Александр Прозоров - Карфаген атакует

Александр Прозоров, Алексей Живой

Карфаген атакует

(Легион — 2)

Часть первая

Путь Геракла

Глава первая

Новые друзья

Мощная волна саданула в борт, заставив судно накрениться, и попутно обдала лицо стоявшего у поручней морского пехотинца холодными брызгами, заставив его вздрогнуть. Флагманская квинкерема[1] «Удар молнии» слегка завалилась на бок, нырнув в яму меж двух больших волн, но быстро выровнялась, продолжая рассекать острым тараном беспокойное море у берегов Испании.

Федор Чайка оторвал взгляд от горизонта, на котором маячили римские суда, и перевел его на свой корабль. Ветер, наполняя прямоугольные паруса на мачтах, толкал квинкерему вперед. Кроме паруса, передняя мачта гордо несла на себе штандарт с изображением диска и полумесяца — символ Карфагена. На палубе, развернутые вполоборота в сторону врагов, стояли метательные машины. Корпус грандиозного корабля завершался массивной, но изящной кормой в виде загнутой вверх балки, напоминавшей морпеху хвост доисторического животного.

Квинкерема ходко шла под парусами, развивая скорость в несколько узлов. Порты для весел на всех пяти ярусах были надежно задраены кожаными пластырями, чтобы не набрать воды. Вдоль поручней, опоясавших весь корпус, виднелись закрепленные овальные щиты морских пехотинцев.

Гребцы, скрытые под палубой, отдыхали. Морпехи, готовые в любой момент вступить в бой, тоже. Хотя кое-кто бродил по палубе или, как Федор с двумя товарищами, располагался у ограждения, рассматривая потенциального противника. Корабли римлян шли параллельным курсом на приличном расстоянии от эскадры Карфагена.

Проводив одного из «римлян» взглядом, Федор Чайка поднял голову и прищурился на солнце, недавно миновавшее зенит. Неторопливо, с наслаждением, вдохнул полной грудью свежий ветер, гулявший над морскими волнами.

Уже третий день корабли карфагенян бороздили прибрежные воды Испании, следуя вдоль скалистых холмов и лишь изредка удаляясь в открытое море при появлении неприятеля в зоне видимости. Однако, римляне, маячившие на горизонте, пока не стремились ввязываться в открытый бой, ограничиваясь разведкой, несмотря на то, что превосходили морское охранение выступившей в поход армии Ганнибала, как минимум, вдвое.

На охранение возлагалась задача не подпускать римских разведчиков к берегу до тех пор, пока армия Ганнибала не углубится в земли кельтов. Это была серьезная задача, учитывая тот факт, что небольшой флот состоял всего лишь из пятнадцати квинкерем и восьми триер. Их сопровождали еще три небольших суденышка, быстроходные биремы, предназначенные не столько для боя, сколько для организации связи между соединениями.

Конечно, они представляли не весь карфагенский флот, дюжина квадрирем и почти столько же триер оставались в Новом Карфагене для защиты штаба испанской армии, которой в отсутствии самого Ганнибала командовал его брат по имени Гасдрубал. Ожидались и подкрепления из столицы, где спешно достраивался новый флот. Но пока, к большому огорчению моряков, былая слава властелина морей все еще ускользала от Карфагена. Сейчас в западном средиземноморье хозяйничали римляне, имевшие неоспоримо больше кораблей. Но, несмотря на это, они давно не рисковали вступать в открытые столкновения с более маневренными кораблями финикийцев, имевшими на борту хорошо обученные экипажи и опытных морпехов.

Да и повода пока не находилось — о том, что Ганнибал двинул свои войска на восток, сенаторы в Риме наверняка еще не знали, прошло слишком мало времени с момента падения Сагунта. Даже если в войске или поблизости от него находились римские шпионы — а римляне повсюду имели своих шпионов — то еще нужно было передать эту информацию в столицу, а потом дождаться приказа из Рима. А без приказа сената ни один римлянин не мог вступить в войну. Субординация прежде всего. Эти порядки Федор успел хорошо изучить за несколько месяцев, проведенных по воле случая на римской службе, в морской пехоте Тарента. Туда его занесло после крушения во время шторма финикийского судна, шедшего из далекого Крыма.

Многочисленная армия Ганнибала, в отличие от римских вооруженных сил, уже имела приказ своего сената перейти в наступление, и четвертый день продвигалась в глубине прибрежной территории, скрываясь за скалами и стараясь выиграть время. Римляне не могли видеть ее с моря. А флот карфагенян должен был до последнего момента оставлять морскую разведку римлян в неведении.

Так, во всяком случае, новоиспеченному морпеху Карфагена объяснил Софоникс, командир его спейры, аналога римской манипулы. В отличии от немногословного Гнея Атилия, занимавшегося воспитанием Федора в римском мире, местный «центурион» не гнушался разговорами по душам со своими подчиненными, тем более, что здесь во флоте служили только состоятельные граждане Карфагена и наемники из далеких земель. Многие знатного происхождения.

Впрочем, до панибратства не доходило. Софоникс держал всех морпехов в узде. И знатных, и не знатных. Он вообще показался Федору достаточно профессиональным командиром, четко определявшим, когда солдата нужно гнуть к ногтю, а когда поговорить с ним по душам, расположив к себе. Федор, похоже, не показался ему слишком глупым, а потому за неполные две недели службы отношения со своим командиром у морпеха сложились вполне нормальные.

Хотя до конца всех тонкостей Федор еще не изучил. Он не знал, например, как тут обстоит дело с подношениями и откупами от трудных работ, о которых постоянно приходилось думать на службе у римлян. Но до сих пор с него здесь никто не пытался «вытрясти» денег сверх меры, если не считать покупки обмундирования за свой счет.

От службы Федор не отлынивал, несмотря на то, что деньги у него теперь водились. Один тугой кошелек, наполненный мелкими серебряными монетами с чеканным изображением пегаса, хранился у казначея корабля в специальном крепком ящике, обитом железными листами. А второй кошелек с золотыми монетами, на которых красовался вездесущий слон и профиль Ганнибала, — у главного казначея, в Новом Карфагене. Там, где находилась походная казна всей испанской армии. Под охраной кельтов и африканцев брата вождя Гасдрубала.

Копать траншеи морпеха пока никто не заставлял. Лагерь ставить тоже — до выхода в море они обитали во вместительных и по-походному комфортных бараках уже отстроенного лагеря на побережье недалеко от Сагунта. Этот испанский город, чьи жители выразили желание перейти на сторону римлян, был недавно сожжен Ганнибалом. Прочие же «прелести» походной жизни — тренировки, марш-броски по прибрежным скалам, отработка абордажа и битвы на мечах — являлось нормальной службой, уже вполне привычной для Федора после прохождения «курса молодого бойца» в составе четвертого легиона Тарента, морского союзника Рима, где он пребывал несколько последних месяцев, пока не сбежал и не оказался по воле судьбы здесь, среди солдат Карфагена.

За время своей недолгой службы Федор уже сошелся с двумя солдатами-финикийцами. Оба сейчас стояли рядом с Федором, наблюдая за морем. Сам Чайка, как и его друзья, был облачен в кожаный панцирь темно-синего цвета с нашитыми поверх него металлическими пластинами. Верхнюю часть бедер защищало подобие юбки из кожаных ремней, а ступни уютно устроились в сандалиях на очень толстой подошве. Федор мог спокойно наступить на металлический гвоздь, не беспокоясь о том, что повредит стопу.

Вооружение морпехов состояло из короткого меча и крепкого овального щита синего цвета с железным умбоном. Имелся также и дротик для метания, находившийся сейчас в арсенале под верхней палубой. Щит же крепился на поручне в десяти шагах от мирно беседовавших приятелей. Каждый морпех на квинкереме «Удар молнии» знал, где висит его щит, и в случае внезапной атаки мог подхватить его одним заученным движением. Софоникс всего за неделю выдрессировал своих солдат так, что любой мог отыскать свое вооружение с закрытыми глазами.

Один из стоявших рядом финикийцев, такой же новобранец, как и Федор, был сыном купца средней руки и происходил родом из соседнего с Карфагеном богатого города Керкуана. Его отец в последние годы занимался поставкой для армии Карфагена коней из жаркой Нумидии и нажил на этом неплохие барыши. Он хотел, чтобы сын продолжил его дело, но парня потянуло на романтику армейской службы. Сказались гены. Ведь и его отец, и его дед перед тем, как осесть на берегу, всю свою молодость провели на кораблях купцов-мореплавателей, проникавших в неведомое. Туда, откуда возвращались далеко не все. И когда в Керкуане вновь стали раздаваться голоса вербовщиков, он долго не раздумывал.

Звали парня Урбал. На вид он был чуть старше Федора, лет двадцати пяти. Невысокий, широкий в плечах. Черноволосый, как все финикийцы, с узким лицом. Знал толк в лошадях и торговле, но совсем не походил на человека, думающего только о барышах. Урбал, как выяснилось, много читал и знал о путешествиях своих предков. Из-за любви к чтению, обнаружившейся совершенно случайно, они и сошлись.