Андрей Уланов - «Додж» по имени Аризона
– Was… Что это есть было?
– Ихь нихт кенне, то есть, виссе дас, – бормочу. – Без малейшего понятия.
– Русский. Мы где находиться?
Понятливый немец. Сообразительный.
– В другом мире, – отвечаю. – За углом от нашего.
– Вроде рай и ад?
– Примерно. Только это не рай и не ад, а самая настоящая господня задница.
– … – А немец-то хорошо по-нашему ругается. – А кто был это…
– Лысый? В черном халате?
– Ja. Он… Это быть внезапно, прямо из бой.
– Вот вы его и нашинковали, – киваю. – А это был один из местных гауляйтеров, Гарик Гор-Амрон. Черный маг, колдун и так далее.
– Черный маг? Was ist…!
– Вот-вот, – говорю. – Не к ночи будь помянут.
Фриц задумался. Глубоко задумался.
– Ч… Чюудовище. Woher[13] оно есть взялось?
– Вот с этого Во… и так далее, – говорю. – Сказал же – нихт кенне. Хотя мысль одна есть.
– Ja?
– А ты не якай, не на допросе. Думается мне, что эта зараза вполне могла из трупа колдуна вылупиться. Такой гад, как Гарик, как раз мог чего-нибудь в этом роде наколдовать в виде посмертного привета. Я тут, – говорю, – с местной нечистью уже немного пообщался и вынес из этого общения одно ценное наблюдение – очень неохотно эти твари дохнут.
Говорю и сам на себя удивляюсь. Это ж эсэсовец передо мной, самый что ни на есть отборный фашист. А дело, похоже, таким боком оборачивается, что мы с ним вроде как союзники.
И фриц, наверно, тоже что-то такое подумал.
– Как тебе имя, русски? – спрашивает.
– Сергей. Сергей Малахов. Старший сержант.
– Эрвин Тауберг. Штурмхауптфюрер.
– Ферштейн, – усмехаюсь.
Вроде как перемирие заключили. Ежу, конечно, понятно, что Эрвин этот, голубятник, при первой же возможности мне в глотку вцепится. Как и я в его. Но пока у нас на повестке дня другая проблема – как бы к колдуновской твари на обед не попасть.
– До темноты далеко? – хаупт спрашивает.
– Пару часов, – говорю. – Только не очень-то я бы на эту темноту надеялся. Есть у меня сильное подозрение, что эта тварь, как и большинство здешней живности, ночью еще лучше, чем днем, видит.
– Ja, вероятно есть.
Еще минуту помолчали.
Быстро, кстати, думаю, фриц оклемался. Я об эсэсовцах мало чего могу без мата сказать, но то, что противник они серьезный, – это уж что есть, то есть. Крепкий противник.
– Что оно там делайт?
– Жрет.
Хаупта аж передернуло.
– Чем его можно убивать?
– Серебром, – говорю. – Это если он устроен так же, как и другая здешняя нечисть. У тебя, случаем, серебряного кинжальчика за голенищем не водится?
– Nein.
И наш кинжал не серебро.
– Плохо. А как насчет огнемета? – интересуюсь. – В кармане, случаем, не завалялся? Или хотя бы пузырька с «молотовским коктейлем»?
– Я не есть фойеркоманда, – обиженно так отвечает фриц.
Можно подумать, на нем написано.
– Еще хуже. Ну, тогда придется на куски его разносить. На мелкие.
Ага. И при этом позаботиться, чтобы тварюка нас самих своими крючьями на кусочки не почикала. На очень мелкие.
– Гранат?
– Не. С одной гранаты его на клочки не разнесет, тут связка противотанковых нужна.
– Может, бомба, русский?
– Ага. Ты еще скажи «штука» лапчатая. Оно, конечно, было бы здорово, взять да и уронить на эту халупу фугаску кило в пятьсот. Но ее у нас тоже нет.
Что-то у меня мысли в башке совсем затекли. Ничего путного не наклевывается. А пора бы. Потому что, на трояк спорю, как только эта зараза обедать закончит, то немедленно отправится ужин себе искать.
– Русский.
– Чего, фриц?
– Ich entschuldige mich[14] – Сер-гей, ja? У нас, у Отто в сумке, есть быть сигналфойер, светящийся ракета. Может, им мочь поджечь эта тварь?
– Дельная мысль, Эрвин, – говорю. – Вот только одна проблема остается – а вдруг эта тварь из негорючего материала сделана? Вот если бы бензинчику из канистры на него плеснуть или бутылкой с КС по голове.
Немец снова заглох. А я за последнюю свою фразу уцепился и начал ее по извилинам прокачивать.
– Слышь, хаупт, – спрашиваю, – у вас спиртного с собой ни у кого не было? Спирт, ну, шнапс, а?
– Я не есть уверен… В zwei комнате, в углу за стол, были две большие стеклянный бутилки.
Черт. Что, спрашивается, может быть в больших стеклянных бутылках? Навряд ли вода. Кислота какая-нибудь? Бутылкой с кислотой тоже неплохо эту тварь по голове огреть. Но лучше бы все-таки чего-нибудь горючее. Легковоспламеняющееся.
– Как думаешь, хаупт, при скольких градусах вино горит?
– Was?
Не понял. Ну и леший с ним. Коньяк, точно знаю, горит. По-моему, все, что за тридцать, уже полыхать должно. Будем надеяться, что колдун покойный в такую даль не нарзанчик волок.
Ладно. Осталась на повестке дня одна задача – как эту тварь из домика выманить? Желательно, через окно.
Думать-то, в общем, особо нечего. Один из нас должен эту заразу на себя отвлечь, пока второй будет в домике копошится. И вопрос о добровольцах не рассматривается – я не знаю, где ракета лежит. Два минус один – равно один.
– Слушай, Эрвин, – спрашиваю, – бегаешь ты хорошо?
– От такой чудовища, – усмехается, – очень быстро.
– Тогда, – говорю, – действуем так. Я подхожу к халупе со стороны окна и попытаюсь эту заразу как-нибудь разозлить. А ты заходишь с двери.
– Поньятно.
– И как только она за мной ломанется – влетаешь внутрь и раскапываешь этот ваш сигналфойер. Только от двери держись, подальше, потому как если ей вдруг расхочется через окно прыгать, расписание ролей меняется. Ясно?
– Ай.
– Отлично. Тогда давай пистолет.
Фриц насторожился.
– Зачьем?
– Затем, – говорю. – Чем я, по-твоему, его выманивать должен? Кис-кис-кис звать?
Немец пару секунд подумал, кивнул, расстегнул кобуру и пистолет мне протянул.
Я взял, взглянул – «вальтер-П38», неплохая, в общем, машинка, знакомая, хотя с «парабеллумом» по кучности и рядом не валялась, глянул на указатель – патрон в стволе был – и за ремень сунул.
– Ну, что, – говорю, – пошли, с богом.
– Ja, – согласился немец. – Без помощи господа мы не обойтись.
Пошли. Подошел я к этому окошку метров на сорок, попытался заглянуть – нет, ни черта не видно. И потом, сорок метров для «вальтера», да еще и незнакомого, это, пожалуй, многовато. Вот двадцать пять – в самый раз.
Глянул, где немец – тот уже позицию напротив двери занял, – подошел еще на десяток метров поближе, и тут снова рык этот леденящий услышал. Низкий такой рык, клокочущий, дико неприятный на слух. У меня опять мурашки по загривку забегали.
Ладно. Встал боком, прицелился – то, что надо – и спокойно так, нормальным голосом позвал:
– Ау. Есть кто в теремке живой?
Рык прекратился, и в глубине комнаты черная туша распрямилась. А наверху у туши – глаза-фонарики желтым полыхают.
Вот по этим фонарикам я и выстрелил.
Три раза успел на спуск нажать, а затем такой рев раздался, что я чуть «вальтер» не выронил. Уж не знаю, как у домика стены устояли. Ноги от этого рева в студень превратились и к земле приросли. Черт!
Чудовище вперед ринулось. Только через окно оно вылезать не стало – оно просто через него прошло. Было окно – стала дверь широкая.
У меня от этого зрелища к ногам сразу вся прыть вернулась. И еще столько же добавилось. Подпрыгнул я в воздух и бросился наутек даже раньше, чем приземлился.
На бегу оглядываюсь, а тварь за мной ломится, словно паровоз на полном ходу. Так же прожектором сияет – одним, левый моргальник я ей все-таки выставил – и так же неотвратимо настигает. Черт!
Еле-еле успел в дверь влететь. Захлопнул, хотя, думаю, что ему дверь, если оно сквозь стены, как сквозь бумагу папиросную, ходит, рванулся вперед, гляжу – посреди комнаты бутылки выставлены. Ну, спасибо тебе, фриц, догадался выставить, а то, пока бы я в том углу копошился – тут-то и настал бы нам обоим полный и окончательный аминь. И голубой туман.
Схватил бутылки, слышу – дверь за спиной отлетела, развернулся и как заору:
– Получи, зараза! – И швырнул обе бутылки, одну задругой, словно гранаты под «тигра».
Одну бутылку тварь в воздухе когтищами разнесла, но большая часть содержимого все равно на нее попала. А вторая вообще отлично попала – об грудь разбилась. Тварь даже замерла на миг – ну, еще бы, так по дыхалке получить.
– Абзейт! В сторону, русский!
Я вбок метнулся, на колени упал, и тут над моей головой ракета пролетела.
Черт! Она ж сигнальная! То есть осветительная! Я ж ослепну к чертям свинячим от такого фейерверка!
Все же кое-что разглядел.
Ракета угодила твари точно в грудь, аккурат в то же место, что и вторая бутылка. И зажгла. Уж не знаю, чего там в этих бутылках было, но полыхнуло – будь здоров!
Тварь взвыла и попыталась ракету лапой прихлопнуть. И прихлопнула. А то, из чего ракета состояла, по ней же и размазалось.
По-моему, в ракеты эти фосфор намешивают. Или магний?
Я к порогу третьей комнаты перекатился, попытался на ноги вскочить, поскользнулся на кишках каких-то, углядел рядом автомат, схватил – черт, все в кровище! – развернулся и.
