Кирилл Кириллов - Земля Великого змея
Хозяин крюка обладал навыками завзятого рыбаря. Мирослав не уворачивался от крюка, но и помогать ему тоже не собирался. Но со второй попытки жало зацепилось за шест. Заскрипела на обратном ходу лебедка. Ноги воина оторвались от пола. Он закусил губу, чтоб не взвыть от пронзившей истерзанные плечи боли. Раскачиваясь и крутясь вокруг себя, Мирослав стремительно взлетел к потолку. Зажмурился, ожидая резкого рывка, когда палка встрянет в проходе, но не дождался.
Рыбарь сноровисто развернул мученика так, чтоб концы шеста проскочили в углы люка, и вытянул его, ослепшего и задыхающегося, в сумрак подземного зала. Ухватил крепкими руками за бока и толкнул на край. Кончики пальцев русича почувствовали опору. Лебедка, скрипнув, ослабила натяг, и Мирослав, не устояв, плюхнулся на зад. Его подхватили и вздернули на ноги. Воин уловил запах дорогих благовоний, аромат доброй еды и приоткрыл один глаз. Закатного света, лившегося в бескрайнюю комнату через длинную шахту в потолке, едва хватило, чтоб разглядеть замершего перед воином мешика.
Он стоял, скрестив руки на груди. Босой, с затянутыми белой повязкой чреслами. Поддерживал эти срамные порты чешуйчатый пояс, вдетый в специальные петельки. Под бронзовой кожей бугрились небольшие, но крепкие мускулы. На лицо спадал пышный плюмаж из зеленоватых перьев, из-под которых опасно и заинтересованно сверлили Мирослава черные глаза. Вроде и не стар еще, но уж точно немолод. Изрывшие нежную когда-то кожу шрамы свидетельствуют о многих боях и победах. Да и повадка опытного бойца, готового в любой момент уйти из-под удара или нанести его самому.
А вот оружия при нем не было, во всяком случае, на обозримых участках тела. Видать, сам себе оружие.
Повертев головой, Мирослав узрел еще двух таких же гибких мускулистых мешиков. Моложе, чем главный, не с такими роскошными поясами и плюмажами белого цвета. Они стояли неподвижно, но руки их напряглись, готовые в любой момент вздернуть палку вверх, лишая его ноги опоры. Воин прикинул, что если резко шагнуть в сторону и нанести удар торцом шеста в прикрытую перьями физиономию правому, развернув корпус, приголубить по уху левого и… Он представил боль под ложечкой после того, как зеленоперый впечатает ему в беззащитный живот граненый кулак, и решил повременить.
Мешики развернули его и повлекли во мрак, в котором постепенно стал вырисовываться низкий квадратный проход. Через равные промежутки коридор освещался неверными столбами света, падающего из прорезей в потолке. Судя по звукам, доносившимся сверху, его источниками служили люки в мостовой. Если б поднять голову, наверное, удалось бы хоть определить район города, где находится подземелье, но палка давила на загривок.
Легкий ветерок, блуждающий по подземелью, донес до чутких ноздрей воина запах жареного мяса и ароматы курений. На жертвенник волокут, подумал Мирослав, припомнив горящие сердца перед многочисленными статуями поганых идолищ. Так вроде не было у местных святош привычки перед закланием розовым маслом натирать. Или ему выпал почетный жребий быть умерщвленным по какому-то торжественному обряду? На большой праздник? Он снова украдкой опробовал крепость пут и, разочаровавшись, постарался насколько возможно расслабить тело и немного отдохнуть. Авось перед закланием палку-то снимут, вот тогда многим жрецам от старухи с косой не отвертеться. Мирослав всегда был немногословен и сам подивился водоворотам крутящихся в его гудящей голове словес. Не иначе со страху.
Конвоиры развернулись и втянули пленника в узкий боковой проход. Запах курений остался позади, зато навалился тяжелый дух перепрелой листвы и почему-то потушенного водой кострища. Топить будут?! Мирослав рванулся, въехал одному из стражников под колено, а второй ногой попытался оттолкнуться от стены и завалить провожатых. Мешики лишь чуть подняли шест. Плечевые суставы воина вывернулись со скрипом, принимая повисшее на них тело. Ноги замолотили воздух, пытаясь найти опору и принять на себя хоть часть боли. Мирослав заскрежетал зубами и обмяк. Мешики чуть опустили свое пыточное орудие и повлекли русича дальше. Шагов через сто они подошли к низенькой двери, сколоченной из разбухших, потемневших от влаги досок. Один из провожатых откинул запирающий брус, второй, поколдовав над узлами, вытянул шест из петелек и толчком отправил Мирослава в темный проход.
Русич влетел в узкий каменный пенал и закачался на самом краю заполненного водой углубления. На поверхности бассейна, напоминающего вкопанную в землю и обложенную мозаичной плиткой бочку, плавал рассеянный круг света, медленно стекающего из дыры под потолком. Для удобства влезания и вылезания к краю была приставлена деревянная лесенка с тонкими перекладинами. Под самой поверхностью играли в пятнашки мелкие пузырьки, наверное, там втекала в емкость свежая вода. Уровень ее оставался постоянным, значит, где-то у дна есть и слив. Верно, такой, что и ерш не пронырнет.
Интересно, зачем они меня сюда, подумал воин, растирая ноющие плечи. Отдать храмовому животному? Он вгляделся в хоть и темную, но пронизываемую до дна солнечными лучами купель. Ни рыбы зубастой, ни гада земноводного. А это что, подумал он, обозревая кусок белой материи, неприятно напоминающей саван. А это?
В стоящей на самом краю бассейна серебряной миске была та смесь, запах которой воин учуял еще на подходе. Зола, смешанная с перетертыми стеблями каких-то пахучих растений. Это ж что-то вроде мыла? А это не саван, значит, а полотенце? Купальня?
Наверное, хотят, чтоб помылся, прежде чем предстать перед их богом. Ишь, чистюля он какой, подумал Мирослав, скидывая с себя грязные, просоленные штаны. Ну ладно, помыться — оно не вредно, да и время до кровавых дел потянуть не грех. Он снял с запястий ремешки, кинул их поверх груды грязной одежды и, взявшись рукой за край, спрыгнул в бочку. Уселся на ступеньку лестницы и, зачерпнув горсть моющего снадобья, принялся с наслаждением тереть им грудь и живот.
Зубастые тени гор версту за верстой откусывали куски от светлой поверхности озера. На западе, в раскиданных у подножия гор деревушках, стали загораться уличные огни. Вскинув руку козырьком к глазам, Ромка оглядел окрестности. Нахмурился.
— Дон Рамон, как вы думаете, что это было за чудище? — раздался сзади голос флорентийца.
— Наверное, какой-то недобитый местными рыцарями дракон, — думая о своем, бросил Ромка через плечо.
— А вы успели его рассмотреть?
— Нет, как-то быстро все случилось. Полет еще этот. Идея с планированием, кстати, замечательная. Только доработать надо аппарат, чтоб не носило его по ветру без руля и ветрил. Наделать сотни две, да и забросить за стену столицы отряд отборных головорезов. Глядишь, и войне конец, — размечтался Ромка.
— Доделать-то несложно. Нужны руль, управляющие тяги да каркас покрепче, тогда можно не только по горизонту, но и по высоте править.
— Угу. — Ромка кивнул головой. — Надо бы ускорить шаг. Пока совсем не стемнело, надо добраться до той вон, — он показал пальцем, — опоры и спуститься на островок.
— А почему нельзя заночевать прямо здесь?
— Камень остынет, тепло вытянет. Поморозимся. Да и дозоров опасаться стоит. Может, до середины они и не ходят, а тут вон горы совсем близко. Исток. Тут наверняка должны быть.
— Дон Рамон, ваши опасения кажутся мне…
— Т-ш-ш! — Ромка сделал шаг назад. — Смотрите!
Донельзя усталый, тот покорно уставился в указанном направлении, но сколь ни напрягал взор, не смог разглядеть то, что увидели орлиные Ромкины глаза.
— Что там?
— На огни похоже. Только не пойму, удаляются или приближаются.
— Если удаляются, хорошо.
— Надеяться надо на лучшее, но готовиться к худшему, — наставительно произнес Ромка, неосознанно копируя интонации Мирослава. — Давайте-ка обратно. Вернемся к ближайшему островку, спустимся и дождемся рассвета там. От греха.
— Хорошо, хорошо, — согласился флорентиец. — Только не толкайте меня так сильно, а то я на ногах не удержусь.
— Да давайте ж, черт вас возьми! Не до нежностей сейчас. — Ромке показалось, голоса над водой разносятся далеко, что он расслышал какие-то тревожные крики.
Прихрамывая и постанывая, итальянец затрусил по узкой дорожке вдоль основного русла, кося глазом в ничем не отгороженную пропасть под ногами. Куда только подевалась грация бывалого фехтовальщика? Ромка ругался про себя всеми знакомыми ему русскими и испанскими неприличностями. Он едва сдерживался, чтоб не столкнуть медлительного итальянца в темную воду и не припустить матерым зайцем. Он то и дело оглядывался, пытаясь разглядеть, приближается ли свет факелов или удаляется, но было еще слишком светло и далеко.
Внизу под ногами раздался всплеск, послышались крики, и тонкая стрела с ярким оперением брызнула стеклянными осколками наконечника по каменной кладке возле ноги флорентийца. Тот взвился в воздух и приземлился уже на кладке основного водотока. Ромка присел, и еще одна стрела цокнула по камням прямо над его головой. Несколько оперенных снарядов, со свистом прорезав воздух, ушли в стремительно темнеющие небеса. Ромка подпрыгнул и перекатился за бровку, оказавшись рядом с флорентийцем.
