Флот решает всё (СИ) - Борис Борисович Батыршин
— Послал, а как же… — кивнул унтер. — перед тем, как француз бомбардировку открыл и послал. Так им скакать сутки с лишком, да ещё обратно… Да и проку от той помощи — что они смогут против французов с ихними орудиями? Разве что, тем, кто в живых останется поможет, убежище даст…
— Так на что же рассчитывает Остелецкий? — медленно произнёс Матвей.
Осадчий снова перекрестился — истово, размашисто.
— На Бога, гимназист. На Бога единого только и надежда наша, на него одного уповаем. На кого ж ещё?
[1] (фр.) …Вперед, Фанфан! Вперед, Фанфан
По прозвищу Тюльпан…
VI
Бухта Таджура.
В море близ
крепости Сагалло
На мостике «Бобра» услышали далёкий пушечный гул, как только вершины абиссинских гор показались из-за горизонта. До берега оставалось ещё не менее двадцати пяти миль, но Казанков заранее скомандовал боевую тревогу, и к Сагалло «Бобр» подошёл уже в полной готовности: комендоры встали по своим местам, орудия и прислуга прикрыты от осколков зашнурованными в большие парусиновые кули койками, задраены броневые крышки иллюминаторов и стальные люки. Снаряды и пороховые картузы поданы из погребов наверх и дожидаются своего часа в кранцах первых выстрелов, шлюпки наполнены водой, и даже деревянный палубный настил окатили из шлангов, а для верности протёрли ещё и верёвочными швабрами — в бою будет не до того, чтобы тушить сыплющиеся искры.
То, что худшие опасения сбылись, и дела у новомосковцев обернулись совсем скверно — это Казанков понял сразу, как только увидел столбы взрывов, вздымающиеся над старой крепостью. Ладно, пальба ещё могла быть предупредительной, по пустому месту, чтобы навести на ашиновцев страх божий и вынудить их убраться из Сагалло — или с какими там ещё требованиями явился к Новой Москве французский адмирал? — но раз уж дошло до открытой бомбардировки, наверняка сопровождающейся потерями…
— Иоганн Карлыч, скажите в машинное — обороты до полных. — сказал он. Бирк кивнул, вытащил пробку из амбущюра переговорной трубы и отдал команду. Спустя несколько секунд дым из трубы повалил гуще, палуба под ногами отчётливо задрожала.
— Из машинного говорят — смогут держать двенадцать узлов, но не долго, час или около того. — сообщил Бирк. — Потом начнут греться подшипники, придётся сбавлять обороты.
Серёжа кивнул. Теперь канонерская лодка полностью была изготовлена к бою — орудия заряжены, наводчики замерли возле прицелов. А вот французы, к его удивлению не спешили реагировать на появление нового противника — все три корабля, вытянувшись в одну линию, продолжали бросать снаряды по берегу, и «Бобра» словно не замечали.
И только когда дистанция сократилась до пяти миль, что, уже позволяло открывать огонь из баковой девятидюймовки, его главного оружия, появились признаки того, что ситуация наконец изменилась. На головном крейсере взвилась гирлянда сигнальных флажков, корабли прекратили обстрел крепости, один за другим снимались с якоря и давали ход. К этому моменту Серёжа уже точно определил состав противостоящей им эскадры — головным флагман, крейсер второго ранга «Примогэ», за ним канонерская лодка «Метеор», замыкает ордер другой «второранговый» крейсер, старенькая «Вольта». Не слишком грозный противник, если поодиночке, единственного снаряда главного калибра «Бобра» хватило бы, чтобы как минимум, вывести любой из французских кораблей из строя. Однако втроём они представляют немалую угрозу — особенно, если адмирал Ольри догадается разбить строй и атаковать русскую канонерку с разных сторон. Конечно, это позволит русским ввести в дело и ютовую шестидюймовку, чьи снаряды весьма даже опасны для изношенных деревянных корпусов колониальных посудин — да и бортовые плутонги сорокадвухлинейных орудий тоже скажут на такой дистанции своё веское слово. Плохо только что «Бобр» из броневой защиты имеет лишь полудюймовую броневую палубой; правда, у французских кораблей брони нет вовсе, но неприятельские снаряды будут сыпаться на небольшой кораблик со всех сторон — и далеко не все пролетят мимо цели. А значит — рано или поздно начнутся пожары, появятся и будут множиться потери среди орудийной прислуги, да и сами орудия одно за другим станут выбывать из строя. И тут уж — кому повезёт, кто раньше сдаст, кто не выдержит стального шквала, отвернёт, выйдет из боя. А ведь может ещё и случиться «золотой снаряд» — единственное точное попадание, выводящее судно из строя. Такое бывает, хотя и нечасто — самому Серёже приходилось видеть подобную феноменальную удачу в прежних кампаниях.
Правда, есть ещё и тараны. На Балтике, на Средиземном море, в южноамериканских водах, это древнее, казалось бы, прочно забытое оружие морского боя продемонстрировало свою грозную силу. Но ведь и у неприятеля оно тоже имеется — по крайней мере, один корабль, крейсер «Примогэ» согласно французской кораблестроительной традиции, несёт длиннющий, чрезвычайно грозный с виду шпирон — и, конечно, попытается пустить его в ход. Скоростью же «Бобр» превосходит разве что, малую канонерку «Метеор», уступая обоим крейсерам, по меньшей мере, узел, а то и полтора — так что адмирал Ольри сможет навязать тот рисунок боя, какой пожелает, и помешать ему Казанков не в силах.
Если, конечно, дело дойдёт до этого самого боя…. Шанс решить дело миром невелик, но он ещё есть — Серёжа отчаянно надеялся, что французский адмирал при виде Андреевского флага одумается, прекратит огонь и вышлет офицера для переговоров. А с остальным пусть разбираются дипломаты на паркетах европейских столиц, это их хлеб.
— Может, имеет смысл подождать, Сергей Ильич? — сказал Берг. — «Мономах» должен был прийти в Обок сегодня утром, если подойти к Сагалло вместе с ним — лягушатники и пикнуть бы не посмели!
Полуброненосный фрегат «Владимир Мономах» возвращался после службы на Тихом Океане для планового ремонта. Неделю назад в Адене получили по телеграфному кабелю из голландской Батавии депешу с указанием времени прибытия корабля в Аден, что сразу изменило бы расклад сил в пользу Императорского флота — не колониальным деревянным скорлупкам тягаться с новейшим броненосным крейсером — если пользоваться терминологией, которую ввели сами французы для обозначения этого класса боевых кораблей.
Соображения эти, кто и говорить, были вескими — однако Серёжу они не убедили. Оставив командиру «Мономаха», капитану первого ранга Гилдебранду письмо с просьбой как можно скорее идти на помощь, он покинул Аден. Он физически не мог ждать ни единой минуты: картина избиваемого французским снарядами Сагалло, казаков и его сердечного друга Венечки Остелецкого, отстреливающегося из винтовок от крейсерских калибров, гибели русских поселенцев, женщин, детей, неотступно стояла у него перед глазами, а всякая минута промедления могла стоить многих жизней его соотечественников.
И вот, похоже, худшие опасения сбылись, и остаётся только надеяться, что командир «Мономаха» получит Серёжино письмо вовремя — и не станет терять ни минуты.
Ба-бах!
Со стороны берега докатился одиночный пушечный раскат. У борта головного крейсера возник
