Джон Мэн - Иоганн Гутенберг
Именно в Кёльне он узнал о лучшем способе воспроизведения рукописей. Ульрих Целль, один из протеже Петера Шёффера, основал здесь в 1466 году книгопечатный цех, и одним из его учеников был Иоганн Вельденер, которого Кэкстон нанял то ли в качестве учителя, то ли в качестве издателя своей книги, то ли в качестве учителя и издателя. Предприятие это было весьма рискованное, но Кэкстон, по-видимому, оправдывал свой риск стремлением исследовать новый рынок – издательство книг на английском языке. Выучившись ремеслу, купив пресс и литеры, он нашел себе верного помощника, Винкина де Ворде, немца из Ворта, расположенного в 100 километрах к югу от Майнца (как видим, связи с немцами избежать не удалось). Потратив кучу денег на покупку бумаги, Кэкстон издал первую печатную книгу на английском языке – 700-страничное «Собрание повествований о Трое» (Recuyell of the histories of Troye), – возможно, в 1471 году в Кёльне либо одним-двумя годами позже в Брюгге, куда он перенес свое производство.
Кэкстон стремился исследовать новый рынок – издание книг на английском языке.
В 1476 году Кэкстон вернулся в Лондон, на территорию Вестминстерского аббатства, с первым в Англии книгопечатным прессом. Скромность стала отличительной чертой Уильяма, и казалось, будто он счастлив уже тем, что ответственность за печатание книг на английском языке выпала на долю «простого человека Уильяма Кэкстона». У истоков его успеха стояла самокритика. Кэкстон знал французский достаточно хорошо для того, чтобы признать все допущенные им при переводе неточности, но был не совсем уверен в своем знании родного языка. «Простите мне мой грубый и простой английский, если где-либо встретится ошибка, – писал он в посвящении королеве-матери Маргарите Бофорт, – ибо признаюсь, что я не изучал ни искусство риторики, ни те блестящие слова, которые используются в наши дни». Но ему не нужно было волноваться. Как говорил Кэкстон, он желал создать «английский, который не был бы ни слишком грубым, ни слишком сложным», и здорово в этом преуспел, издав 100 книг, которые все вместе, по словам одного из его биографов, Лотте Хеллинги, образуют «монумент удовольствию одного человека, разделившего с другими свое уважение к книгам (которым он придал новую форму) и свое наслаждение от их чтения».
Первая печатная книга на английском языке, которую издал Кэкстон, – 700-страничное «Собрание повествований о Трое».
Успех Кэкстона, сделавший его богатым, также заложил основы двух факторов, которые сохранились до наших дней: лингвистическое господство Лондона и множество нелогичностей, которые так смущают иностранцев. Как отмечал сам Кэкстон, в то время английский язык чрезвычайно быстро менялся: «Определенно, наш язык сегодня очень далек от того, каким он был, когда я родился». Язык Чосера, родившегося в предыдущем столетии, понять намного сложнее, чем английский Кэкстона. Как говорил сам Кэкстон, он воспроизвел старомодную сложность Чосера в наиболее известном своем издании – «Кентерберийских рассказах», вышедших в 1477 году и переизданных в новой редакции в 1483 году. Старые формы – адъективные склонения, неправильные формы множественного числа, изменяющиеся формы прошедшего времени – отживали свое, как отмечает Билл Брайсон в своей книге «Родной язык» (Mother Tongue). Если бы вы отъехали от Лондона на 80 километров, вас могли бы и не понять. В Лондоне в молитве говорили: Forgive us our trespasses, а в Кенте: And vorlet ous oure yeldinges (Прости нам наши прегрешенья). Кэкстону удалось зафиксировать в печати формы, которые могли исчезнуть, такие как half / halves, grass / graze, bath / bathe, и даже несколько тройных форм, таких как life / lives, из которых вторая может иметь и длинную, и короткую форму, как, например, в предложении: A cat with nine lives lives next door. Людям, которые сегодня изучают английский, кажется неудачным совпадением, что Кэкстон начал свое дело, когда люди все еще писали слово knight (англ. – рыцарь) так же, как Чосер (что-то вроде ker – n – ich – t, то есть ближе к германскому корню Knecht, чем к слову nite времен Кэкстона или современному варианту написания).
Все это имело огромное значение в эволюции английского языка. Однако в истории книгопечатания работа Кэкстона – скорее, следствие, чем причина. К моменту его смерти в 1491 году горячие дни исследований и открытий закончились и вся Европа была занята их практическим применением.
Кэкстон желал создать «английский, который не был бы ни слишком грубым, ни слишком сложным».
Постскриптум
Тем не менее на южной окраине Европы уверенное распространение книгопечатных прессов внезапно столкнулось с препятствием. Путь ему преградил исламский мир.
Европейцам это может показаться загадкой. Ислам, упрочив свои позиции с помощью меча, существовал совершенно в другом измерении, где процветали образование, наука и искусство. К 1000 году в мире за пределами Европы, от Испании до Пенджаба, где господствовал ислам, царило культурное, религиозное и торговое единство. У одного торговца был склад на Волге, у другого – в Гуджарате. Арабские динары имели хождение в Финляндии, а чеки, которые арабские работорговцы выписывали в Центральной Сахаре, могли быть погашены в Каире. Этот мир не был миром эгоцентричных экстремистов. Исламские ученые интересовались основами греческой науки и философии и массово переводили классические греческие произведения. Книги любили, почитали и собирали в большие библиотеки: в библиотеке Каира было 200 тысяч книг, в библиотеке Бухары – 45 тысяч. В XI веке Авиценна (Ибн Сина, как выглядело его имя на арабском языке) был известен как Аристотель Востока; его медицинская энциклопедия на протяжении 300 лет являлась главным медицинским учебником Европы (как дань интернациональной природе образования в XV веке, эта книга была издана в переводе на иврит немецко-еврейским книгопечатником Иосифом бен Иаковом Гунценхаузером Ашкенази в Неаполе). Арабы переняли у индусов систему счисления, которую мы сегодня называем арабской. Их наука дала европейцам множество терминов: «алхимия» (al – kimiya – преобразование), «зеро» (sifr – пустой), «алгебра» (al – jabr – воссоединение). Багдад намного превосходил Рим в богатстве, даже если не принимать во внимание преувеличение многих мусульманских свидетельств. В X веке один калиф встречал византийского правителя с 160 тысячами кавалеристов и 100 львами и пригласил своего трепетавшего гостя во дворец, украшенный 38 тысячами занавесей и 22 тысячами ковров.
К 1000 году в мире за пределами Европы, от Испании до Пенджаба, где господствовал ислам, царило культурное, религиозное и торговое единство.
Вы можете сказать, что со всем своим богатством, научными традициями и городскими удобствами ислам создавал идеальные условия для распространения книгопечатных прессов. У мусульман были бумага, краски, винные прессы, так как строгий запрет на спиртное был введен позже. Кроме того, арабская письменность основана на алфавите. То, что буквы имеют четыре разные формы в зависимости от их положения, не представляет большой проблемы для гравировщиков и наборщиков – как-никак, Гутенберг иногда имел дело с дюжиной различных форм одной и той же буквы.
Но что же случилось, когда мусульмане узнали о том, какие возможности способно раскрыть перед ними изобретение Гутенберга? Совершенно ничего.
Книгопечатание не оказало никакого влияния на мусульманский мир в ближайшие 400 лет, и лишь в XIX веке в Индии мусульмане начали печатать трактаты, а затем газеты. К началу XX века в северо-западных провинциях Индии и в Пенджабе мусульмане издавали 4–5 тысяч книг каждую декаду. Чем же был вызван этот пробел?
Книгопечатание не оказало никакого влияния на мусульманский мир в ближайшие 400 лет, после того как мусульмане узнали о возможностях, которые способно раскрыть перед ними изобретение Гутенберга.
Явно не неосведомленностью, поскольку информация о книгопечатании была принесена евреями, бежавшими от преследований из Испании в Константинополь. На протяжении большей части XV века – во времена освобождения Испании от арабов, или от правления мавров, – миллион евреев чувствовали себя здесь хорошо, имея представителей в правительстве и прекрасных ученых. Однако их положение часто определялось тем, примут ли они христианство, поскольку от этого зависело, смогут ли они избежать христианского антисемитизма. В 1492 году, когда мавры были окончательно разбиты, инквизиция вступила в свои права, предложив евреям выбор: обращайтесь в христианство или убирайтесь. Около 20 тысяч семейств, то есть почти 100 тысяч человек, среди которых были и книгопечатники, предпочли изгнание. В 1493 году еврейские беженцы в Константинополе издали первые книги на иврите. Около 1500 года в Италии издан Коран на арабском. Поколением позже, в 1530 году, Гершом бен Моше, внук Исраэля Натана Сончино, основателя великого еврейско-немецко-итальянского семейства книгопечатников, обосновался в Стамбуле, а позже переехал в Каир. Поэтому образованные мусульмане просто не могли не знать о книгопечатании и его потенциале.
