Александр Афанасьев - Нет дороги назад
Как я пойму, говорит ли Толстой правду или нагло врет? Интуиция, судари мои любезные, интуиция. Ваш покорный слуга не становится моложе, но становится хитрее и проницательнее, подобно змию… я уже и не помню, каким я был в двадцать лет, когда занялся всем этим. А что будет, если Толстой обвинит Ксению, и если я пойму, что он не лжет?
Знаете… спросите что-нибудь полегче, а? И так неприятно на душе…
Катить от Москвы в Санкт-Петербург было приятно. Играет мелодия в недорогом нижегородском Форде, высвеченная фарами дорога летит под колеса…
Когда идет дождь…Когда в глаза свет…ПроходящихМимо машинИ никого нет…На дорожных столбах венки – как маякиПрожитых лет…Как ты – в пути[57]…
Ты не один – поет Юра Шевчук. Наверное, хорошо, когда ты – не один. Просто я выбрал профессию, когда это невозможно…
Еще одно. Толстой на каком-то этапе смог служить подтверждением того, что все что происходит – все нормально. Но не постоянно. Он никогда не был близок к Тегерану, никогда не ездил в Кабул, никогда не пользовался никаким авторитетом ни в армии, ни в спецслужбах. Должен был быть еще один человек. Скорее всего – тот, который во все это вовлек Кордаву. Возможно и других. Тот, кто был тогда ко мне настолько близко, что другие могли воспринимать его приказы – как приказы, исходящие от меня. Человек, настолько ко мне близкий, что даже генерал контрразведки не заподозрил неладное.
Кто?
Практически все – мертвы. И это само подтверждение того, что что-то было неладно.
Единственно, что я знал на девяносто девять процентов – это не Араб. Во-первых – он тогда не был столь близок ко мне. Он был удачливым офицером спецназа, который на завершающем этапе кампании руководил всеми специальными операциями. Его тогда никак нельзя было назвать моим человеком. Во-вторых – это должен был быть тот, кто имел какой-то доступ ко двору и мог непременно лично – выйти хотя бы на Толстого. В третьих – он бы мог меня просто убить и уже давно. Подозрений – было бы не больше, чем в смерти других возможных фигурантов всего этого дела.
Кто? Все – мертвы.
Или – нет?
Я уже подъезжал к городу, когда мне позвонили. Никто не знал, что я подъезжал к Санкт-Петербургу. Я не сообщил, и не намеревался заглядывать ни в Зимний, ни в Адмиралтейство. Номер этого телефона – знали очень немногие, он был куплен в Верном на чужое имя. По сути – только один человек знал этот номер.
И по нему звонят.
Чертыхнувшись, я посмотрел на номер… узнал.
Не ответить я не мог.
– Алло.
– Слава Богу, я тебя застала. Я долго тебя искала, тебя нигде не было…
– Подожди немного, я съеду с дороги.
Съехал. По пути успев подумать, что когда-то, как то с этим надо решать, и решать что-то конкретно. Жить на два дома нельзя… даже живя в одном доме. Это надо прекращать, иначе…
– Съехал, говори.
– Извини, что позвонила, но…
Конечно же, это была Юлия. Знаете… у нее был такой голос, она говорила совершенно серьезно, совершенно серьезные вещи, но почему-то все это вызывало у меня совсем не серьезную реакцию в душе. Вот как хочешь, так и живи с этим…
– Говори, что произошло? Что-то…
– Нет, с ним все в порядке.
Она снова замялась
– Тогда что?
– Знаешь… моя подруга хочет с тобой переговорить… тет-а-тет.
Мне показалось, что я ослышался
– Подруга?
– Да. Понимаешь… это не телефонный разговор.
– Это важно?
– Да. Я думаю – да. Ты далеко?
Я посмотрел на часы.
– Да нет, близко. Я тебе перезвоню. Этот номер?
– Да.
– Договорились.
– Не забудь, это очень важно.
– Хорошо.
Целую – не сказал ни я, ни она. Потому что у нас дружба. Та самая, которая доставляет намного больше боли, чем грязная интрижка с предсказуемым разоблачением в конце.
Или это я говорю про себя?
Отключил телефон, вынул СИМ-карту. Хотел выбросить в окно, подумал – и спрятал в карман. Может еще пригодится, это единственный способ связи со мной для Араба, который отсиживается в Туркестане на нелегалке. И у меня – для него. Он и назвал телефон Юлии – по понятным соображениям. Посмотрим, что будет дальше, исходя из этого, и сделаем вывод – спалился телефон или нет. Как надоело уже все…
Российская Империя
Санкт-Петербург
29 мая 2017 года
В Санкт-Петербурге у меня была квартира.
Точнее не у меня, осталась от деда. Дед купил ее, когда стал начальником Главного оперативного управления МГШ.[58] Там все так и осталось от него… я там давно уже не был… последний раз на похоронах.
На квартиру я не пошел? Идиот я, что ли?
У любого вокзала – можно было найти людей, предлагающих квартиры внаем. На день, на два, даже на час. Так – я оказался временным владельцем квартиры недалеко от моей. Приехал в город, в котором прошла значительная часть моей жизни – и вынужден снимать угол, рядом со своей квартирой. Ну и как?
Плохо, в общем…
Съемная квартира – видимо, дела шли плохо или мне подсунули квартиру не из лучших – встретили меня темнотой и тем особенным запахом пыли и пустоты, которая бывает в нежилой квартире. Но у меня был ключ и я не собирался оживлять этот дом… все, что мне было нужно, это переодеться в один из гражданских костюмов, которые я купил по дороге в магазине готового платья Никитского. Вот и все, что мне было нужно.
На кухне я нашел свечи. Многие петербуржцы держали их на случай отключения освещения… в Санкт Петербурге вообще много довольно смешных, оригинальных вещей и привычек, которые вы не встретите в любом другом городе Империи. Да что тут говорить – приезжайте, посмотрите сами. Так лучше, чем рассказывать.
Костюм оказался даже велик… в сочетании с бородой, да шевелюрой строгий костюм выглядел вообще дико. Провел руками по волосам, по бороде… и надо подстричься, да побриться – но нельзя. Мало ли, что придется в Афганистане еще пережить.
Решил, что все-таки надо привести себя в порядок. Пойду в парикмахерскую, постригусь и подровняю бороду, сделаю короткую, окладистую. Все мусульмане знают, что борода – ваджиб[59], вот только относительно ее длины есть разночтения. Наиболее радикальные мусульмане считают, что укорачивать бороду вообще нельзя, пусть растет как растет, отчего становятся похожими на гномов. Менее радикальные считают, что надо оставлять столько длины, сколько хватит, чтобы захватить в кулак, а остальное можно отрезать. Еще менее радикальные считают, что борода есть борода, а какой длины – это уже личное дело правоверного. Будем считать, что я – не слишком ретиво соблюдающий. Еще бы покрасить… седины уже слишком много.
И позвонить надо. Забросить удочку. Посмотрим, что на нее клюнет.
Графа Николая Толстого я решил ловить в самом аристократическом и недоступном клубе Санкт-Петербурга, членом которого являлся и я сам – Императорском Яхт-клубе. Для того, чтобы вступить туда – нужно быть владельцем яхты длиною не менее ста британских футов, совершить на ней, по меньшей мере, одно путешествие и выдержать баллотировку среди членов клуба. Она происходила раз в год и отличалась подлинной свирепостью – один черный шар уничтожал пять белых, причем среди членов клуба были и такие, которые кидали черные шары всем подряд. Баллотировку я прошел, когда был уже контр-адмиралом – на грани. Все таки – репутация у меня была далеко не однозначная, я получил два черных шара и больше не получил лишь потому, что был жив мой дед – а он входил в Правление клуба, последние два года был командором клуба. Не исключено, что в ближайшее время членства в клубе я лишусь.
В парикмахерской Гришара на Невском меня привели в порядок… бороду носить было немодно, но здесь были мастера, которые и из бороды умудрились сотворить что-то пристойное. Еще в одном месте – надеюсь, там меня не узнали – я отгладил, как следует костюм. Пусть и готового платья – но приличный на вид. Дорогие часы как последний штрих образа – я надел в салоне черного БМВ, который взял напрокат на три дня, поставив на стоянку Форд. Если я прибуду в И я-к на Форде – меня неправильно поймут…
Так – при относительном параде я подкатил к зданию И я-к – клуба, факт членства в котором не брезгую указать на визитке лучшие люди России. Крайний раз – я здесь был с фельдмаршалом Раевским.
Лакей на входе был новым и меня не узнал.
– Любезнейший…
Я положил на поднос свежеотпечатанную визитку.
Лакей вгляделся в визитку. Потом – в меня.
– Александр Владимирович… Ваше Высокопревосходительство…
Я поднес палец к губам
– Тихо. Мне хотелось бы сохранить инкогнито. Я только оттуда, понимаете? Не хочу излишних расспросов.
Зловещее понятие "оттуда", забытое в семидесятые – снова прочно вошло в нашу жизнь. Заплати любую цену, несли любую ношу, перебори любые лишения, помоги любому другу, борись с любым врагом…
