Раиса Сапожникова - Моя Крепость
Но в День Зрелости, разумеется, она оделась в лучшие шелковые одежды с прозрачным покрывалом и явилась, чтобы присутствовать на торжестве братишки и участвовать в экзамене, если понадобится.
Вместе с ней пришла новая неразлучная подруга. Общество Фриды оказалось чем-то вроде божьего дара для Эстер. Эта веселая, живая северянка тянула ее вперед, к совершенно другой жизни и казалась больше приятелем-мальчишкой, чем чинной барышней, какими были все знакомые Эстер девушки. Но с принцессой Темелин она тоже дружила, и та пожелала сопровождать компаньонку на праздник ее семьи, закутавшись по обыкновению в голубые шелка. А с нею, как и следовало ожидать, явился Родерик. Как можно было бы пропустить День Зрелости его друга! К тому же этот странный обряд занимал его чрезвычайно.
С сыном пришел граф Арден. Ему тоже было интересно, и графиня с удовольствием последовала за ним. А под боком у матери примостилась юная леди. Почему бы не провести вечер с родителями!
И уж чуть не силой пришлось тащить Роланда. Этот чудак не верил, что у иудеев тоже есть Рождество! Ну, пусть даже иначе называется. Но ведь праздник! Невозможно было решительно отказаться, глядя в умоляющие глаза Родерика.
Так что общество, собравшееся в Арденском подземелье, могло сделать честь и некоторым королевским дворам. По случаю окончания Ханнуки, горели все девять самых больших светильников, какие сумел отлить кузнец Эгон. В них даже налили масло из большого кувшина, который чудом остался цел при нападении разбойников. Мастер Давид твердил, что это особенная жидкость, священное храмовое масло, специально сбереженное для этого дня.
Взволнованный Мозес, центр внимания стольких знатных зрителей, торжественным речитативом продекламировал длинный текст на языке, непонятном для большинства. Но странным образом его почти поняли: в конце концов, содержание Ветхого Завета всем знакомо.
Давид, сын Элеазара, ныне в ответственной роли Рабби, не нашел в чтении ошибок, что доказывало зрелость отрока. Радостный «зрелый» протанцевал положенный круг, обнимая свиток обеими руками.
Роланду Ардену казалось, что он присутствует в языческом храме. Он не пытался понять суть обряда, просто сидел в самом темном углу и терпел. Мозес не был ему интересен, он предпочитал наблюдать за Леонсией и ее дочерью. Старшая из дам изредка взглядывала на его и подбадривающе улыбалась, а Хайди смотрела очень серьезно, почти печально. Она то и дело задерживала глаза на том углу, где сидел он, и Роланд мог бы поклясться, что девушка украдкой вздыхает.
— Ну, что ж, мастер Давид, — сказал сэр Конрад, когда официальная часть кончилась, — теперь юный Мозес стал взрослым. Давайте же выпьем за его здоровье! Я рад получить нового подданного.
— Мозес — не ваш подданный! — сварливо откликнулся счастливый отец, хотя понимал, что с ним шутят. Тем не менее все уселись за стол и отведали необычные, приготовленные лично леди Эстер, лакомства.
— Вы больше не страдаете в подземелье? — осведомилась Леонсия и оглянулась. — Сказать по правде, оно так огромно, что скорее напугает пустотой, чем теснотой. Как жаль, что нельзя устроить тут жилой этаж!
— Почему же нельзя, миледи? Как раз можно! — возразил Давид по своей привычке противоречить. — Если разгородить помещение хоть бы и деревянными перегородками и выдолбить за стеной, тут целый дом выйдет, с двором и садом!
— В самом деле? — загорелся сын графа. — А зачем долбить за стеной?
За какой стеной?
Пойманному на слове Давиду пришлось объяснять:
— Видите, сэр Родерик, какой толщины окна? Три шага будет до обрыва. Если бы вынуть лишний камень и оставить только колонны, то получится большой балкон. Принести земли, посадить цветы... И оставить высокий барьер, чтобы никто не упал с обрыва. Я от нечего делать простучал скалу, камень без трещин, монолитные своды, чудо!
— Так вы еще и в скалах разбираетесь, — усмехнулся сэр Конрад. — Да вам вообще цены нет! Такого невольника на вес золота ценить надо, мастер Давид, а вы еще протестовали. Ну, что ж, набросайте мне план, по весне начнем работать. Еще один этаж нам не помешает, правда, любимая? Особенно учитывая, с какой скоростью растет в Ардене население.
— Если милорд намерен серьезно строиться, вам понадобится мастер-строитель, — все еще ворчливо отвечал Давид. — Я не могу все сделать один! И камни гранить, и скалы долбить, и стены ставить...
— Вы делайте план, мастер. А строителей нам Бог пошлет. Послал же он вас, и леди Эстер, и плотников, и печников, и даже садовников! А теперь ткачихи пожаловали, — откровенно смеялся хозяин замка. — Я уже верю, что Господь в своей мудрости предназначил замку Арден великое будущее.
Молодежи наскучила беседа старших, и скоро за столом остались только граф с Давидом и молчаливая Леонсия. Она просто прижалась к мужу и не участвовала в разговоре. А остальные убежали веселиться.
Хайди возвращалась к себе одна. По своей привычке, она поднялась на галерею и присела там на табурет, приглядываясь к происходящему внизу. Вот она увидела Роланда. Встретилась с ним глазами. Недолго поколебавшись, он тоже поднялся по лестнице.
— Леди Хайдегерд, — учтиво поклонился он. Это был первый раз, что он прямо к ней обратился.
— Сэр Роланд, — так же вежливо отозвалась Хайди.
— Мне уже случалось видеть вас здесь.
— Я тут часто сижу.
—Вам это по душе?
— Мне интересно. Я люблю смотреть на людей. И не люблю сидеть в комнате. Скучно. Вот вы с Родериком ездили в город. И в монастырь. А я ничего не вижу.
— Так принято, — пожал Роланд плечами. — Молодые леди сидят дома. Так они в большей безопасности.
— Я знаю, — печально откликнулась Хайди и замолчала.
Роланду захотелось развеселить ее.
— Это не так уж плохо. Зато в замки, где живут молодые леди, много рыцарей приезжают в гости. Дочь знатного человека окружена бывает красивыми и доблестными поклонниками. Из них она выбирает мужа.
— Я не буду выбирать мужа, — вздохнула девушка. — Я выйду замуж за Торина.
— Вы как будто не очень этому радуетесь...
— Я радуюсь, — возразила Хайди еще печальнее, — конечно, я радуюсь.
— Сэр Торин Мак-Аллистер кажется мне благородным и учтивым рыцарем, — сказал Роланд как бы нехотя. Почему-то ему не хотелось признавать это.
— Ну конечно! — юная леди внезапно яростно стукнула по перилам:
— Он хороший! Он самый лучший на свете! Он красивый, учтивый, доблестный... Никого на свете я не знаю лучше его!
— Так вы любите его? — робко спросил он.
— Еще бы! Я его люблю почти с рождения.
— Почему же вы огорчены? Он что... не хочет жениться? — Это было единственное, что пришло Роланду в голову как причина грусти юной графини.
— Хочет, — сообщила Хайди со вздохом, — он уже просил моей руки.
— А! Ваш отец отказал ему? — догадался юноша.
— Ничего подобного, — помотала она головой, — отец сказал, что мы хоть завтра можем устроить свадьбу.
— Так отчего же грустить? Вы любите его, он любит вас... Или вам кажется, что он вас не любит? — допытывался Роланд, не на шутку заинтригованный жалобами счастливой невесты. Ему и самому вдруг стало грустно при виде ее невеселого личика.
— Он меня любит! — почему-то забавно рассердилась Хайдегерд и поджала губки. — Он всегда меня любил и теперь любит.
— Но ведь это значит, что у вас лучший жених на свете! — пожал он плечами и уже начал подозревать, что девушка над ним потешается.
— Вот именно! — Роланд с удивленим услышал слезы в ее голосе. — Он самый лучший на свете! Лучше всех рыцарей, принцев и прочих герцогов. И уж конечно, он во много раз лучше меня!!!
—???
— Как вы не понимаете? Он — доблестный и благородный рыцарь, который за верную службу своему государю получит все, что только можно желать: славу, золото, собственный замок, почет, власть, что там еще? Поклонение и любовь прекрасных дам... Все он получит. И дочь сюзерена в придачу. А она кто, эта самая дочь? Кто я? Девчонка! Милое и прелестное существо, вроде белой кошечки, чтобы подержать на коленях... Он будет властвовать в своем замке, командовать всеми и окружать меня нежной заботой. И так всю жизнь! Я для него всегда буду только прекрасной принцессой. Он будет по-рыцарски служить мне, но жить будет с другими!
От страстной речи, выпаленной очень тихим голосом, леди Хайд выдохлась. Губы ее дрожали, показались первые слезы...
Ошарашенный Роланд совершенно не знал, что ответить. В жалобах юной графини было что-то, задевшее и его собственную душу. Что-то взрослое и настоящее.
— Почему вы так в этом уверены? — спросил он, чтобы не молчать. Оставить такой монолог без ответа было бы грубостью
— Да неужели сразу не видно? Ну, представьте рядом Торина и меня. А теперь представьте с ним рядом... ну, скажем... Эльфриду. И кто, по-вашему, больше ему подходит?
— Но вы — дочь графа! А она всего лишь горничная! — запротестовал Роланд. Сравнение его ужаснуло.
