Комбриг - Владислав Николаевич Конюшевский
– Разумеется, это ваше право. Но ведь вы не думаете, что я вам раскрыл все свои планы? И мне даже интересно, после выполнения какого из них ваши собственные солдаты взбунтуются?
Визави, насупившись, пожевал губами:
– Но ведь на прошлой встрече мы вам ясно дали понять, что вопрос артиллерии не обсуждается!
Я пожал плечами:
– В прошлый раз все железнодорожные пути были целыми. А сейчас из-за вашей несговорчивости нам предстоят траты на их восстановление. Вот в компенсацию этих затрат и возник вопрос относительно орудий.
Поспорили по этому вопросу. В процессе фриц снова начал кочевряжиться. В смысле – заберем все, что нам надо, а вы идите лесом. Мол, еще сильнее у нас напакостить просто не получится. И если вдруг среди солдат пойдут потери, дескать, на то они и солдаты, чтобы умирать во славу рейха. На что я заинтересованно уточнил:
– Относительно солдат ваша позиция понятна. А вот как быть насчет офицеров? От командира полка и выше?
Дерганый полковник напыжился:
– Что вы хотите этим сказать? Или напугать нас решили?
А мне вдруг как-то надоели все эти пляски. Сомнений в том, что додавим оппонентов, уже не было. То есть они оставляли все русские трофейные орудия и боеприпасы (захваченные после того, как «небратья» слили фронт). Оставляли патроны и снаряжение. Оставляли большую часть пулеметов. Но вот теперь встали в позу? Да хрен вам в грызло! Не знаю, с чего вообще вдруг накатило, но чувствуя уже знакомую щекотку в районе темени и вперив в собеседника пустой, ничего не выражающий взгляд, ответил:
– Я никогда никого не пугаю. Это совершенно бессмысленное занятие. Я лишь оповещаю о последствиях. А они таковы, что в случае отсутствия консенсуса никто из старшего командного состава вашей дивизии до фатерлянда не доберется.
Полковник почему-то заткнулся (я думал, он возмущаться начнет) и, невзирая на довольно прохладную погоду, утер лоб платочком. А генерал как-то даже примирительно сказал:
– Вы тоже должны нас понять. Потеря орудийных батарей всегда относилась даже не к военным делам, а являлось делом чести…
Щекотка в моей черепушке почти затихла (сука, ну вот как ее вызывать по желанию?), поэтому уже спокойно ответил:
– Ну так в чем вопрос? Вы ведь всегда можете оказать военно-техническую помощь своему союзнику. Это совершенно не затронет вашу честь, лишь добавит плюсов столь дальновидному решению.
Фрицев мой пассаж несколько выбил из колеи. У генерала просто брови поползли вверх, а его слегка очухавшийся спутник удивленно произнес:
– Позвольте узнать, о каком союзнике идет речь?
Тут уже я принял удивленный вид:
– Ну как же! Атаман Всевеликого войска Донского Петр Николаевич Краснов является преданнейшим союзником и беззаветным другом великого рейха. Кому как не ему можно оставить отягощающий вас груз, чтобы он мог продолжать свою борьбу с красной сволочью?
От неожиданности Буденный, услыхав такие слова, не сдержавшись, вдруг вспомнил неизвестную мне мать, а более сдержанный генерал, выслушав перевод не менее охреневшего Берга (который выполнял у нас роль толмача), издал странный горловой звук. После чего я их добил:
– Разумеется, что всё, о чем мы говорили, так и останется на складах. А вот отличные немецкие орудия будут вывезены в степь, в тайное место и переданы полномочному представителю Ost-Hilfswilligen[19] генерала Краснова. О чем он вам и напишет расписку.
Фрицев идея несколько удивила, так как где мы, а где Краснов, но в общих чертах понравилась. Причем, по мере обсуждения, понравилась настолько, что полковник заинтересовался, а нельзя ли таким же макаром переправить всевеликому атаману и остальное немецкое оружие? Дескать, трофейное русское остается на складах. А вот все остальное будет передано лучшему другу Германии. Разумеется, со всеми расписками с его стороны.
Блин! Вот ведь фарс же голимый, и все это понимали. Но обсуждали совершенно всерьез. У полковника даже глаза загорелись. И в принципе, мотивы его были ясны. Конец войны, сокращение армии, престарелый генералитет ускоренными темпами выпихивается в отставку. Да и кучу офицеров вместе с ними тоже туда же. Судя по всему, оберст в отставку совершенно не хотел. Но после нашего пердимонокля шансов остаться на службе было мало. Поэтому он так и подпрыгивал. Зато имея на руках расписки от представителя атамана, лично у него будет шикарный шанс вывернуться.
Эти бумаги заткнут рот всем злопыхателям и недоброжелателям. Ведь как будет преподнесено – в условиях вражеского противодействия часть вещевого имущества была уничтожена на месте (мы обговорили, что сожгут несколько сараев с ветошью и разбитым барахлом), а остальное, большей частью, передали представителю Краснова для дальнейшей борьбы с русскими. То есть в данном случае командование дивизии получалось не злостными просиральщиками вверенной матчасти, а просто молодцами, героически вывернувшимися из непростой ситуации.
Да уж, месяц назад подобное и представить себе невозможно было. Да что там – со мной и разговаривать бы никто не стал. Ведь морпехов еще летом определили в «бандиты», с соответствующим отношением. Зато теперь… Вот что значит предчувствие близкой капитуляции! Размякли, расслабились законопослушные «фоны».
А я, обговаривая детали, подумал, что социалисты в моем времени точно дураками не были, когда Брестский мир подписывали. Провидцев среди них не обнаружилось, и предугадать столь близкое немецкое поражение еще полгода назад было невозможно. Немчура ведь вполне успешно бодалась с войсками коалиции, и в России после объявления (читай предательства) Малороссией самостийности просто не было сил им противостоять. Там ведь дыра размером с фронт получилась. И дошли бы доблестные кайзеровцы до Волги без проблем. Они бы и сейчас дошли, но на их беду приключился шибко грамотный Жилин со своим хитрым ОВ и знанием будущего. Ну и я свою толику малую привнес.
Потом почему-то мысли перескочили на будущее моего времени, и я как-то внезапно стал подозревать, какими мыслями руководствовался гитлеровский генштаб при отработке «Барбароссы». Ну, помимо данных разведки об общей слабости РККА и прочих негативных для СССР факторов.
Только сейчас дошло, что целая куча немецкого офицерья прошла через Восточный фронт. И что они могли наблюдать своими глазами в восемнадцатом году? А видели они, насколько лихо часть Российской империи, которая, объявив о независимости и назвав себя Украиной, приняла кайзеровцев в свои объятия. Фронт открыла, хвостиком виляла, ручки облизывала. В общем, всячески демонстрировала преданность новому хозяину. При этом на самом высоком уровне немцев убеждали, что весь народ, проживающий на этой территории, всем сердцем поддерживает долгожданный приход истинных европейцев. Что характерно, с земель Донского казачества (спасибо Краснову) доносились точно такие же слова.
И что эти офицеры могут предположить, основываясь не только
