Александр Прозоров - Карфаген атакует
Сбросив щиты, четверо карфагенян, пригнувшись, устремились по оврагу вверх, а затем вдоль кустов подкрались поближе к деревне. На окраине паслось стадо овец, разомлевший под солнцем пастух дремал на пригорке. К счастью, собак при отаре разведчики не заметили и смогли пробраться незамеченными к изгороди большого дома, стоявшего на единственной улице селения, у самой дороги. Кроме него, в деревне стояло еще пять ветхих домов, разбросанных далеко друг от друга и окруженных распаханными огородами, по краям которых виднелись изгороди из прутьев, во многих местах развалившиеся на части. Вдоль дороги и по всей деревне, вперемешку с деревьями, росло много высоких кустов, что помогло лазутчикам оставаться до поры, до времени незамеченными.
— Небогато живут, — сделал вывод Федор, спрятавшись за деревом и рассматривая пустынную и пыльную улицу, — да и с населением здесь туговато. Человек десять, от силы, наберется.
На случай, если придется переодеваться и «работать» под римлянина, предусмотрительный Федор прихватил с собой часть римских денег, из тех, что Ганнибал пожертвовал ему после победы при Треббии. К счастью, среди них нашлись не только золотые монеты, но и медные ассы,[22] которыми легионерам выплачивали зарплату — вряд ли с крестьянами стоило расплачиваться золотом. Глядя на царившую вокруг бедность, Федор прикинул, что на одну золотую монету мог бы скупить все дома в этой деревне.
Тем большим оказалось его удивление, когда он заметил породистую лошадь с раззолоченным седлом, привязанную у входа в большой дом. Присмотревшись, Федор решил, что это деревенский трактир, а лошадь принадлежит кому-то из приезжих. У местных крестьян на такое седло за всю жизнь денег не наберется, не то, что на лошадь.
— Наверное, там внутри заезжий римский всадник, — поделился Чайка догадкой с Летисом. — Может, даже посыльный с донесением.
— Так давай, зайдем в гости, — предложил Летис, — спеленаем его и вытрясем все секреты. Если это трактир,[23] так заодно и выпьем, а может, и поедим. У меня давно в желудке урчит от этой похлебки.
— Подожди, — укорил его Федор, — может быть, он там не один.
— Ну и что? — удивился Летис. — Даже если их там десяток, мы справимся. Я один за кусок мяса сейчас готов порвать в клочья дюжину римлян.
Но в этот момент спор разрешился сам собой. Дверь со скрипом растворилась, и на пороге возник невысокий римский всадник в дорогой кирасе. В руках он держал шлем с красным гребнем из перьев. Вслед ему неслись женские крики и мужская ругань на латыни.
— Оставляю ее вам! — крикнул всадник, отвязав лошадь и забираясь в седло. — Мне не нужна эта деревенская курочка. Она подстать таким грубиянам, как вы. Когда закончите с ней развлекаться, вернетесь в лагерь. А я должен быть в Генуе до наступления темноты.
С этими словами офицер дернул поводья и поскакал по дороге в сторону, противоположную той, откуда пришли финикийцы.
— Отлично! Значит, эта дорога ведет в Геную, — заметил вслух Федор. — Мы не сбились с пути.
Но его отвлекли новый женский крик и отборная брань. Кричала девушка, а ругались явно римские солдаты, скорее всего, решившие пустить ее по кругу, не спрашивая на то ее желания. Проститутка, которыми полнились бордели в римских городах и крупных селениях, не стала бы так орать. Это больше смахивало на изнасилование.
— За мной, — решился Федор. Выхватив фалькату из ножен, он перемахнул изгородь и быстро преодолел несколько метров дороги, отделявших его от распахнутой двери в трактир.
Ворвавшись внутрь, он увидел то, что и ожидал. В полутемном помещении стояли несколько грубо сработанных столов и табуреток. В углу виднелась низкая стойка, за которой на полках располагались бутылки и кувшины с вином. А прямо посередине, на столе с остатками еды, четверо римских легионеров насиловали молодую крестьянку, показавшуюся Федору девчонкой лет пятнадцати. Разорвав на ней платье, двое держали ее за руки, третий — за шею, чтобы не царапалась и не кусалась. А четвертый, стянув с девчонки и с себя исподнее, вовсю шевелил бедрами.
В тот момент, когда Федор ворвался в трактир с фалькатой в руке, к римлянам подбежал тщедушный старик в застиранном хитоне, видно, местный кабатчик, и схватился за край кожаного панциря насильника с криком:
— Отпусти мою дочь!
— Пошел вон! — огрызнулся бородатый легионер, не отрываясь от процесса. — А то я потом займусь твоей женой…
Но старик не отставал, продолжая кричать, и тогда легионер, взмахнув рукой, наотмашь ударил его по лицу. Старик отлетел, споткнулся о стул и с грохотом упал под стойку. Римляне громко засмеялись.
Впрочем, тут в глазах тех, кто держал девчонку, проступило удивление. Они заметили Федора и еще трех солдат с оружием в руках за его спиной, появившихся на пороге трактира, словно ниоткуда. Доспехи на солдатах не оставляли сомнений в том, что это не их сослуживцы, зашедшие пропустить по стаканчику. Но эффект неожиданности еще не прошел, и они молча пялились на Федора и его спутников.
— Эй ты, ублюдок! — произнес Федор на латыни, обращаясь к насильнику и стараясь оставаться спокойным, хотя желваки уже заиграли на его скулах. — Тебе же ясно сказали, отпусти девчонку.
Услышав за спиной грозный голос, легионер от удивления перестал вилять бедрами и обернулся. Соображал он быстрее, чем те, что держали девушку. Но у него был существенный недостаток — отсутствие штанов. Впрочем, это его не смутило. Выпростав наружу свое достоинство, он потянулся за лежавшим на соседнем столе мечом. Остальные трое сделали то же самое. Почувствовав свободу, несчастная девушка с криком вырвалась из волосатых рук и, залившись слезами, подскочила к отцу, что лежал на полу без движения.
Федор дал ей убежать, а легионеру-насильнику дотянуться до меча. Оружие остальных лежало дальше. Когда они бросились к ножнам, им наперерез устремились бугай Летис и два других бойца.
— Летис, не повреди доспехи, они нам еще пригодятся! — крикнул Федор перед тем, как здоровяк набросился на ближайшего римского легионера и резким выпадом проткнул ему горло.
Сам Федор, взмахнув фалькатой, нанес удар в голову полуобнаженному римлянину. Но тот оказался неожиданно проворным и ловким. Он пригнулся, отступил, а потом сам бросился на Чайку, сделав обманное движение телом. Но промахнулся. Командир разведчиков выбил у него из рук меч и нанес мощный удар коленом в голову пригнувшегося солдата. Голозадый римлянин упал навзничь на тот же стол, где только что насиловал дочь трактирщика. Из его сломанного носа струилась кровь. От удара на какое-то время он перестал соображать.
Тем временем Летис и остальные карфагеняне быстро расправились с безоружными римлянами. По просьбе Федора они берегли доспехи, поэтому всем троим перерезали горло, словно свиньям. Четвертый был оглушен, но еще жив.
— Кто ты? — спросил Федор, когда тот пришел в себя и замычал от боли.
— Я Авл Бородатый, — прохрипел римлянин, сплевывая кровь и пытаясь приподняться, — передний центурион десятой манипулы пятого легиона из армии Сципиона. А ты кто?
— А я Федор Чайкаа, командир седьмой спейры африканской пехоты армии Ганнибала, — ответил Федор.
— Вы карфагеняне?! — изумление центуриона выплеснулось через край. — Откуда вы здесь?! Ведь ваша армия далеко.
— Я спешил, — ответил Федор, — я знал, что за таким ублюдком, как ты, Авл, надо приглядывать.
— Какое тебе дело до бабы? — вновь осмелел Авл, бросив беглый взгляд по сторонам. — Она моя. Я за нее заплатил.
— Он врет! — закричала в ярости девушка, державшая голову отца, еще находившегося в беспамятстве. — Они ограбили нас. А потом этот захотел взять и меня с собой в лагерь, но я сопротивлялась.
— Все ясно, — закончил допрос Федор. — Ты захотел сделать из нее проститутку. Потешиться, а потом продать в бордель. Ты не центурион, Авл, ты — дерьмо. Мне попадались римские солдаты, при убийстве которых я испытывал гордость, потому что побеждал таких врагов. А тебя я убью с омерзением.
— Хватит болтать! — Авл вскочил на ноги. — Карфагенский ублюдок!
Решив, что он и так слишком долго говорил, Федор снова ударил римлянина. На сей раз рукоятью фалькаты в зубы, вернув его на место. А затем в ярости рубанул с плеча тяжелым клинком, лишив центуриона-насильника его мужского достоинства на глазах рыдающей девушки. Отсеченный детородный орган упал на грязный пол, а кабак огласился душераздирающим воплем. Римлянин дернулся, вскочил, пробежал несколько шагов, но тут же упал и скоро затих в луже крови.
— Собаке собачья смерть, — как-то отстранено заметил Федор.
В этот момент из угла послышался стон. Старик пришел в себя и открыл глаза, со страхом взглянув на склонившегося над ним Чайку.
