Истина всегда одна - Александр Вячеславович Башибузук
— Как вы со мной разговариваете, красноармеец! — вскинулась Елистратова. — Вам напомнить о субординации?
— А мне вам напомнить о положении, в котором мы находимся? — отрезал Ваня. — Я не против, берите командование на себя. Ну? Вперед, принимайте командование.
Да, к Елистратовой его все еще сильно тянуло, но миндальничать с ней он не собирался. В том числе из-за того, что она устраивала с ним в госпитале.
Варвара Сергеевна резко сникла и примирительно шепнула:
— Перестань. Я все понимаю. Но... но я смотрю, что ты не рад меня видеть?
Ваня помолчал и спокойно ответил:
— Я рад тому, что мне удалось вырвать вас из рук фашистов. А сейчас, вам придется вернуться в машину в виде пленных. Мы попытаемся в ночное время проскочить еще хотя бы километров двадцать. Все понятно?
В глазах Варвары Сергеевны промелькнула злость, но она покорно кивнула:
— Да, мне все понятно.
Отправив врачиху, Иван подошел к Петрухе, мирно дымившем своей трубочкой.
— Тут такое дело, братка. Думаю, надо ехать дальше на грузовике. Пешком не уйдем, а на машине шансы есть.
Якут помолчал и тихо сказал.
— Ты сам ресай. Я сделать как ты скасесь. Твоя есть фалт. Фалт — главное. Нет фалт — быстло умлем.
— Все получится, братка... — Иван улыбнулся и ткнул якута кулаком в плечо. — Самому страшно, но надо.
— Надо, — согласился Петруха.
Медиков снова загрузили в кузов, туда же отправился Петруха. Иван выдал ему гранаты и немецкий карабин, но руки связал, правда только условно.
Варвара отправилась на пассажирское сиденье, а Иван сел за руль. Рыкнул движок, грузовик дернулся и, поскрипывая всеми своими сочленениями на кочках, поехал к дороге.
— Извини меня... — Варвара виновато улыбнулась. — Просто я сильно разозлилась...
Ваня смолчал.
— Я хочу тебе рассказать все, — Синицына осторожно прикоснулась к плечу Ивана. — Выслушай, пожалуйста. Я очень долго была вынуждена изображать из себя другую. А в тебе увидела человека, с которым могу быть такой какая я есть.
Ваня про себя выматерился. Выслушивать женские откровения о тяжелой судьбе не очень хотелось. А точнее, не хотелось совсем. Особенно на фоне того, что в любой момент можно было наткнуться на фрицев. Но возражать не стал.
— Я уже говорила, что выросла в Германии. Отец работал в торговом представительстве, в Гамбурге. Родители меня любили и не отказывали ни в чем. Баловали, очень баловали. А перед самой войной... их отозвали в Советский Союз. А там... — Варвара вздохнула. — Там арестовали. Предъявили обвинение в шпионаже.
«Ничего необычного, — подумал Иван. — Чистки, кровавая гебня и все такое. Друзья-товарищи не всегда врали...»
— Но самое гадкое... — Варвара зло утерла нос локтем. — Они действительно были шпионами. Я это точно знаю. Точно! Я все примечала, сама видела. Их завербовали еще в самом начале...
Иван слегка ошалел и машинально поинтересовался:
— А ты?
— Я? — летчица невесело улыбнулась. — А я рассказала все что знала. А потом публично отказалась от родителей. Даже статью в «Правде» об этом напечатали. Как пример того, что дети за родителей не отвечают. А еще за меня заступились там, большие люди... — она ткнула пальцем в крышу. — Очень большие. Но это отдельная история. В общем, вышла сухой из воды. Презираешь меня?
— Не мели херни! — вспылил Ваня.
— Спасибо... — пискнула Варя.
И замолчала. Иван тоже не собирался задавать лишних вопросов, потому что давно убедился — в чистом виде нет ни добра, ни правды, все это нахрен полностью перемешано со злом и ложью.
Километров пять удалось проскочить без происшествий, а потом показались огни блокпоста.
— Вы с ума сошли, раскатывать ночью? — с налета заорал унтер, с худым, болезненным лицом. — Жить надоело?
— Спокойней, унтер-офицер... — Ваня показал ему свое удостоверение. — Мы просто заблудились, а ехать гораздо лучше, чем стоять. Везем русских пленных медицинских работников.
— Пароль...
— Вюртемберг, — наугад буркнул Иван. В кармане у водителя грузовика он нашел бумажку где было написано это слово.
Немец недовольно кивнул, словно был не рад, что Ваня знает пароль.
— Да здесь женщины и один азиат! — удивленно воскликнул солдат, проверив кузов.
— Куда везете? — унтер внимательно посмотрел на Ваню.
— В распоряжение штурмбанфюрера Шмитца, он собирается над ними устраивать какие-то эксперименты, — уверенно соврал Иван. — Скрещивать с кем-то, что ли. Не удивлюсь, если со свиньями. Если не ошибаюсь, он из личного штаба рейхсфюрера, из какого-то там отдела. Он сейчас находится при штабе командующего, в Салогубовке, черт бы подрал эти русские названия.
Унтер неприязненно зыркнул на Ивана и отмахнул солдату возле шлагбаума:
— Черт с вами, мне плевать... — пробурчал он уже в спину Ване. — Такие уроды как вы точно заслужили русской пули...
— Вы что-то сказали, унтер-офицер? — Ваня резко обернулся.
— Счастливой дороги, лейтенант, — проскрипел унтер, фальшиво улыбнувшись. В этот момент к нему подскочил какой-то солдат с листом бумаги и начал в него тыкать, что-то бубня вполголоса.
— Ехали туда... с другим водителем и сопровождающим... теперь едут назад... что-то не сходится...
Иван сразу все понял и выхватил «Вальтер».
— На месте, засранцы!
Пулеметчик в бронетранспортере крутнул пулеметом в его сторону, но Ваня уже шагнул вперед, саданул солдатика рукояткой в висок и уткнул ствол унтеру под подбородок.
— Прикажи, мать твою, бросить всем оружие. Ну!
— Да пошел ты к черту, русская свинья! — неожиданно заорал унтер. — Стреляйте, я приказываю!
— Убью его!!! — Ваня посильней уткнул ствол пистолета в кадык. — Убью!
Гитлеровцы растерянно переглянулись.
— Стреляйте! — брызгал слюной немец, трясясь словно припадочный. — Стреляйте, тряпки!
Внезапно стеганул выстрел, пулеметчик повис на борту бронетранспортера, а в кузове встал Петруха с карабином.
Пятеро солдат тут же побросали винтовки и стали на колени, заложив руки на затылках. Унтер тоже заткнулся и сник, словно из него выпустили воздух.
Иван от напряжения чуть не потерял сознание. Приказал вязать пленных, а сам присел на ящик и дрожащим руками вытащил сигарету из пачки. Впрочем, после пары затяжек бросил сигарету и пошел допрашивать командира блокпоста.
А потом опять возник вопрос — что делать? До светлого времени суток оставалось всего часа два с
