Максим Шаттам - Обещания тьмы
– Я знаю, где платформа шестьдесят один, – сказала женщина. – Я раньше жила под Центральным вокзалом. Я знаю, где это!
– Можете меня проводить?
– Нет, это слишком далеко. Но я могу рассказать, как туда дойти.
– Вы меня спасете.
– Что вы дадите мне взамен?
Брэди спросил:
– А что вы хотите?
Она вслед за ним поднялась на площадку и тихо сказала:
– Обнимите меня.
Брэди не мог пошевелиться, ему было очень неловко.
– Пожалуйста, – попросила она.
Он протянул руки вперед, не зная, где она находится, коснулся хрупкого плеча под несколькими слоями ткани.
Она прижалась к нему всем телом. Брэди почувствовал запах пыли и едва уловимый запах пота. Он ощущал каждую ее кость, так сильно она к нему прижалась.
– Сожмите меня, – сказала она едва слышно.
Брэди обнял ее обеими руками. Она была невероятно худа. Густые волосы скользнули по его лицу. Она положила голову ему на плечо, глубоко вздохнула и застыла. Ее дыхание щекотало шею Брэди.
– Крепче, – мягко приказала она.
Через некоторое время она заговорила:
– Можете принести мне лакричные конфеты? Люди выбрасывают все что угодно, но только не лакричные конфеты.
У нее был голос как у подростка.
– Я принесу, но мне нужно время. Я должен подняться наверх и снова спуститься.
– Нет, я покажу решетку, куда это можно просунуть. Конфеты и тампоны, хорошо? Несколько упаковок гигиенических тампонов, мне их очень не хватает.
– Конечно.
– И «Скитлз» – они еще продаются? Я бы так хотела снова их попробовать!
– Я все принесу.
– Идемте, я вас провожу.
Через час Брэди вышел из магазина с двумя пакетами и поспешно поднялся вверх по улице. Он остановился над решеткой слива и опустился на колени.
– Вы здесь? – спросил он.
Молчание. Он повторил вопрос, думая, что редкие прохожие наверняка приняли его за сумасшедшего.
– Да, – наконец ответила женщина.
– Держите. Я все купил, сейчас передам.
Брэди смял коробки, чтобы они пролезли сквозь решетку. Он не пожадничал и купил очень много.
– Все в порядке? Вы их взяли?
Молчание. Произошло то, чего он боялся. Она просто выманила у него то, что хотела. Она ничего не знала о платформе шестьдесят один. Она обвела его вокруг пальца. Тем не менее он на нее не сердился. Он чувствовал ее безграничную тоску. У него было все, и он просто не имел права сердиться.
Брэди уже хотел встать и уйти, когда в самой глубине колодца что-то зашевелилось.
– Спасибо, – сказала она, по-прежнему издалека. – Идите до Сорок девятой улицы, между Лексингтон и Парк-авеню, вдоль отеля, и прямо перед входом на автостоянку увидите двойную блестящую дверь. Там вход на платформу шестьдесят один. Счастливого пути! И удачи.
52
Ни в одном городе на земле нет столько парадоксов, как в Нью-Йорке.
Стоя посреди богатого квартала, Брэди с восхищением смотрел на монументальный фасад роскошного здания. На камне были выбиты буквы «Вальдорф-Астория», шикарная позолоченная надпись над двойной медной дверью.
Поражающий своим великолепием вход в недра мегаполиса. Позолота, скрывающая нищету.
Брэди пропустил «мерседес», выезжающий из подземного паркинга, толкнул левую створку и увидел красные буквы: «Метро. Северный запасный выход». Девушка из подземелья не ошиблась. Запасный выход вел в мрачный вестибюль, где Брэди увидел лестницу и древний грузовой лифт. Ни одна лестница отсюда не вела на верхние этажи. Все они спускались вниз.
Хотя мысли Брэди были целиком заняты Племенем, он подумал, что мог бы сделать отличный репортаж. Люди-кроты, двери, ведущие в другие миры. Сколько таких дверей в одном только Манхэттене? Дверей, на которые не обращаешь внимания, потому что на них нет ни номера, ни таблички.
Ворота, ведущие туда, где живет другой народ.
Зеркало цивилизации, в котором отражаются наши недостатки. Потеря личности, а на другой стороне – эгоцентризм, превратившийся в добродетель. Примитивный язык, обеспечивающий необходимый минимум общения, а на другой стороне – избыток виртуального общения. Нехватка всего, а на другой стороне – избыток и пресыщенность. Неслучайно мир изгоев оказался внизу. Он стал полной противоположностью одуряющей вертикали небоскребов.
Брэди спускался все ниже, с площадки на площадку. У него не было ни револьвера, ни ножа. Ничего, чтобы защищаться. Ничего, чтобы нападать. Если у этого расследования была цель, то он еще никогда не был к ней так близок. Племя было прямо у него под ногами. Еще несколько метров, и он до них доберется.
А что потом? Как он собирается их наказать за все, что они сделали?
Он понятия об этом не имел. Он жил только тем, что происходило в эту минуту. Но он был уверен: чудовища должны быть уничтожены.
Казалось, переплетению металлических балок и лестниц не будет конца.
Шум поезда вдалеке заставил его вздрогнуть. Он больше никогда не сможет смотреть на метро прежними глазами. Наконец, лестница закончилась. Брэди попал в длинный зал, освещенный жидким желтым светом. Между двумя бетонными столбами он увидел туннель и рельсы: пути, ведущие к Центральному вокзалу.
Через каждые десять метров попадались тусклые лампы, висевшие в глубоких нишах. Здесь заканчивались старые пути, просто обрывались, а дальше были только земля и камень. Брошенный, забытый тупик…
Куда идти дальше? Брэди огляделся.
Наверху, на высоте трех метров, он заметил большой подвесной вагон из стекла и стали, как будто сошедший со страниц романов Жюля Верна. Возможно, раньше тут была кабина стрелочника.
Брэди подошел к лестнице, по которой можно было на него подняться. Прихватив валявшийся на земле ржавый железный лом, он полез наверх, стараясь не шуметь. Дверь открылась без скрипа.
Внутри было влажно, пыльно, воздух был спертым и пахло падалью. В окна, заляпанные грязью, ничего нельзя было рассмотреть.
Брэди сделал несколько шагов и вдруг увидел какой-то большой предмет.
Деревянный. Длинный. С ручками по бокам.
Скажите, что это сон…
Он подошел ближе.
Гроб.
Брэди протянул руку и прикоснулся к нему. Это действительно был гроб. А за ним еще один. И еще. Брэди насчитал шесть гробов, стоявших попарно.
Если они спят внутри, то они точно психи…
Достаточно ли железного лома, чтобы их уничтожить? Брэди пожалел, что не захватил осиновый кол.
Если уж играть в эту игру, то по правилам!
Он ухватился за крышку и приготовился ее поднять.
Настал момент истины.
Его руки напряглись, крышка приподнялась…
Голову Брэди сжало как будто тисками. Его потащили назад. От неожиданности он выпустил лом из рук. Чья-то рука сжала ему горло, и он закричал. Его вытащили на площадку, и тут тиски разжались, Брэди обернулся и увидел того, кто на него напал.
Огромный бородатый негр в камуфляжном комбинезоне и толстой куртке с беджем на нагрудном кармане. В темноте Брэди не мог прочесть, что там написано.
– Зачем вы на меня напали? – спросил он.
– А вы тут что забыли?
– Мне нужно свести счеты со старыми знакомыми. Пропустите меня!
– Вам тут нечего делать. Убирайтесь!
– Кто вы такой?
– Я сторож. Вы что, не читали историй о вампирах? Днем их охраняет сторож.
– Что за бред, – сказал Брэди и попытался пройти обратно.
Негр вытащил пистолет:
– Может быть, вы не верите в вампиров, но в это точно поверите. А теперь убирайтесь, пока они не проснулись.
Брэди смотрел на пистолет, направленный ему в грудь. Он был вне себя от разочарования. От того, что столько вопросов осталось без ответов.
– Не хочу, чтобы они вас видели, – продолжал охранник. – Мне за это достанется. Убирайтесь!
– При условии, что вы передадите им от меня сообщение.
– Я передам, но поторопитесь, солнце уже зашло.
Брэди сказал несколько слов. Это было больше, чем сообщение.
Скорее предостережение.
Вызов.
53
Заложник собственной лжи.
Брэди думал о том, что попался в ловушку, которую расставил себе сам. Скрывая все от Аннабель, он вынужден теперь притворяться. Утром в четверг он хотел остаться дома, измотанный всем, что пережил за последние несколько дней, а вместо этого ему пришлось гулять с Аннабель, держать ее за руку и слушать, как она с восторгом говорит о предстоящем отпуске.
Сны Брэди были населены истерзанными женщинами и кровожадными вампирами, а Аннабель старалась не говорить о своей работе, чтобы ничем не омрачать время, которое они проводили вместе, и ничего не замечала.
Но это ненадолго. Брэди хорошо знал Аннабель. Скоро она прозреет и увидит его притворство. Или он сам признается ей во всем.
