Михаил Валерин - Если судьба выбирает нас…
Мы с Генрихом не замедлили воспользоваться свалившимся на нас изобилием. Нет, вы не подумайте — госпитальный рацион отнюдь не был скуден по военному времени.
Но вот качество приготовления оставляло желать лучшего.
А тут и фрукты, и пироги, и колбасы, и вошедшая после нелепой песенки группы «Белый орел» в интернетовский фольклор начала XXI века хрустящая французская булка…
Еще одним приятным сюрпризом была бутылка красного французского вина.
Медсестру Мэри, обнаружившую «нарушение режима», мягко отшили, сказав, что мы, мол, «выздоравливающие».
Призванный ею на помощь фельдшер ловко поймал пущенную в него палку колбасы и, укоризненно посмотрев на возмутительницу спокойствия, изрек:
— Шо ж вы, Мария Ивановна, суетите? Их благородия кушать изволят. Не пьянствуют, в потолок из револьвертов не палят, девок непотребных не тискают. Звиняйте, пойду я…
Мы с Литусом притихли, вслушиваясь, как уже за дверью «опытный» медработник вразумлял «малахольную»:
— Сидят, хрухты кушают. С чего мне их к порядку-то призывать? Мне с ними ссору затевать — без нужды. А ежели вы чего еще хотите, дык это пущай лучше дохтур с ними разговоры разговаривает.
— Хам! — фыркнула Мэри, и за дверью послышались удаляющиеся торопливые шаги.
Мы с Генрихом переглянулись и заржали…
Черт! А смеяться-то пока еще больно!
Вечером того же дня нашу скромную обитель посетил отец Генриха.
Профессор Отто Бертольдович Литус — высокий представительный мужчина лет около пятидесяти с пышными седыми бакенбардами — вошел в палату с той непередаваемой рассеянной стремительностью, свойственной только ученым и преподавателям.
Обозрев обстановку сквозь стекла маленьких круглых очков, он одернул темно-синий вицмундир министерства просвещения и поставленным голосом лектора поздоровался:
— Здравствуй, сын! Здравствуйте, молодой человек!
После такого приветствия я поспешил исчезнуть, оправдавшись необходимостью немедленной и важной медицинской процедуры.
Совершив вечерний моцион в больничном скверике от церкви Илии Пророка до церкви Грузинской Иконы Божьей Матери и обратно, я вернулся в госпиталь.
Уже на третьем этаже мы едва не столкнулись с профессором на лестничной площадке. Отец Генриха шел нетвердой походкой усталого больного человека, держа очки в опущенной руке…
По его лицу текли слезы, и он то и дело бормотал по-немецки:
— Meine bedauernswert Sohn… Jesus, Maria und Joseph… Was dieser verfluchte Krieg geschaffen hat![119]
Вечером в самой большой палате на нашем этаже, по обыкновению, собираются все способные передвигаться раненые: поиграть на разнообразных музыкальных инструментах — от гармошки до скрипки, — попеть песен — от романсов до похабных частушек, — порассказывать анекдотов, большей частью несмешных…
Кстати, азартные игры, в отличие от варшавского госпиталя, здесь запрещены — госпиталь хоть и военный, но церковный. Так что карты употребляются исключительно для раскладывания пасьянсов.
Отсюда такая творческая специфика нехитрых лазаретных развлечений.
По окончании литературно-музыкальной части начинаются нескончаемые военно-полевые рассказы. Тут все наперебой берут немецкие окопы, режут проволоку, обходят фланги, идут врукопашную, палят из пушек, рубят на скаку…
И так до тех пор, пока не придет медсестра, не выключит свет и энергично не прикажет расходиться по палатам, иначе она позовет доктора.
Офицерский состав чрезвычайно пестрый — от кадровых к 1917 году практически никого не осталось. Почти две трети нынешнего офицерского корпуса — из рабочих и крестьян, еще четверть — мещане и купцы, потомственные дворяне — едва ли не один из двадцати.
Евангелический полевой госпиталь — в своем роде одно из лучших лечебных заведений в Москве, да и в стране тоже, а посему процент «голубой крови» у нас несколько больше, чем в целом по армии.
Хотя, с другой стороны, очень многие из «простых» выслужили себе как личное, так и потомственное дворянство через получение воинских званий и наград.
Сидя в уголке, разглядываю своих товарищей по несчастью и мучительно пытаюсь привести в порядок мысли по поводу «какие офицеры и за кого воевали в гражданскую?».
Пока безуспешно…
5
Хотя в данной реальности никакой революции пока не было, нет и не предвидится.
То есть сейчас август 1917 года.
«Буржуазной» или, точнее, Февральской революции, отречения царя и прочего, прочего, прочего пока не было.
Так же, как и «первой» — революции 1905 года: Русско-японской войны ведь тоже не было.
Октябрьской «социалистической» революции на горизонте тоже не просматривается по причине довольно стабильной ситуации внутри Российской империи.
Эта самая стабильность с моего «шестка» видится вполне отчетливо.
Если обращаться к классикам, то Ленин в 1915 году три объективных признака революционной ситуации описал ясней ясного,[120] по крайней мере, в «нашей» истории. Первый — невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде свое господство, ситуация, когда верхи не могут править по-старому.
Тут трудно судить, ибо это самое «господство правящего класса» тоже немного отличается от читанного мной в старых советских учебниках. В общем и целом система управления государством тут несколько иная, и мне банально не хватает информации для более углубленного анализа.
Второй признак — резкое обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов, когда низы не хотят жить по-старому.
Резкое обострение нужды и бедствий, по идее, должно быть, ибо война идет. А вот как оно было обычно — не знаю. По той же самой причине, что и по первому вопросу.
И наконец третий признак — значительное повышение активности масс, их готовность к самостоятельному революционному творчеству.
Самый провокационный, на мой взгляд, ибо лукавил Владимир Ильич. Потому как активность можно или нужно стимулировать, а готовности к творчеству — обучать.
Активности я невооруженным глазом не вижу — ни живой, ни газетной. С готовностью — несколько сложнее, это надо спрашивать у тех, кто «готовить» умеет…
А за такими «кулинарами» тут Четвертый департамент Министерства государственной безопасности присматривает. С много говорящим понимающему человеку названьицем «Государственная тайная полиция», или просто «Гостапо».[121]
Мило, правда?
Кстати, сам автор вышеописанных признаков «революционности» в информационном пространстве не просматривался.
То есть абсолютно…
Нет, конечно, контекстный поиск в Интернете для меня в данное время в данном мире недоступен, но ранее изученные мною источники ни разу, ни по каким причинам сакраментального сочетания фамилий Ульянов-Ленин не упоминали.
Нашлись несколько хвалебных статей про Михаила Францевича Ленина — актера Малого театра, с описаниями его неподражаемой игры в «Свадьбе Кречинского» и «Женитьбе Фигаро».
А вот официальная фамилия вождя мирового пролетариата мне встретилась только однажды — в подшивке журнала «Вокруг света» за 1903 год.
Цикл интереснейших статей профессора кафедры зоологии факультета естественных наук Петербургского университета Александра Ильича Ульянова:[122] «Русский натуралист в Африке». Написано великолепно и с естественно-научной, и с литературной точки зрения.
Где-то на задворках сознания мне даже слышался голос незабвенного Николая Николаевича Дроздова из телепередачи «В мире животных» — настолько красочно и увлекательно читалось, что в моей бедной голове срабатывал некий «эффект телетрансляции»…
Стоп…
Это что же выходит?
Ежели братец Саша жив-здоров, по миру шляется и про зверушек пишет, то и братец Володя мог не пойти «иным путем»?
С этой жизнеутверждающей мыслью я отошел ко сну.
6
На следующий день после утреннего обхода к нам в палату пришел лечащий врач-ортопед Генриха — доктор Финк.
Молодой, чуть полноватый мужчина с большими залысинами на высоком лбу, Финк был всегда приветлив, внимателен и умел удивительно улыбаться — одними только глазами.
— Здравствуйте, господа!
— Доброе утро, Якоб Иосифович!
— Генрих, вы готовы? Сейчас мы с вами отправимся на рентген! Доктор Калиновский уже раскочегарил свою адскую машину!
— Ну ради доктора Калиновского я, пожалуй, попробую обойтись без помощи санитаров. Тем более что вы сами рекомендовали мне чаще двигаться.
— Именно так, иначе и до пролежней недалеко!
— Раз так, подайте-ка, Якоб Иосифович, мои костыли!
В такой манере — с шутками да прибаутками — эта парочка меня покинула, оставив один на один с моими мыслями.
