Второй полёт Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
О катастрофе я узнал, находясь в Зелёном-Звёздном городке. Нам дали «волгу», и мы с Титовым помчались в госпиталь имени Бурденко, где обожжённого пытались спасти.
Я просидел около часа возле его кровати, Бондаренко был перемотан бинтами с ног до макушки, остались лишь щели для глаз и губ. Довольно долго сохранял сознание, мы с Германом увещевали его: да, ближайшие полёты тебе не светят, но поправишься, ещё молодой, вернёшься в строй, космос никуда от тебя не убежит… Знал, что лгу, жить парню оставалось всего ничего, Титов наверняка тоже догадывался, подыгрывал мне, а лицо выдавало истинное состояние души. Наконец, пришла Аня, жена Валентина, мы деликатно удалились, но остались в госпитале. Вскоре наш товарищ впал в беспамятство и умер. Ему было всего двадцать четыре.
Остаток дня прошёл как в тумане.
Заходя в подъезд, я мысленно перебирал варианты и контраргументы, если Алла устроит мне разбор полётов. Её восточная кровь, наделившая женщину упрямством, никак не компенсировалась восточным воспитанием в покорности мужу, Гульнара и Марат вырастили её по-советски уверенной в себе. Порой побаивался, вдруг намешает мне в ужин что-то эдакое, и меня снимут с полёта, дристуны в космосе не нужны.
Не успел зайти в квартиру, меня нагнал водитель Королёва и велел спуститься к Главному в машину. Честное слово, в этот час не горел желанием ни слушать нотации благоверной, ни душещипательные откровения Сергея Павловича, но что поделаешь?
В салоне «чайки» стояло тепло от работающего двигателя, а главный ракетчик СССР ничуть не стремился считаться с моими желаниями. Спросил, едва поздоровались:
- Откуда ты знал про пожар с Бондаренко?
- Так днём сообщили, Сергей Павлович. Мы с Титовым услышали и тотчас…
- Брось! – сердито перебил он. – Ты месяц назад говорил мне, что тренинги в сурдобарокамере опасны.
- Конечно. Обещали передать кому следует, потому что не вы лично отвечаете за нашу подготовку.
- Передал. Сам видишь, как прислушались. Но ты увиливаешь от ответа на прямой вопрос: откуда знал заранее.
- Не я один обратил внимание. Температура спирали плитки выше порога возгорания распространённых горючих материалов. Что угодно на неё упади – бумажка, карандаш, кусок хлеба, и факел обеспечен. Что в ловушку вляпается именно Валентин, угадать было невозможно. Я – человек военный, сообщил вам, Карпову и товарищу Каманину о вероятности ЧП. Прыгать и размахивать руками: не пускайте никого в камеру? Меня не только из отряда космонавтов – из ВВС попросят. Как ненормального.
Королёв сосредоточенно думал.
- Я знаю наизусть ваши личные дела, твои, Титова и Нелюбова. Не представляешь, до чего докопались. Даже факт, что ты в пятьдесят седьмом бросил девушку из медицинского училища, на которой обещал жениться, в твоих бумагах отражён как негативный и вызывающий сомнения в верности.
- Она сама…
- Не будем копаться в твоих юношеских амурах. Я вижу, психологи просмотрели главное. На поверхности Гагарин вот такой – весь на виду и нараспашку, улыбка до ушей, энергия через край, где надо идти – бежишь и других увлекаешь.
- Так точно.
- А второе дно не рассмотрели. Твои прожекты про Луну. Пророчества, что у нас всего восемь лет в запасе.
- Уже семь.
Он гневно сверкнул очами. Не понравилось, что я вставил пять копеек.
- Но как ты объяснишь, что предсказал выбор в пользу Шепарда? Наши предполагали, что первым назовут Гриссома, вторым предполагали Гленна, намного более информированные люди. Признавайся, ты что-то скрываешь?
Я пожал плечами. В жёсткой шинели, не располагающей к такому жесту, уместнее – пожал погонами.
- Знаете же, Сергей Павлович, как у лётчиков работает интуиция? Мозги получают море информации. Далеко не вся она перерабатывается словесно. Я, например, никогда не вёл внутри себя разговоры «а не тот ли изгиб берега приведёт меня к базе». Бывает, всё внизу затянуто туманом, видишь только смутный фрагмент рельефа, и вдруг накатывает уверенность: сейчас откроется Печенгская губа, её пройдёшь – и прямая дорога к аэродрому. Так и с американцами. Газеты читал, слухов много разных ходило. Как-то задумался и понял, что именно он – главный кандидат. А как пришёл к такому выводу, не знаю, подсознательно, наверно.
- И какие же у тебя предчувствия на свой полёт?
- Тут не предчувствия, а опасения. Их четыре. Или больше.
- Ох, Гагарин… Начинаю в тебе сомневаться!
- Так дурачков среди нас нет. Герман и Гриша вам бы то же самое рассказали. Допустим, пожар не грозит, если начнётся разгерметизация и упадёт давление, спасёт скафандр, воздух подаётся прямо в него. Но! Так как системы регенерации, считай, не имеется, и это первое опасение, нужно обязательно уложиться в один виток. Максимум – в два. Иначе выжить сложно. Тут второе опасение. Вы позволили нам вручную изменять ориентацию, если автоматика не сработает, и вручную же включать тормозной двигатель. А почему не вырубать тягу третьей ступени так же вручную? Если ракета выбросит корабль выше запланированного – не катастрофично, но крайне неприятно. Сам уже не затормозится от трения в разреженной среде. Запас пищи на десять дней… Столько не протяну, наверно. Доедать её будет некому. Хватит или ещё?
- Продолжай.
- Допустим, вошёл в плотные слои штатно. Но был уже случай, что приборный отсек не отделился, отвалился позже, когда там всё перегорело от высокой температуры. Сергей Павлович, мы не паникуем, а просчитываем варианты. Парусность конструкции и эффект торможения об атмосферу одинаковы, но с неотсоединённым приборным отсеком масса на две тонны больше. Значит, выше скорость. Корабль её погасит достаточно для безопасного катапультирования?
- Да, мы работаем над этим. У тебя всё?
- Если разговор такой – откровенный и по существу, то нет, - я сорвал предохранители и нёсся на всех парах, отметив для себя единственную красную линию – не признаваться, что в Гагарине сидит попаданец из будущего. – В апреле прошлого года мы совершили в Энгельсе четыре десятка прыжков с парашютом с самолёта, но ни одного в реальных условиях катапультирования из спускаемого аппарата.
- То есть всё это вы обсуждаете между собой…
- Так
