Василий Звягинцев - Билет на ладью Харона
Не кто иной, как Местоблюститель.
«Этого, кстати, тоже можно было ожидать, – подумал Маштаков. – Как я сразу не догадался?»
Князь был в простом походном кителе без наград, на полировальной столешнице карельской березы ни единой бумаги, вообще ничего, так что было не совсем понятно, для чего вообще требовался стол. Разве чтобы локтями опираться.
– Ну-с, здравствуйте, господин Маштаков, – негромким голосом сказал Великий князь, не привстав и не подав руки. – Ваши противоправные дела меня сейчас не интересуют, но это ни в коей мере не означает, что я их в хоть какой-то мере одобряю.
– Ваше Высочество, никакими противоправными делами я никогда не занимался, тем более направленными против России. – Маштаков даже руки прижал к груди.
– Да, исполнял иногда заказы частных лиц, за плату, разумеется, но всегда это были исключительно научные разработки такого уровня, что ни под какие действующие законы они не попадали. Как вот и последний раз, из-за чего, собственно, я имею честь сейчас здесь присутствовать. Разве где-нибудь сказано, что запрещаются эксперименты в области хроноквантовых преобразований низкой интенсивности?
Князь остановил его горячую тираду спокойным движением ладони, слегка приподнятой над льдисто отблескивающей столешницей.
– Однако ваше… изделие планировалось к использованию террористами именно в качестве оружия. Причем – массового поражения.
– Любой, самый сложный прибор можно использовать для проламывания черепа. А крайне трудоемкий в производстве и предназначенный для достижения сверхпроводимости жидкий гелий, будучи вылит вниз с балкона Большого театра, способен уничтожить больше людей, чем специально изготовленная бомба.
– Достаточно. Я не расположен к дискуссии. Вы подтверждаете, что ваши «научные упражнения» на самом деле далеко опережают достигнутый наукой уровень, и то, что я слышал от своих сотрудников по поводу возможных якобы перемещений во времени?
– Что касается первого, то да, разумеется. То, что делаю я, настолько… даже не опережает, а просто лежит вне интересов современной науки, и прикладной, и фундаментальной! По поводу же перемещений… Вас информировали не совсем точно. Речь идет о несколько других явлениях. Ни в прошлое, ни в будущее я вас переместить не могу и вряд ли смогу в дальнейшем, а вот выход за пределы освоенного нами временного континуума, оставаясь при этом в пространственном…
Да, это возможно, хотя экспериментально почти не подтверждено. Несколько локальных испытаний с недостаточно корректным результатом…
Князь слушал внимательно, но под усами его несколько раз возникал намек на улыбку. Скорее всего, его веселила манера Маштакова выражаться.
Похоже, сидя в камере, он тщательно продумал линию поведения. Сказал достаточно, чтобы заинтриговать собеседника, и в то же время практически ничего конкретного. Ну а чего бы еще от него ждать в такой ситуации?
– Что ж, Виктор Вениаминович, – обращение по имени-отчеству в его устах звучало почти как награда, – как я уже сказал, правовая оценка вашей деятельности не входит сейчас в круг моих обязанностей. А вот забота о благе Отечества входит постоянно. Посему спрашиваю – желаете ему послужить и тем самым загладить свою вину?
Да-да, вину, – с нажимом произнес князь, заметив протестующую, хотя и безмолвную мимику Маштакова, – поскольку это категория не правовая, а нравственная по преимуществу, и с этой позиции ваши оправдания несостоятельны.
– Ваше Высочество! Исключительно в силу сложившихся обстоятельств не смог вовремя направить свои труды непосредственно на благо… Никто никогда не принимал мои открытия всерьез и не желал их даже обсуждать. Только дайте такую возможность…
Маштаков привстал на стуле, подавшись вперед и преданно глядя князю в глаза. Только что руки не простер к нему для пущей убедительности.
«Ну актер, актер… Но это несущественно», – подумал князь, сказал же совсем другое:
– В таком случае я вам эту возможность предоставляю. Само собой, наши специалисты с вами обстоятельно и предметно побеседуют. После чего вам будут созданы все необходимые условия для работы. И над хроноквантовым преобразователем, и по другим направлениям.
В средствах мы не слишком стеснены, сможем оборудовать вам лабораторию не хуже той, что у вас была. Помощников дадим квалифицированных, лучших специалистов по вашему выбору привлечем.
Работать будете прямо здесь, в Кремле, подходящих помещений хватит. Так оно и удобнее, и спокойнее и вам, и нам. В пределах кремлевских стен будете пользоваться неограниченной свободой, то же касается и возможных жизненных удобств. За пределами Кремля… – князь пожевал губами, подбирая выражение, – полной свободы обещать не можем. Пока.
– Да зачем мне эта Москва! – Маштаков, после всего лишь трех дней строгой изоляции и приложенной к себе лично судьбы Эдмона Дантеса, за величайшее благо счел обещанную возможность беспрепятственно выходить из комнаты, бродить по кремлевским аллеям, скверам, музеям и храмам.
Присматривать за ним, конечно, будут, но в любом случае такая жизнь неизмеримо лучше полноценного заключения в российской тюрьме или застенках Катранджи-бея.
Глава одиннадцатая
Уже на следующий день Олег Константинович вновь вызвал к себе Чекменева. Сейчас от его хандры не осталось и следа.
С утра он два часа скакал на коне по узким, покрытым опадающей (что-то рано в этом году) листвой тропам окружающего его охотничий домик леса. Десятивершковый[21] караковый[22] Бархан носил князя по оврагам и буеракам, горяча кровь и себе, и хозяину. Особая прелесть бешеной скачки заключалась в том, что внезапно возникающие на пути ветки запросто могли снести голову или выхлестнуть глаза всаднику, а сам жеребец рисковал поломать ноги на крутом склоне или попав копытом в кротовую нору.
Но все обошлось благополучно. Перед толстыми сучьями князь пригибался, а тонкие лихо рубил шашкой, которую держал, откинув обухом на правый погон. Поводьями же управлял одной левой. Бархан не забывал внимательно смотреть не только вперед, но и под ноги.
Возвратились конь и всадник довольные друг другом.
Приняв душ и рюмку водки, ощущая легкость во всем теле, Великий князь слушал доклад генерала.
– Таким образом, Олег Константинович, как я и обещал, готов доложить очередные результаты моей работы.
– Давайте.
Сегодня Чекменеву требовалось не только сообщить очередную оперативную информацию, но и получить санкции.
В чем и беда сотрудничества с умным и одновременно авторитарным правителем. Он желает вникать во все. Этим, кстати, отличались все Романовы из занимавших престол. Тот же Николай Первый, сам себя назначивший личным цензором к Пушкину, или Николай же, но Второй, знавший в лицо и по именам всех офицеров Гвардии от самого никчемного корнета и считавший своим долгом отслеживать и утверждать все их малейшие перемещения по службе.
Вот генерал и приступил к докладу.
– В пределах нашей досягаемости мы прошлись предельно частым бреднем, примерно так, как в Израиле перед началом войны. Изымали всех, на кого показывали ранее изъятые фигуранты, и далее по цепочкам. Естественно, работали невзирая на действующие у них… – Произнесенное с предельной степенью презрительности и указанием большим пальцем через плечо, в сторону Северной столицы, начало фразы Олегу Константиновичу понравилось. Чекменев это уловил и форсировал голосом: – У них законы и всякие там презумпции. При этом очень помогло устройство «Ляхова – Бубнова». Установлено, обобщенная цель представителей руководства «черного интернационала» на территории России и на данном этапе их борьбы следующая: спровоцировать крупномасштабные беспорядки на южной и западной границах, согласованные со студенческими бунтами в Финляндии и Польше, в общем, по типу «Будапешт-56».
Данные акции должны быть сопряжены по времени с аналогичными выступлениями на сопредельных территориях, населенных представителями «разделенных наций», тут же – мятежи европейских «леваков» типа «Париж-68» и прочих сепаратистов, в Алжире, Басконии, Корсике, Европейской Турции. В общем – глобальный мятеж «мировой деревни» против «мирового города».
Это, конечно, программа-максимум, рассчитанная на год-два с окончательной целью – слом нынешнего миропорядка и установление системы «управляемого хаоса».
– Ты что, всерьез считаешь, что такая схема возможна? – искренне удивился князь. – Согласовать действия абсолютно разнородных, даже противоположных по культуре, образованию, психологии и целям сил? Абсурд, не верю!
Чекменев ответил, что да, в принципе достижение этой цели выглядит утопией, но в любом случае беспорядки грозят большие.
В 1913 году грядущая мировая война и все с ней связанное представлялось еще более маловероятным, однако же… И ведь если степень искусственности, внутренней неупорядоченности России и всего свободного мира так высока, то «карточный домик» нынешней европейской цивилизации способен рухнуть в одночасье.
