Зимняя война - Влад Тарханов
И все это: недооценка врага, недооценка значения разведки и саперного обеспечения боевых действий, отсутствие нормальных штурмовых подразделений, заранее подготовленных снайперов, самоуверенность и глупое упорство, с которым можно поднимать бойцов в атаку «за Родину, за Сталина», но подумать, как взять укрепленный пункт с минимальными потерями никому в голову прийти не могло.
Был такой феномен гражданской войны – пленный рядовой состав включался в части победителей, офицеров или комиссаров расстреливали, а рядовые – вперед, за Революцию или за Белое движение… Некоторые могли поменять свою окраску не раз и не два. Белый солдатик – красный боец – зеленый бандит – черный анархист… и так по кругу. Вот и какой смысл был этих бойцов беречь? Завтра они на тебя могут пойти в белых цепях или на тачанках очередного батьки-вызволителя[80]. Победа – пополнимся у белых. Поражение – так меньше достанется врагу. Умение беречь бойцов воспитывается! Порой жёстко. Порой жестоко. Но без этого умения любая победа становится Пирровой. Цена за нее будет страшная и жуткая.
Записи делал химическим карандашом. Чернильная ручка для этих целей не годилась. Впрочем, химический карандаш был в это время очень распространенным средством выдачи информации. До награждения и торжественного приема оставалось еще куча времени. Как его потратить? Писать ничего не собирался. Еще напишусь. А вот пройтись по утренней столице не помешает.
Как это у Булгакова, любовь выскочила из-за угла? Она спешила, опаздывала на работу. Обычная вроде женщина в зимнем пальто и шляпке. В руках она несла несколько канцелярских папок с бумагами, которые прижимала к груди. Что меня зацепило? Ее походка, грациозная, как у балерины, не смотря на груз. И глаза… глаза потом, когда она посмотрела на меня с укоризной:
– Товарищ военный, вы мне загораживаете проход, а я опаздываю!
– Извините. – я и не думал сдвигаться с места. – Алексей Виноградов. Только что потерпел ужасное поражение…
– Так… кадрить будете? – женщина недовольно поджала губы.
– Буду. – продолжаю наглеть я. – сражен в самое сердце… Стоп, а почему у меня болит с правой стороны? Не напомните, где у военного сердце?
– В пятках! Ладно, раз не отстанете, так хоть помогите папки донести.
– С удовольствием, прекрасная незнакомка. – сказал я, пригружаясь не таким уж и тяжелым грузом.
– Уже нет.
– Что нет? – удивился я.
– Маргарита Лурье, – теперь я уже не незнакомка…
– Маргарита Абрамовна или Александровна? – кинул я пробный шар, кажется, у белорусского экономиста Лурье была дочка Маргарита.
– А вот и не угадали! – на этот раз незнакомка искренне улыбнулась. Не за те веточки родового дерева потянули. Я Маргарита Наумовна. Мой отец из белорусских Лурья. Лурье он стал уже в Одессе. Он известен как Артур-Винсент Лурье. Футурист, потом участвовал в ЛЕФе. Композитор. Когда стал начальником музыкального отдела Наркомпроса слишком высоко вознесся, нас с мамой бросил, потом перебрался за границу. Где сейчас обитает и что делает я не в курсе. Мама историк-египтолог. А я вот пошла в журналистику. Спасибо за помощь, но мы уже пришли.
– Тогда я вынужден обратится к шантажу. Я отдам вам папки в обмен на свидание!
– А вы действительно удивительно самоуверенный военный. Хорошо, давайте мои папки. Я заканчиваю в семь.
– Только завтра, Маргарита, сегодня ну никак. Приглашен на одно мероприятие и никак не смогу отказаться. Боюсь быть невежливым…
– Мероприятие… а… я думаю, откуда я вас знаю? Вы же… мы про вас писали, даже фотографию поместили, точно, комбриг Виноградов, вот! Значит, вас тоже сегодня будут награждать. У нас Мишу от редакции фотокором туда направили.
– Вот видите, какая слава, какая популярность! Не могу неузнанный и шагу ступить.
– Ладно, не иронизируйте. Я буду вас ждать. Завтра…
Глава тридцать третья
И не о том наш разговор
(интерлюдия)
Тот же кремлевский кабинет.
8 февраля 1940 года
На этот раз их было двое за рабочим столом. САМ прохаживался, на этот раз без неизменной трубки, но поступь его была такой же неслышной… Крадущийся тигр, затаившийся дракон. Вот, умеют китайцы красивую фразу смастерить, а как кино снимают, так жуть просто! Извините, отвлекся. За столом сидели неизменный товарищ в пенсне и еще один, известный как маршал Шапошников, начальник Генерального штаба Красной армии.
– Прочитали, товарищи? Ваше мнение, прошу вас, Борис Михайлович…
– Если бы не дата письма… да, очень близко к анализу майора Чернова, только рассмотрена проблема глубже… Считаю описанный вариант событий очень вероятным. Когда 163-я попала в окружение, была у меня мысль такую директиву послать, была. Остановило меня то, что 44-я уже выступила, не дожидаясь формального приказа. Вообще-то такая самостоятельность и решительность… она вбивается из общего уровня принятия решений командирами Красной армии. Им как раз инициативы не хватает, как будто все время ждут комиссарской визы на своем решении.
– Вы считаете, что введение принципа единоначалия было преждевременным?
– Товарищ Сталин, введение единоначалия было правильным и своевременным, вот только наши командиры к нему не были готовы, перестроились далеко не все. Война с Финляндией показала, что в сложной обстановке командиры теряются, ждут указаний сверху. Решения принимают запоздало. Катастрофы не было только благодаря
