Негритюд в багровых тонах (СИ) - Птица Алексей

В этот момент, возникший словно бы из ниоткуда, дочерна загорелый египтянин отработанным движением накинул на неё чёрную паранджу, больше похожую на полотняный мешок, и, схватив в охапку, не успевшую даже пикнуть девушку, унёс с собой, быстро затерявшись в узких улочках базара.

Никто даже не посмотрел ему вслед. Дело обыденное и происходило с завидным постоянством. Это ремесло дожило и до наших дней. Ведь белокожие девушки всегда прельщали арабов, египтян и прочих восточных людей и были при этом недоступными. Судьба этих женщин была незавидна, и они быстро погибали, не дожив до старости, по понятным причинам, которых не хочется указывать в этой книге.

Заскочив в неприметный тесный дворик, египтянин быстро переадресовал свою добычу другому похитителю. Так Эстель Рози попала в сексуальное рабство. Хозяйка не сразу вспомнила про свою молодую служанку, а когда хватилась, было уже поздно.

Жалоба в колониальную администрацию ничего не дала — девушка бесследно исчезла. Потом был пойман исполнитель, а может, это был не он. Но кто-то был пойман, и кто-то был наказан. Девушка так и не была найдена, следы её затерялись в пустыни, после чего все сочли её погибшей, что в принципе, соответствовало действительности.

Сейчас Эстель, сидя верхом на муле, привязанная к нему, покачивалась в такт медленной ходьбы животного и лила слёзы, которые ещё не все смогла выплакать. Её берегли — ценный товар, грубо осмотрев при этом на предмет невинности. Она обладала этим достоинством, не зная до этого никого из мужчин. Это очень обрадовало хозяина, который вёз её вглубь Африки, ничего ей не говоря. Да она и не понимала его языка.

С ней никто не разговаривал. Другие девушки переговаривались между собой на своём наречии, которого она не понимала. Хозяин, похожий на обычного купца, тоже не знал французского, объясняясь с помощью понятных ей жестов.

Есть, пить, спать, в кусты. Вот и всё, что ей позволялось. Сначала её плотно охраняли, сопровождая везде. А потом, когда поняли, что бежать ей больше некуда, начали оставлять, вместе с двумя другими девушками, которые стали обучать её своему языку и предостерегать от опасностей пустыни и ядовитой природы Африки. Слишком она была ценным подарком, белая, среди чёрных.

В конце концов, их путь подошёл к концу. Они следовали в составе торгового каравана, охраняемого нанятыми для этого воинами. В город Банги они прибыли поздно вечером, и чтобы не привлекать к себе внимания, были помещены в большие хижины на окраине города, где стали ожидать своей дальнейшей участи.

Мягкотелый, мысленно потирая руки, отправился разыскивать Момо, которого нашёл дома, в окружении близких воинов. Многочисленный гарем, состоявший из двенадцати жён и множества маленьких детей, уже изрядно надоел Момо, и Мягкотелого он встретил сначала с недовольством, а после того, как узнал цель его прибытия, то с откровенной радостью.

Мягкотелый не озвучивал настоящую цель своего подарка. Но обе негритянки были жёстко проинструктированы на предмет того, что говорить своему будущему мужу. Они должны были восхвалять его и всячески склонять к захвату власти.

То же было сказано и Эстель, и она с ужасом ожидала первой «брачной» ночи с чернокожим. Всё её существо противилось этому, и она уже хотела наложить на себя руки, лишь бы не стать белокожей наложницей чернокожего военачальника, но за ней постоянно следили, пока не передали её Момо.

Как это и планировал Мягкотелый, Момо не стал откладывать в долгий ящик свою похоть, а в первую же ночь набросился на Эстель, в полной мере насладившись ею, а после заснул. Эстель прорыдала всю ночь, но вытащить кинжал из-под одежды Момо так и не решилась. Ударить себя ножом, этому противилось всё её молодое, хоть и жестоко поруганное, тело.

Вместо этого, она попыталась сбежать, но за входом в хижину её ждали и, скрутив, препроводили в хижины гарема, поручив старым жёнам, которые принялись её успокаивать. Наконец, зарёванная Эстель, с распухшим от соплей носом и красными, как у вампира глазами, забылась тяжёлым сном, полным кошмаров.

Момо проявил несвойственную ему заботу, и на следующую ночь не стал её мучить, а воспользовался прелестями следующей девушки, но уже чернокожей, а в следующую ночь наступила очередь третьей. Момо был доволен и принял днём своего персонального совратителя.

Мягкотелый, временно взяв на себя роль дьявола-искусителя, бочком просочился в хижину жестокого ближника Мамбы и начал непростой разговор.

— Приветствую тебя, о, могучий воин! Повелитель десятков тысяч солдат. Средоточие воинской мудрости и светоч непревзойдённого опыта.

Момо довольно улыбался, воспринимая источаемую Мягкотелым лесть как нечто, само собой разумеющееся. Хорошо, что нашёлся хотя бы один человек, который смог по достоинству оценить его таланты. А Мягкотелый продолжал заливаться цветастым соловьём, блестя восточными эпитетами, как павлин перьями хвоста.

— Несомненно, твои выдающиеся способности и воинский талант были оценены по достоинству Великим королём Иоанном Тёмным, — и после этих слов он согнулся в низком поклоне.

Момо поморщился и счёл нужным возразить ему на это.

— Нет, Мамба не захотел видеть очевидного, и приблизил к себе других людей.

— Несомненно, это великая ошибка… о, великий чернокожий воин! Ты достоин большего. Вай, вай, вай! Как нехорошо-то.

— А ведь ты бы мог и сам стать хозяином положения. Я слышал…, ты был правителем этого чудного города?

— Да, — самодовольно приосанившись на резной скамейке, сказал Момо.

Мягкотелый сделал пару мелких, со стороны практически незаметных, шажков к внимательно его слушающему Момо.

— Может, стоит попробовать? Я знаю несколько весьма влиятельных вождей, которые могут поддержать твои притязания на трон.

Но Момо уже испугался сказанного и замолчал, а потом сделал знак, что он больше не желает продолжать этот разговор. Что ж, решил про себя Мягкотелый, вода камень точит, придётся ещё немного подождать. А ночные кукушки пусть кукуют каждую ночь хвалебные оды безобразному и жестокому дикарю.

Даже для Эстель нашёлся мёд восточных речей.

— Послушай, белая голубка! Старый Азиз аль-Мухрам знает о том, что тебе не нравится спать с твоим нынешним повелителем. Такая у тебя незавидная судьба, хотя многие чернокожие девушки с радостью хотели бы оказаться на твоём месте.

Заметив гневное движение бровей разозлившейся девушки, он одним резким жестом остановил слова, готовые сорваться с её розового язычка.

— Постой, я знаю, как облегчить твои страдания. Каждую ночь, которую ты будешь проводить с Момо, шепчи ему на ухо слова о его всемогуществе. Это нетрудно, я научу тебя им. Взамен, я сделаю так, что он будет реже проводить с тобою ночи, отдавая предпочтение чернокожим девушкам.

— Как ты это сделаешь? — удивлённо проговорила Эстель.

— Ммм, ну например, скажу ему, что ты заболела, и он может от тебя заразиться белой болезнью. Или, скажу, что спать с тобой надо не чаще, чем раз в две недели, а то ты его околдуешь своей волей. Или…

— Достаточно, я поняла. Говори слова, которые он должен услышать. Я готова выучить их и говорить каждый раз, когда он лежит на мне. Но ты обещал?!

— Аллах свидетель моих слов. Я никогда не обманываю. Если Азиз обещал, он сделает, не сомневайся… белая голубка.

И каждую ночь, все три девушки, по очереди, лили сладкий яд лести в уши Момо, следуя той цели, ради которой они и были привезены. И хоть Момо состоял из плоти и крови, а не из пчелиного воска, но от такой атаки ему трудно было защититься.

Да и не собирался он защищаться. Чёрные зёрна предательства легли уже в давно готовую для них и удобренную собственными амбициями почву. Конечно, Момо до ужаса боялся Мамбу, считая его бессмертным унганом. Но Мягкотелый аккуратно расплетал его веру. Мелкими штришками он то высмеивал веру Момо в ужасность Иоанна Тёмного, то наоборот, доказывал, что Мамба такой же человек из плоти и крови, как и они, приводя различные примеры его смертности, вроде шрамов на теле или полученных увечий в бою. А также, его проигрыши в сражениях, из которых он вырывался, хоть и чудом, но чудом объяснимым. Всё это изрядно подорвало веру и страх Момо перед Мамбой.