Космопорт - Сергей Чернов
— Дело в стиле, Дмитрий Константинович. Я — сторонник бережливости, а не пустого растранжиривания вверенных мне средств. Если не думать о разумности расходов, то капитал любого размера легко уйдёт на ветер.
— Разве моё предложение неразумно? — мэр искренне недоумевает. — Десятки тысяч квадратных метров жилья, десятки зданий…
— Которые гирей висят на вашем бюджете, — сворачиваю в свою сторону.
И торг начинается!
Если он думает, что я внимательно не изучил вопрос, то зря. Представьте пятиэтажную хрущёвку или четырёхэтажную сталинку, это от шестидесяти до восьмидесяти квартир. И заселена только половина, а то и вообще всего несколько семей живут. Отключать отопление ради экономии опасно и денег стоит. Промерзающие зимой квартиры, при резкой смене погоды конденсат, значит, электропроводка под вопросом и водопровод ржавеет. А если канализационный стояк перемёрзнет, а на верхних этажах кто-то ещё живёт? Веселья на весь подъезд. Все коммуникации никак не рассчитаны на автономное подключение отдельных квартир.
Законсервированный дом
Одна из головных болей администрации — постоянное расселение таких малозаселённых домов и их консервация. Но закладывание кирпичами всех окон и дверей тот ещё геморрой. Во всех смыслах: и по деньгам, и по затратам, и по времени.
— Дмитрий Константинович, — обаятельно оскаливаюсь в улыбке, — если я заберу у вас нежилой фонд, вы огромные деньги сэкономите на их консервации, отоплении и всём прочем. Разве нет?
— Но и бесплатно отдать не могу! Ладно, недострой и заброшка, но жилые и живые дома!
— Пока живые, вы забыли добавить, — усмехаюсь сардонически и выбрасываю ещё один козырь, у меня их много: — Сколько лет этим домам? Такого типа здания, насколько я слышал (спасибо Иннокентию), прекратили строить где-то в 60-ых? Хорошо, посчитаем даже от 80-го года. Им по полсотни лет, не меньше!
— Что им сделается? Кирпич — он и через сто лет такой же кирпич…
— А срок жизни электропроводки? Не более тридцати. Значит, её всю менять надо. Водопроводные трубы тоже невечные. Возраст вашего замечательного жилого фонда — от пятидесяти до семидесяти лет. Эти здания снести дешевле, чем ремонтировать.
— Ну, пусть будет пятьдесят, — мэр отступает.
Это хорошо, теперь, когда планка снижена, можно и своё слово сказать:
— Миллион! И не долларов, а рублей. Исключительно на расходы по расселению.
— Виктор Александрович, вы с ума-то не сходите! — возмущается мэр. — Сколько я квартир на эти деньги расселю?
— Вряд ли меньше двадцати, — прикидываю быстро, пятьдесят тысяч на ремонт выделенного жилья и переезд с лихвой хватит. С учётом здешних цен.
— У меня их несколько сотен! — мэр выбрасывает свой козырь.
Козырь-то козырь, но я, не заглядывая в городской бюджет, могу уверенно сказать, что соответствующая статья расходов там есть. Куда уходят деньги реально — другой вопрос, но наличие строки в бюджете, а то и не одной, сомнений не вызывает.
Ухожу, когда удаётся сбить цену до двадцати. Последнее слово оставляю за собой:
— Расселение — исключительно на городской администрации.
И все деньги сразу не дождётся. Порциями, то есть отдельными траншами буду переводить. И смотреть, как деньги расходуются. Да, мы — акулы бизнеса — такие! Хрен из нас так запросто даже копейку выдавишь.
Вечером. Площадь перед мэрией.
Какая-то иномарка. Обхожу, разглядываю. Не разбираюсь в машинах, вроде какой-то китайский или корейский кроссовер.
— Что-нибудь не так? — вопрошает водитель, мужчина средних лет с брюшком и мощными руками.
— Таксист?
— Ну. Куда едем?
Иннокентий и Зина не вмешиваются, наблюдают.
— Работу хочешь? По профилю, — нам придётся помотаться по космодрому и в городе, не покупать же ради этого автомобиль.
Лицом и неопределённым междометием мужчина выражает заинтересованность.
— Хочу зафрахтовать тебя на неделю-полторы.
— Оплата?
— Как обычно. Повременная плюс километраж. Сколько вы за километр пробега берёте?
— Рублей двадцать-двадцать пять, — отвечает честно, примерные цены знаю.
— Тысяча рублей в день и по двадцать пять рублей за километр, — выношу итоговый вердикт. — Обычный рабочий день. В восемь утра подаёшь машину на 113-ую площадку, обедаешь в тамошней столовой, вечером после пяти свободен. Ночевать можешь там же, а хочешь — уезжай домой.
— Согласен, — мужик долго не думает.
— Тогда считай, что нанят, — мы садимся в машину, едем «домой». Сразу срисовываю общий пробег с одометра.
25 июня, вторник, время 10:35.
Байконур, окраина города.
Хороший домик! По двору в сопровождении говорливого хозяина уже прошёлся, сейчас прикидываю, как можно распорядиться комнатами. Всеми семью. Мне по многим причинам отдельная квартира не подойдёт, даже элитная. А вот особняк — самое то. Будет куда машину поставить, где гостей принять. За двенадцать миллионов — и вовсе не рублей, а в шесть раз более лёгких тенге — совсем недорого.
Риелтор, хорошенькая и почти юная казашка, в предвкушении от крупной сделки.
— Значит, двенадцать миллионов? — мы, все трое, стоим в просторной гостиной с большими окнами, Зина поблизости, ближе к прихожей.
— Орыс? — вдруг спрашивает хозяин, невысокий и монументально полный казах лет пятидесяти.
Хотя по лицу возраст местных пока определять не научился. Может, сорок или шестьдесят.
Смотрю вопросительно. Риелтор Лейла что-то быстро тараторит по-казахски.
— Пятнадцать миллионов! — вдруг объявляет хозяин.
Неожиданно. Гляжу на Лейлу, жду объяснений. Та явно смущена. Пытается спорить с хозяином. Языка не знаю почти абсолютно, только несколько слов, которые сами местные русские часто употребляют. Вот и сейчас казах говорит «жок». О чём говорят, догадаться нетрудно. Заявленную цену менять на ходу нельзя, что и пытается объяснить Лейла. Но это не таксист, с помощью Зины его уже за задницу не ухватишь. Хотя по закону, если совсем строго, не имеет он права так делать. Но и ответственности не предусмотрено.
Лейла смотрит виновато:
— Виктор Александрович, хозяин настаивает на пятнадцати…
— Почему вдруг?
— М-м-м… — девушка мнётся.
— Потому что я — русский?
— Да, — спокойно и с вызовом отвечает хозяин.
На короткое слово по-русски его хватает. Хотя подозреваю, он нарочно говорил при мне на родном.
— Понятно, — реальная жизнь часто поворачивается неожиданной стороной.
Но я тоже могу повернуться своей филейной частью. К кому угодно. Разворачиваюсь и ухожу. Невозмутимая Зина и растерянная Лейла следуют за мной.
На улице садимся в машину. Ту, что я вчера зафрахтовал.
