались детали, на каждом участке, точно выверенный набор инструментов немецкой фирмы «Атлас». Хронометристы в белых халатах с блокнотами фиксировали время каждой операции.
— А душа, Петр Кузьмич, — продолжал Гастев, — она в том, чтобы работать красиво. Смотрите, ребята движутся, как музыканты в оркестре.
Действительно, молодые рабочие словно исполняли слаженный танец. Каждое движение точно рассчитано, никакой суеты. Над каждым рабочим местом карточка с циклограммой операций, разработанной в ЦИТе.
В этот момент загудел заводской гудок. Это перерыв на обед. Степан Рогов, вытирая руки безукоризненно чистой ветошью, подошел к Гастеву:
— Алексей Капитонович, мы тут с ребятами прикинули, можем еще быстрее. Если инструмент вот так расположить, — он быстро набросал схему в блокноте.
Петр Кузьмич только головой покачал, глядя как Гастев с молодым рабочим склонились над чертежом. Новые времена наступали стремительно и необратимо.
А в конце смены доска показателей зафиксировала новый рекорд. Бригада Рогова перекрыла норму на сорок пять процентов. И даже старый мастер, прищурившись, с невольным уважением посмотрел на ровные ряды цифр.
* * *
Центральная заводская лаборатория, Москва, 19 февраля 1929 года, 18:30
Закатное солнце окрашивало багровым светом стеклянные шкафы с химическими реактивами.
Профессор Величковский, в безупречно белом халате поверх твидового костюма, склонился над новейшим металлографическим микроскопом. Его золотое пенсне торжествующе поблескивало в свете электрической лампы.
— Посмотрите, коллеги, — произнес он, отстраняясь от окуляров. — Такой структуры я еще не видел.
Молодой металлург Сергей Елкин, выпускник Промакадемии, в накрахмаленном халате и круглых очках в тонкой оправе, тут же припал к микроскопу:
— Невероятно! Мартенситные иглы образуют совершенно особый узор.
В просторной лаборатории, отделанной белым кафелем, негромко гудели электрические приборы. На специальном стенде поблескивал твердомер последней модели, рядом высился дилатометр для измерения температурного расширения.
— А теперь взгляните на результаты испытаний, — Величковский развернул диаграммы, выполненные на миллиметровой бумаге. — Твердость выше всех известных образцов как минимум на тридцать процентов.
Молодая сотрудница Анна Воронцова, в аккуратном сером халате, быстро делала пометки в лабораторном журнале:
— Профессор, но ведь такие показатели считались теоретически недостижимыми!
— Теория, голубушка, — Величковский снял пенсне и протер его батистовым платком, — часто отстает от практики.
В этот момент дверь лаборатории распахнулась. На пороге стоял молодой лаборант Коля Петров, размахивая листком с результатами рентгеноструктурного анализа:
— Николай Александрович! Данные с рентгеновского аппарата подтверждают! Такой структуры действительно раньше не фиксировалось!
Величковский поспешно водрузил пенсне обратно на нос:
— Быстро готовьте отчет для военной приемки. Анна Сергеевна, свяжитесь с полигоном. Пусть готовятся к испытаниям.
— А броня выдержит? — с волнением спросил Зотов, поправляя очки.
— Выдержит, — уверенно кивнул профессор. — Я такого материала за сорок лет работы не видел. Это настоящий прорыв, господа.
Он подошел к массивному несгораемому шкафу «Позднякъ», достал толстую папку с грифом «Совершенно секретно»:
— Завтра с утра доложим товарищу Краснову. А пока, — он взглянул на стенные часы в дубовом корпусе, — проведем еще серию испытаний.
Молодые сотрудники с энтузиазмом бросились к приборам. В лаборатории допоздна горел свет.
* * *
Саткинский рудник, горизонт −80 метров, 15 февраля 1929 года, 23:15
В тусклом свете электрических ламп поблескивали новые металлические крепи. Штейгер Прохор Ильич, тридцать лет отдавший горному делу, придирчиво осматривал швы на стальных конструкциях крупповского производства. Луч шахтерской лампы выхватывал из полумрака массивные шестигранные гайки.
— Ну-ка, Степан, — обратился он к молодому горному инженеру, — покажи, как твоя немецкая машинка работает.
Степан Глазунов, выпускник Горного института, в новеньком брезентовом костюме, включил датчик давления:
— Смотрите, Прохор Ильич. Вот манометр показывает давление породы. Если превысит критическую отметку — сразу загорится красная лампа и зазвонит звонок.
Штейгер недоверчиво покачал головой, поправляя потертую кожаную куртку:
— При моем отце такого и в помине не было. Все на слух определяли — потрескивает порода или нет.
В этот момент где-то в глубине выработки раздался характерный треск. Молодой инженер метнулся к контрольной панели:
— Видите? Датчик номер три показывает повышенное давление!
Действительно, стрелка манометра медленно ползла вверх. Прохор Ильич невольно подался вперед, вглядываясь в циферблат прибора.
— А ведь работает, чертова машина, — пробормотал он. — Я бы такой треск только через полчаса услышал.
Вдоль штрека тянулись кабели новой системы «АЕГ», соединяющие датчики с центральным пультом. На каждом повороте выработки поблескивали никелированные корпуса измерительных приборов.
— Теперь вся штольня как на ладони, — с гордостью произнес Степан, показывая на самописцы. — Любое изменение давления фиксируется автоматически.
Прохор Ильич провел заскорузлым пальцем по стальной крепи:
— А помнишь, как месяц назад завалило двенадцать человек? Если б тогда такая система стояла, они бы заранее спаслись.
— Потому и ставим, — кивнул Степан. — Больше такого не повторится.
К ним подошел начальник смены, сверяясь с карманными часами:
— Товарищ Глазунов, на верхнем горизонте бригада Лодочникова заканчивает монтаж последнего датчика. Как закончат, вся система будет готова.
— Отлично, — Степан сделал пометку в журнале. — Значит, с завтрашнего дня переходим на автоматический контроль.
Прохор Ильич еще раз оглядел преобразившийся штрек. Вместо старых деревянных стоек всюду стояли надежные металлические крепи. Вместо «дедовского» способа определять опасность на слух теперь работали точные немецкие приборы.
— А знаешь, — неожиданно произнес он, — ведь уже неделю ни одной аварии. Такого у нас отродясь не бывало.
— Это только начало, — улыбнулся Степан.
