Мы, Мигель Мартинес. Война - Влад Тарханов
— Товарищ Тимошенко, как вы оцениваете готовность выделенных вам частей и соединений?
Тимошенко посмотрел на Сталина, вздохнул и ответил:
— Товарищ Сталин! Я считаю, что войска подготовлены недостаточно. Особенно это касается состояния только что сформированных танковых бригад, танковые они по названию, но по большей части состоят из бронеавтомобилей и небольшого количества легких танков — по батальону на каждую бригаду. При этом состояние техники вызывает серьезные опасения. Её готовность сейчас примерно на тридцать процентов, в первую очередь, танков. Это техника новая, часто ломается, проблемы с запчастями. Состояние кавалерийских дивизий удовлетворительное, несколько хуже с готовностью стрелковых дивизий к совершению маршей и. Если не обеспечить переброску войск железнодорожным транспортом, уверен, что сосредоточение вверенных мне войск займет от двух о трех недель.
— Это совершенно неприемлемо, товарищ Тимошенко. — в голосе Сталина прорезались неприятные резкие нотки.
— Так точно, товарищ Сталин. Ведется работа по исправлению выявленных недостатков. Думаю, примерно за две-три недели сможем подтянуть войска до более-менее нормального уровня. Не хватает командных кадров. Прошу разрешения привлечь в войска специалистов, которые были задержаны по делу «Весна». Есть большая группа краскомов, которым так и не было предъявлено обвинений, но и в войска они не вернулись.
— Товарищ Тимошенко, составьте вместе с товарищем Шапошниковым документ на эту тему, мы его срочным порядком рассмотрим. Хочу только сказать, что многие осужденные по этому делу реабилитированы, часть из них хорошо показали себя в боях в Китае. Так что зрелое зерно в вашем предложении, несомненно, есть.
Сталин встал, прошел к окну, вытащил папиросу и закурил. За несколько затяжек он продумал какую-то мысль и, оставив папиросу тлеть, обратился к товарищу Молотову:
— А каковы будут политические последствия нашего конфликта с Польшей?
— Нападение польской эскадры на наш морской караван сам по себе «Казус белли»[2], но не однозначный. Есть решение Лиги наций об эмбарго на поставку воюющим сторонам конфликта оружия и боеприпасов. Думаю, у нас резко ухудшаться отношения с Британией, об вступлении в Лигу наций придется забыть, британцы играют там первые роли, так что тут у нас будет полный афронт. Думаю, станут значительно хуже отношения с Францией и Италией. С Италией ясно почему — Муссолини как союзник империи не потерпит нашего прямого вмешательства в конфликт, а французы — слишком много вложили в польский режим, поляки должны французам так много по кредитам, что даже социалистическое правительство не сможет игнорировать интересы своих капиталистов. Да и САСШ будет не в восторге — они только начинали вкладываться в Варшаву, а теперь это потеряет смысл.
— Следовательно, нам надо быть готовым к тому, что состояние отношений з Западом резко ухудшиться? В этой связи возникает вопрос: что для нас лучше: не поддерживать Веймарскую республику, дожидаясь ее падения, либо втянуться в большой конфликт с неясными перспективами. Хочу сказать, что, если бы правительство Германии состояло из коммунистов, у нас не было бы другого выхода, как оказать ему всемерную помощь. Но этот коалиционный калейдоскоп, он не вызывает у нас большого доверия. С другой стороны, усиление Польши, которая, в таком случае получит несколько крупных промышленных центров Германии — это появление у нас под боком очень сильного врага, который мечтает покончить с советской властью. Есть такое мнение, что паровозы надо давить, пока они еще чайники. Очень может быть, что с Польшей аналогичная ситуация: пока еще есть возможность ее необходимо остановить. Но ценой этого будет опять изоляция СССР и возможный срыв индустриализации.
[1] В РИ наркомат Военно-морского флота СССР был создан в 1937 году.
[2]Повод для войны
Глава двадцатая
Из двух зол и выбирать нечего
Глава двадцатая
Из двух зол и выбирать нечего
Берлин
22 мая 1934 года
— Уверен, что это человек Зиновьева?
— Да, это тебе привет из далекого прошлого. — Ворон, советский агент, который был в моей группе и отвечал за силовое обеспечение операций и мою охрану, усмехнулся. — Сам знаешь, Коминтерн — это особая контора. Там троцкисты окопались. Далеко не всех почистили.
Я сидел в небольшом кафе и слушал человека, который знал, наверное, о чём говорил. Ворон — далеко непростой товарищ. Он достаточно молод, ему совсем недавно перевалило за четверть века, родился он в Варшаве в семье профессионального военного. Сейчас его отец, Фёдор Абрамов, был генерал-майором, воевал в Добровольческой армии, закончил Гражданскую у Врангеля. Покинул страну вместе с отступающими из Крыма войсками, переехал в Турцию, а вот его жена с одиннадцатилетним сыном осталась в большевистской России. Николай Фёдорович Абрамов (он же Ворон) не мог рассчитывать на многое: из-за происхождения очень многие пути оказались для него закрыты. Пришлось пробиваться исключительно на своих талантах. А они у парня были, как и упорство. В двадцать девятом был призван в армию, очутился на черноморском флоте, закончил водолазную школу, служил в ЭПРОНе при ОГПУ (экспедиция подводных работ особого назначения). В ходе одной из операций по разборке под водой корпуса затонувшего крейсера получил контузию от взрывной волны, потерял возможность работать под водой. Но уже в тридцать первом был привлечен для работы ИНО отделом ОГПУ. Прошёл легализацию — сбежал матрос с торгового корабля СССР, обычное дело. Работал в последние два года в Болгарии, создал там боевую ячейку, при этом не был связан с Коминтерном, что позволило Артузову использовать эту группу для прикрытия моей тушки.
Ну а беседовали мы с Абрамовым по весьма неприятному случаю: почти удавшемся покушению на вашего покорного слугу. Как это случилось? Я возвращался из очередной поездки в Росток, повезло, Лины со мной не было ее отозвал Коминтерн в Москву.
