Сергей Эс - Солнечная Сторона
Дядя Миша снова посмотрел на Артемку. Несмотря на то, что тот нередко приходил к нему, они ни разу не пересеклись с Юлей. Дяде Мише подумалось, что хорошо было бы познакомить Юлю с Артемкой. Они оба — такие чистые и светлые…
Ему захотелось окликнуть Артемку, как вдруг…
— Юнна! — крикнул Артемка.
Дядя Миша вздрогнул от неожиданности.
И вдруг он увидел, как из подъезда к Артемке со всех ног летит… его Юля.
«Чудно как-то он ее назвал, — удивленно подумал дядя Миша. — Так они знакомы?!»
А Юля, действительно, будто летела к Артемке. Ее маленькие ножки, казалось, совсем не касались земли, и лишь небольшая походная сумка не давала ее рукам подняться словно легким белым крылышкам.
Так, с разбегу, она чуть было не взлетела Артемке на шею. Но в одном шаге от него она резко остановилась. Видно было, как какое-то время они оба пристально всматривались друг в друга, и вот, наконец, Юля в одно мгновение оказалась у Артемки на шее, обвив ее своими маленькими ручонками.
«Так вот какой у тебя поезд!» — подумалось дяде Мише, а Юля будто почувствовала, что отец смотрит на нее, и оглянулась на окно.
Ее яркое от больших веснушек лицо — папино лицо — вспыхнуло от смущения и от… несказанного счастья.
Дядя Миша смутился сам. Он отстранился было назад, но не смог оторваться от окна.
Какой же красивой была его дочка в эту минуту! Самой красивой девочкой на всем белом свете!
XII
Однако, стоп-стоп, прервусь еще раз.
Предвижу недоумение читателя от того, что та самая героиня — далекая солнечная волшебная красавица, которую так долго искал мой герой, — вдруг открылась на этих страницах в очень странном образе. Потрясающая по красоте богиня солнечных недр неожиданно предстала девочкой, которую автор будто нарочно несколько раз назвал некрасивой. И все же это, действительно, она! Предвижу не только недоумение, но и даже досаду читателя. Наученный многочисленными примерами из литературы (да и, увы, примерами из реальной жизни тоже) читатель мог бы ждать сильного потрясения героя. Ведь сколько раз мы читали и слышали о том, как отворачивался какой-либо герой от предмета своих грез и исканий, когда вдруг обнаруживал его в «неожиданном» (аккуратно скажем) виде. Нет-нет, новая Юнна совсем не дурнушка. Она только, увы, некрасива. Но все же после той самой, внеземной… хотелось бы увидеть ее нынешнюю в ином образе… Однако, кто она?
…Где-то в маленьком, неприметном дворе, каких тысячи в наших больших и маленьких городах, росла рыжая угловатая малышка. Обычно таким — некрасивым и нескладным — не просто бывает среди детворы, но этого никак нельзя было сказать о ней. Жутко конопушчатая и небывало угловатая, она отнюдь не была замкнутым и необщительным ребенком. Девчушка росла необычайным шалуном, смешливым и подвижным проказником. Без нее во дворе не проходила ни одна шумная игра. И, вообще-то, никто и не замечал, что она некрасива. Всем в ней виделся лишь маленький забавный волчок, который никогда не знал покоя.
Не знаю, доводилось ли вам встречать в жизни таких вот живчиков. Если да, то вы не можете не знать, какими порой чудесными они бывают, как незамечаемы становятся какие-либо недостатки их внешности, и, напротив, какими интересными со временем они начинают всем казаться. Окружающих даже умиляет нескладность неусидчивой малышки, так что иной раз и сама эта малышка не догадывается, как не повезло ей с внешностью. Не догадывалась бы об этом и сама наша героиня, если бы не бежали ее непоседливые деньки. Девчушка росла, и, подрастая, она, конечно же, стала обращать внимание на некоторых мальчиков… И вот однажды подушка неказистой конопушчатой девчонки вдруг познала горькие слезы. Маленькая, еще детская подушка упрятала в себе первые девичьи грезы. Девчушка все чаще и чаще стала обращаться к зеркальцу. Увы, не видела она там то, о чем мечталось подрастающему юному созданию, — крохотное зеркальце дразнило ее большими рыжими конопушками. Маленькой девчушке оставалось лишь закрывать свое отражение такой же конопушчатой ладошкой и уноситься в далекие сладкие мечтания.
И вот одной удивительной ночью приснился девочке сказочный сон. Она была в нем большой, взрослой девушкой, и была она красоты непередаваемой. Похожие сны случались и прежде, но в этот раз все было по-особенному. В этом сне она крепко дружила с Солнышком. Чудное и милое Солнышко приняло ее к себе в гости. Оно открыло ей свои феерические огненные замки, искупало в своих золотисто-желтых туманах. Своими волшебными лучиками оно обратило конопушки девушки в веселые золотистые зайчики. И встретился девочке там, на Солнышке, красивый мальчик, который сильно-сильно полюбил ее…
Сон был удивительным, ясным и таким взаправдашным, что, проснувшись, девочка стремглав бросилась к зеркальцу и… И (сон, конечно же, оказался всего лишь сном) снова были горькие-горькие слезы. Весь тот день родители не могли понять, что случилось с их чудным ребенком, и не сразу все заметили, что появились у девочки новые приметы — легким золотцем наполнились ее глазки, а каждая ее улыбка стала светиться маленькими, едва приметными лучиками…
А деньки ее летели дальше и дальше, со временем стало забываться необычное сновидение, и вдруг однажды в шуме городского хаоса ей послышалось произнесенное кем-то ее солнечное имя.
«Юнна!» — это слово нечаянно слетело с незнакомых уст.
Молодой человек, погруженный в грустные мысли, незаметно для себя самого выговорил его. И будто солнечные вихри обдали девчушку своим огненным жаром. Сказочный сон вновь ворвался в ее душу, но теперь уже наяву, в неожиданных волнующих воспоминаниях.
«Дар!» — как-то само собой вырвалось у нее в ответ, и… грезы рассыпались. Молодой человек, проговоривший ее имя, посмотрел на нее растерявшимся, отсутствующим взглядом. Он не разглядел всколыхнувшиеся огненные бури в ее душе. И она, резко повернувшись, ушла.
И все же она не оставила этого человека. На следующий же день она нашла его и невидимой тенью повсеместно следовала за ним. Она почти каждый день видела его…
Юля-Юля! Как приятно выводить строчки о тебе. Как волнительно писать о твоих милых золотистых глазках и о твоем чудном колокольчатом голосе. Не знаю, может, кому-то из читателей мои описания Юли показались неубедительными. Может, читателю хотелось бы и здесь встретить ее такой же потрясающей красавицей, какой она была в далеком солнечном мире. Хотелось бы! Однако даже недолгое общение с нашей Юлей привело бы вас к мысли, что внешняя красота может оказаться не главным качеством у человека. Ведь не зря же я упомянул о том, что разборчивые мальчишки влюблялись в нее. Не знаю, как вам, дорогой читатель, но мне доводилось в жизни встречать некрасивых девчонок, в которых влюблялись мальчишки. Ведь на самом деле, мальчики и сами не знают, из-за чего они влюбляются. Хотелось бы со страниц этой книги подмигнуть всем некрасивым девчушкам, чтобы они не расстраивались из-за своей внешности — внешность может оказаться не главным. Главное, наверное, чтобы играли в глазах солнечные лучики. Излучайте их! Ведь это, на самом деле, так просто… (Хотите, подскажу, как это сделать? Разговаривая с кем-нибудь, неважно с кем — парнем, девушкой, старушкой или ребенком, представьте себе, что эти самые лучики у вас есть, и вам их нужно только излучить, и все!)
Однако мне надо возвращаться к дяде Мише, но не к тому дяде Мише, который, грустно и счастливо улыбаясь, сейчас смотрел на Юлю и Артема из полуоткрытого окна, а к тому, который лежал в это же самое время совсем в другом мире, в далекой темной комнате, и повествование о котором так неожиданно прервалось. Не все пока на белом свете так чисто и светло…
Дядя Миша! Где-то далеко-далеко ярким солнечным утром ты стоишь у окна и не можешь оторвать взгляда от дочери, а здесь, за невидимой пленкой небытия, в темной ночи ты недвижно лежишь на кровати. Этот мир уже никогда не колыхнется от твоего тихого дыхания, никогда не услышит постукивания твоего маленького трудолюбивого сердца. Но почему не жена стоит у твоей кровати, а чужая женщина? Почему не жена, а чужая женщина держит мокрый от слез платок у своих глаз? Почему в сильном потрясении идет по ночной улице человек, с которым в том солнечном мире судьба, может, никогда и не свела бы тебя?
…Никола энергично шел по ночной улице. В одной руке у него был обмотанный изолентой радиоприемник. Другой рукой он широко жестикулировал, иногда выкрикивая в ночную пустоту резкие ругательства.
Несколько минут назад он стоял у кровати дяди Миши и тряс бездыханное тело. Затем он выскочил на улицу, непонятно зачем схватив радиоприемник.
— Врач-скотина! — кричал он в пустоту. — Скотина!!!
Увы, такого ругательства был удостоен тот самый врач Скорой, который день назад отказался «за бесплатно» отвезти дядю Мишу в больницу. Тот самый, который поставил диагноз на коленке.