Комбриг - Владислав Николаевич Конюшевский
Я это все к чему – вроде бы тот же мордобой остался, ан нет. Бойцы очень даже хорошо понимают, что командирские оплеухи это не от желания унизить или покуражиться, а чисто воспитательный момент, в конечном итоге приводящий к выживанию на поле боя. И выражения лиц казаков, что окружили Буденного, я хорошо срисовать успел. Не скажу, что они аж прямо кивали одобрительно, но вот хоть какого-то внутреннего протеста на их физиономиях не наблюдалось. То есть со стороны все вообще смотрелось как чисто семейная сцена, когда папаша, при полном одобрении домашних, наказывает нерадивого отпрыска. Типа – прибить не прибьет, но мозгов добавит.
Кстати, вот именно подобные нюансы я пытался объяснить новеньким офицерам, когда говорил, что быть командиром в Красной армии это несколько сложнее, чем сверкать золотыми погонами в армии императора. У нас ведь человек помимо профессиональных знаний еще и обязан стать интуитивным психологом, тонко понимающим момент, когда в общении с бойцами использовать доброе слово, а когда и крепкий кулак. И словосочетание «постоянное воспитание личного состава» это вовсе не метафора.
Поэтому я больше ничего не стал говорить Семену, а просто приказал составить рапорт о произошедшем конфузе, приведшем к людским потерям. И в этом же рапорте указать причины случившегося, делая упор на непрофессионализм и общую расслабленность пострадавших. После чего зачитать документ перед всеми подразделениями бригады. Пусть народ на ус мотает. Ну а слухи (казачки еще те мастаки в уши надуть) хорошо дополнят картину. Так что пусть личный состав очередной раз убедится, что правила в бригаде должны выполняться не потому, что так командованию приспичило, а потому что они, сука, кровью писаны!
Буденный после моих слов кивнул и пошел заниматься эпистолярным жанром, а я, глядя на его парней, лишь вздохнул. Все-таки интересная штука жизнь. Ведь что в моем времени я знал о казаках? Сильные, смелые, умелые парни, живущие на неспокойных границах государства и охраняющие эти самые границы от набегов самых разнообразных супостатов. Верные и бесстрашные воины – патриоты России. Так продолжалось сотни лет, но потом пришли большевики и за каким-то хреном решили все сломать. Казакам сей подход закономерно не понравился, и они возмутились. Долго и кроваво воевали. Только большевики хитростью, подлостью и количеством сумели победить, после чего расправились со всеми недовольными. А затем, торжествующе подвывая, провели так называемое расказачивание.
Тут, правда, несколько непонятно – если всех расказачили, откуда через двадцать лет на фронтах опять взялись те самые казаки в своих бурках, черкесках и прочей атрибутике? Песня опять-таки про едущих по Берлину казаков несколько не вписывалась в тотальное уничтожение.
Но снова скажу – я про это особо сильно не задумывался. Более того, считал лампасников просто отдельным родом войск, относящимся к кавалерии. Ну там – уланы, драгуны, кирасиры и казаки. Просто со своей особенностью типа житья в станицах и наличия официальной винтовки в хате. Только лишь попав сюда, понял, насколько ошибался…
Начнем с того, что казаки – это сословие. Вот как дворяне, мещане и прочее купечество. Со своими льготами и привилегиями. Но дело в том, что в семнадцатом все сословия в России отменили. Со всеми плюшками, полагающимися этим сословиям. То есть уже тут возник конфликт между властью и лампасниками. Дальше – больше. Как выяснилось, помимо конвоев и сопровождений, именно казаков использовали в качестве основной силы при подавлении самых разнообразных гражданских беспорядков внутри страны. Голодный бунт? Казаков надо слать. Волнения на заводах? Казаков надо слать. И те, к слову сказать, совершенно не стеснялись избивать людей, чем заслужили офигенно горячую «любовь» прочего народа. В общем, как бы понятнее сказать… Короче – девяносто процентов населения страны к казакам относились, словно киевские майданщики к ОМОНу.
Поэтому, когда к власти пришли те самые избиваемые, то станичники словили мощный откат. Тут впору удивляться не расказачиванию, а тому, что вообще такое понятие, как «казак», сохранилось до двадцать первого века. Выходит, простили их большевички? Раздавили лишь тех, кто с оружием в руках выступал. А остальных просто сравняли в правах с прочим народом.
Правда, в этот раз задуман несколько иной сценарий. Для терских, забайкальских, уссурийских, кубанских, семиреченских и прочих приграничных казачьих войск все останется практически, как было. Только льготы будут обусловлены не сословными привилегиями, а особенностью региона проживания. Все-таки в опасных местах люди существуют. Так что с нормальными комиссарами эти ребята станут именно теми, кем и задумывались – защитниками рубежей и первыми помощниками тем же погранцам. Ну а кто не захочет… Хм, тот сам себе злобный Буратино. Хотя, сдается мне, большинство все-таки новую власть примут нормально. Особенно если учесть, что тех перегибов, имеющих место быть в моей ветке истории, не будет допущено.
А вот донские, которым до ближайшей границы сотни и сотни километров, но которые при Краснове решили выделиться в отдельное государство, окажутся в пролете. Захотят госпослаблений – нехай ближе к Кавказу перемещаются или на Дальний Восток катят. Там их навыки к месту будут. Не захотят – будут жить у себя, но ровно в тех же правах, что и «иногородние». Без всяких гнутых пальцев и небрежно брошенного: «опять русня понаехала» по отношению к крестьянам[17].
* * *А на следующий день о себе дали знать фрицы. Вначале, еще ночью, вернулись почти все саперные группы с докладами о выполнении задания. Ну а ближе к обеду прискакал посыльный от наблюдателей. В общем, судя по появившемуся сигналу, германцы захотели общения. Так еще бы – лишь только была восстановлена связь (провода на столбах тоже были одной из целей), как кайзеровцы стали получать массу пренеприятнейших известий. Вот и всполошились. Особенно если учесть, что многие объекты они взяли под охрану (именно туда, как мы и предполагали, были направлены снятые с фронта войска), но это не помогло. Мосты и мостики взлетали на воздух вместе с часовыми. Вот генералитет и возжелал нового общения с «бандитами», при этом постигая тяжкое для военных мозгов искусство дипломатии. Никто ведь их за язык не тянул, и поэтому за «бандитов» будет отдельный спрос и повышенный прейскурант. А я понял, почему министр иностранных дел из моего времени постоянно называет своих визави то коллегами, то партнерами, то западными друзьями. И это вместо педерастов, мудаков и ублюдков. Просто каждое не так сказанное слово в международных делах имеет свою цену. Причем в самом прямом смысле: заронился – плати[18]. Вот немчура и заплатит за несдержанность.
В общем, встреча состоялась в прежнем составе. Только на этот раз без чая. Немцы после демонстрации наших возможностей пребывали в настроении
