Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер
– Я, собственно, ничего другого и не ждал, – совершенно спокойно сказал Вяземской Фёст. – Это только в статейках легко и приятно писать о неизбежности беспощадной борьбы с прогнившей антинародной властью. Одним словом – очередная нечаевщина, словно даже в средней школе историю не учил. А ещё вернее расчёт, что на его пассионарные призывы никто не откликнется, и можно будет продолжать прежнее уютное существование.
В это время Людмила отошла к окну, позвонить Герте.
– У наших пока всё нормально, доехали, – сообщила она, вернувшись. – «Помощников» по пути подобрали. Нас поторапливают. Мы были правы, что-то готовится. Президент сказал, что телефоны у него звонили раз десять, всякие, и с первой АТС, и со второй. И сотовые разрываются. Хорошо, на этот раз ему характера хватило, ни разу не взял и помощников не принимает.
Фёст представил, каково Президенту было кругами ходить по своим апартаментам и ждать, поглядывая на коллекционные ружья и винтовки в полированных шкафах. Ждать, надеяться, что помощь придёт вовремя и всё разъяснится. Никак он не мог не думать о судьбах Альенде, Хафизуллы Амина, Горбачёва, Наджибуллы, тоже преданных ближайшим окружением, а Михаил Сергеевич – даже и телохранителями.
Но раз сумел до сих пор продержаться, значит, через полчаса и с остальным проблем не будет. Предугадать бы теперь следующий шаг заговорщиков. Приезд на дачу Контрразведчика и Журналиста их едва ли напугает, скорее обрадует. Все птички сами собрались в одной клетке. А Герту вполне могут принять за Вяземскую, вряд ли вообразят, что Журналист, вырвавшись из кольца чекистов с помощью одной женщины, кинется на президентскую дачу уже с другой.
– Значит, и нам пора, – сказал Фёст, вставая. – Ну, стременную… – налил всем «по крайней» рюмке, недопитую бутылку коньяка сунул в карман. – Ты с нами поедешь, Миша, – без вопроса, вполне утвердительно сообщил он Воловичу.
– Куда это? И зачем?
– Не захотел лично в деле поучаствовать, со стороны посмотришь, как теперь делается история, – усмехнулся Ляхов. – Она, между нами говоря, делается непрерывно и ежечасно, но иногда – чрезвычайно наглядно. Гарантирую, что материал у тебя будет настолько эксклюзивный… До конца дней хватит пенки снимать. Начнёшь с очерка, закончишь романом-эпопеей. С Президентом лично познакомишься, а тех, кто оказывается в одном окопе, не забывают. Зря, что ли, все, кто воевал рядом со Сталиным под Царицыном, дожили до глубокой старости и умерли в своей постели… Фотоаппарат есть?
– В редакции есть…
– Заедем – возьмёшь. Чтобы не сбежал, Людмила при тебе будет.
Захваченный водоворотом событий и подавленный напором воли Вадима, Волович не пытался возражать. Да и интересно вдруг стало, способен ли он действительно на что-нибудь, кроме давно приевшейся болтовни в компаниях, где готовы были слушать его, как гуру. И уж тем более надоело выслушивать инструктажи, как и что писать, от грантодателей, обеспечивавших его финансовую независимость и «творческую свободу».
– Да и поехали, – залихватски взмахнул рукой репортёр, – сам посмотрю, о чём ты так вдохновенно врал битый час.
Отходя от стола, рассовал по карманам нераспечатанные бутылки виски и водки. Мало ли что ждёт впереди.
Фёст сидел за рулём, что-то тараторящий от прорывающегося возбуждения, Волович – рядом, Людмила села сзади и возилась с предусмотрительно прихваченным с собой Шаром. Даже Вадим не заметил, как она его с собой взяла, и теперь у неё был инструмент, не всемогущий и не настроенный на работу в этой реальности, но всё равно полезный. Чтобы проявить все свои качества аналитически-прогностического комплекса, «Селесты» и «КРИ»[57], Шар должен быть специально отлажен, сориентирован на работу внутри данной ноосферы, со всеми присущими ей волновыми характеристиками, сильно отличающимися в любых параллельных реальностях, даже таких близких, как эти. Иначе это будет похоже на попытки использовать телевизор системы «Секам» в сфере действия любой другой.
И всё же кое на что он пригодиться может, например на извлечение оперативной информации, содержащейся на стабильных носителях, и для отслеживания действий и намерений людей, на которых есть должный массив «установочных данных».
– Вадим, – сказала Людмила, отрываясь от манипуляций с прибором, – мы не ошиблись. Акция «Форос-2» уже началась и входит в острую фазу. Сейчас мы кое-что увидим…
– О чём речь? Какой «Форос»? – отреагировал на её слова Волович.
– Сказано же – увидим. Ты лучше свой яркий пиджачок сними, а то больно в глаза бросается. Целиться в такой объект – милое дело, – бросил сквозь зубы Фёст, сосредотачиваясь.
Михаил без сопротивления снял фирменный твидовый пиджак в красную и жёлтую клетку, под ним была нормальная светло-бежевая рубашка. Он отцепил бейджик с надписью «Пресса» и начал пристраивать его на нагрудный карман.
– Не стоит, пожалуй, – заметил Фёст. – В таких делах журналистов первых отстреливают, реклама этим ребятам не нужна…
– Хрен знает, в какие дела вы меня втянули!
– Ничего, – успокоил его Ляхов. – Хемингуэй с Симоновым и не в таких переделках бывали, отчего и прославились. Настоящему журналюге без войны нельзя. Такой же нонсенс, как бандерша-девственница. Я тебя в случае чего собственной грудью от пули прикрою, не впервой. Ты лучше скажи – неужели действительно ваша братия ничего не слышала о сегодняшнем инциденте на Каретном? Десять слов дикторша по «НТВ» сказать успела, и как отрезало. А остальные где? Хотя бы «Эхо Москвы», они и в два прошлых путча[58] бесстрашно себя вели…
– То сообщение и я слышал, – будто впервые начиная задумываться о некоторых странностях этого дела, ответил Волович. – Ребята было засуетились, а потом, буквально через пятнадцать минут, бригада и выехать не успела, лично главный вышел и сказал, что ничего не было, какой-то хулиган дымовую шашку на улице бросил, и «нагнетать» по этому поводу «не рекомендовано».
– Ух, как лихо! – восхитился Фёст. – За пятнадцать минут тема с повестки снята. Так вы же вроде – непримиримая оппозиция, вам-то кто мог приказать? Вы же, по вашим собственным декларациям, ни бога, ни чёрта не боитесь, вам и Президента, и всю Российскую державу обгадить – раз плюнуть. Уж как по поводу «войны восемь-восемь» изгалялись! А тут кто-то два десятка гэбэшников и омоновцев посреди Москвы шуганул как следует, а вы – ни гу-гу.
Волович издал губами пренебрежительный, на грани пристойности, звук. В том смысле, как у Салтыкова-Щедрина написано: «Мы люди русские, мы такие вещи сразу должны понимать». А если Ляхов желает придуриваться – вольному воля.
– Вопросов больше не имею, – с готовностью согласился Фёст. – А вот девушка, что позади тебя сидит, как раз в этом деле главную роль сыграла, и попадись она «им» в руки – не знаю, что бы сейчас было…
Михаил непроизвольно обернулся. Вяземская мило улыбнулась и кивнула. При этом взгляд у неё был такой, что Волович поверил сразу и на сто процентов. Ему по-прежнему было страшновато, но одновременно в душе начала подниматься волна весёлого возбуждения пополам с любопытством. Любопытством не к тому, что может вскоре случиться, а к тайнам собственной натуры. Сумеет ли он в действительно серьёзной ситуации держаться с достоинством и даже бравадой. Ведь трусом он никогда не был, и драться в молодости приходилось, и по горам без страховки карабкаться, вспоминая песни Высоцкого из «Вертикали».
– Вот оно, – ровным голосом сказал Фёст, начиная подтормаживать вместе с потоком машин. Они как раз подъехали к развилке Ленинградского, Машкинского и Новосходненского шоссе. Здесь собралось несколько милицейских машин, перегородивших две правые полосы, суетилось много людей в форме и в штатском, а за кюветом догорал большой мини-вэн, почти вывернутый наизнанку.
– РПГ, – бесстрастно оценил Ляхов. – Пожалуй, термобарическая граната…
Волович опустил стекло, его казённый «Никон» с мощным трансфокатором залязгал длинной серией, в темпе самозарядного карабина.
Сразу два сотрудника в камуфляжах, но без погон, увидев совершенно здесь неуместного фотографа, кинулись к машине, размахивая руками и что-то крича. Один, кажется, на ходу расстёгивал пистолетную кобуру. Репортёр втянул голову в плечи, но продолжал снимать, теперь уже бегущих прямо в объектив людей. Снимочки выйдут – закачаешься! Хоть сразу на «Интерпресс-фото». Включился профессиональный азарт пополам с надеждой, что Ляхов его защитит. Как это может выглядеть, он не задумывался. Просто ему так казалось.
– Люда, давай «растянутое»… – крикнул Фёст. Вяземская давно была готова.
Потом Волович никак не мог последовательно восстановить случившееся.
Сначала вроде как удар подушкой по голове. Так они дрались с пацанами ещё в пионерских лагерях, куда родители до самого конца советской власти отправляли Мишу каждый год, бывало, что и на две смены. Не больно, но ориентацию на какой-то миг теряешь. Потом зрение вернулось, но показывало странное. Мир вокруг застыл, словно киноплёнка в проекторе остановилась. Бегущие люди замерли в нелепых позах, автомобили встречного потока, только что мелькавшие довольно быстро, стали все разом.
