Лихие. Смотрящий - Алексей Викторович Вязовский
— Лен, — поморщился я. — Если бы я знал, что она твоей маме нравится, то точно взорвал бы.
Тут я увидел Ленкино выражение лица и попытался исправиться.
— Эй, спокойно! Ты что, шуток не понимаешь? Да хабалка она. Невероятно наглая баба. Да если бы она в приличном обществе так себя повела, ей бы вмиг рога отбили. Помойка у нее вместо рта!
— В приличном обществе — это в каком? — Ленка смотрела на меня с нарастающим недоумением. — Среди уголовников и бандитов?
— Среди людей, которые за свои слова отвечают, Лен, — ответил я. — Ты, может быть, этого не понимаешь пока, но слово — это оружие. Им уметь пользоваться надо. Иначе оно ранить может, или даже убить. Ну ладно, хрен с ней, с этой артисткой! Хочешь, я ей хороший подгон сделаю? Помиримся. Ну чего ты так из-за нее разволновалась-то?
— Да с чего ты взял, что это из-за нее? — на глазах ее снова появились слезы. — Ты ведь себе, Сережа, ни в чем не отказываешь. Деньги, машины, бабы… Тебе меня мало было? Что, недостаточно хороша оказалась?
— Да что ты такое говоришь? — из меня как будто воздух выпустили. — Что за ерунда! Кто тебе это сказал?
— Она не представилась, — ледяным тоном ответила Ленка и показала в сторону выхода. — Касса вон там!
— Кто и что тебе сказал? — прошипел я.
Вторая продавщица вытянула уши так, что они могли поспорить по длине с ослиными. Я повернулся к ней и спокойно сказал.
— Брысь отсюда! Будешь подслушивать — накажу.
Та, видимо, прочитала что-то такое в моих глазах и испарилась со скоростью, достойной спринтера-олимпийца.
— Кто и что тебе сказал, Лена? — еще раз спросил я. — Тут дело не в тебе или во мне. Дело в бизнесе. Люди по-разному воюют с конкурентами. Вот так они воюют тоже. Ты этого не знала?
— Я тебе больше не верю, — спокойно ответила она. — Она сказала, чтобы я отвалила по-хорошему. И что ты теперь с ней. Ей я поверила. Много людей знает про твои татуировки? Она вот знает.
— Достаточно людей знает, поверь, — усмехнулся я. — Многие вопросы решаются в бане. На голом теле микрофон сразу виден. А жучки в парилке дохнут от влажности. Так что мой ответ: да! Про мои татуировки и шрамы знает много людей. И далеко не все эти люди мне друзья.
— Но звонила женщина! — она обвинительно ткнула в меня пальцем, но уверенность на ее лице сменилась задумчивостью.
— И это все, на чем строится обвинение? — усмехнулся я. — Да я даже адвоката звать не буду. Лен! Тебе самой не смешно? Ну, подумаешь, баба позвонила! Давай я заплачу твоей подружке — как ее там? Маша? — десять баксов, и она тоже кому-нибудь позвонит. Хочешь, прямо сейчас?
— У нее голос был такой, что я поверила, Сережа, — покачала головой она. — Женщина такое сразу чует.
— Если я ее найду и она тебе сама все расскажет, ты мне поверишь? — спросил я. — Расскажет, кто ее нанял, когда нанял, и сколько заплатил.
— Что? — растерялась Ленка. — Не поверю, конечно! Ты тоже наймешь кого-нибудь! За десять баксов.
— Она повторит тот разговор слово в слово, — пообещал я. — Ну?
— Не знаю, — прикусила она губу. — Уходи, Сережа.
— Сколько с меня? — до боли сжав руки в кулаки, спросил я.
— Пятьдесят пять долларов по курсу, — ответила Ленка. — А он каждый день новый. Спасибо за покупку, приходите к нам еще. А лучше не приходите…
— Совсем охренели, кооператоры хреновы! — возмутился я, увидев цену в рублях. — Сталина на вас нет!
Всю дорогу до офиса я размышлял. Эту пакость мог сотворить только кто-то из моих секретарш. Но кто? Настя? Юля? Я никого не обижал, дарил подарки… Ну разве что спал со всеми ними, так это было оговорено молчаливым контрактом. Я им плачу, а они не делают мне голову, оттягивая из нее излишнюю кровь. Они для меня не женщины — они сотрудницы, пусть и с несколько специфическими обязанностями. Кто-то захотел большего? Возможно. Но кто? Вот в приемной сидит Юля и улыбается мне. Неужели она? Неужели она умеет улыбаться, делая подлость? А ведь я считал до этого времени, что хорошо понимаю людей. Значит, не так уж и хорошо…
А может это Любка? Ей бы тоже хотелось запрыгнуть ко мне в койку. Но «крыску» мы пока не допускали ни до чего важного. Она просто не имела доступа ни к моему расписанию, ни к документам…
Войдя в кабинет, я вызвал особиста. Бывший подполковник сильно изменился. Человек, который полгода назад жил как нищий, теперь смотрел уверенно, и даже с некоторой вальяжностью. Так смотрят люди, не боящиеся завтрашнего дня. И с чего бы это, интересно? Оптимизм на грани идиотизма? Или и у этого крыша слегка поехала от наших успехов. Ладно, будем на место ставить. Ведь самые веселые времена еще впереди.
— Мне, Николай Дмитриевич, — сказал я, показывая ему на стул напротив, — нужны все распечатки звонков из нашей конторы за август. Все номера, на которые звонили.
— Это сделать можно, — кивнул особист. — Через телефонную станцию. Могу я поинтересоваться, зачем вам это понадобилось.
— Можете, — зло сказал я.- Тут крыса завелась, а вы ушами хлопаете.
— Почему это хлопаем? — спокойно возразил наш комитетчик. — Крыса завелась, тут вы правы. И мы ее очень аккуратно пасем. Выявляем контакты и способы связи.
— А мне, почему ничего не сказали? — внезапно пересохшим горлом просипел я.
— Чтобы вы дров не наломали, — ответил Николай Дмитриевич. — У вас подготовки нужной нет. Спугнете.
— Все равно мне распечатка нужна, — упрямо сказал я.
— Если вам нужно знать, кто звонил Елене Геннадьевне, — все так же спокойно возразил особист, — то это тот самый человек и сделал. Звонила она из своей квартиры на домашний адрес по улице Тверской. Она непрофессиональна, работает грязновато. То
