Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
– Эй, геноссе, ты скоро там?
– Потерпи минуты три-четыре… – не отвлекаясь от рисования, пробурчал он.
И действительно, через пять минут он спрятал блокнот в нагрудный карман и вернулся к мотоциклу.
– Ну, что высмотрел? – спросил я его.
– А то ты сам не видел? – вопросом на вопрос ответил Люк.
Я тоже рассматривал мост в бинокль, но, конечно, не так тщательно, как Сашка.
– Судя по всему, наши трюки у Боублей их не насторожили. Те же два поста, подходы по берегу колючкой не огорожены…
– Сколько войск по шоссе прёт видел?
– Много, и что?
– А то, что, здесь на шару проскочить не получится, вот что!
– Подползём, а то и подплывём, как и положено, – оптимистично предложил я.
– Проблема в том, что у нас замедлителей нет, а рвать его без замедления – это самоубийство, а не акция.
– Ну, ребята что-нибудь придумают…
Бросив последний взгляд на запруженное колоннами шоссе, мы, быстренько посовещавшись, решили ехать параллельно ему, рассчитывая выехать на местную дорогу, пересекавшую реку Вяча у села со звучным именем Мочаны.
Ещё пять или шесть километров, переправа вброд у разрушенного бомбой моста и мы в Мочанах. Как выяснилось, на тот берег Вячи моста нет, но ходит паром, а переправа охраняется местными полицейскими. Понадеявшись на своё знание языка и внушительный внешний вид, мы нагло подъехали к дому паромщика.
На звук мотора, из домика выбрался паромщик – чуть сутуловатый мужик лет тридцати пяти, с помятым лицом какого-то нездорового, жёлтоватого цвета. Торопливо стащив с головы кепку, он прижал её к груди и затараторил:
– Ой, панове официры, доброго вам дня. На тот берег вам? А бумага е? Папирен, я говорю…
«От те нате, пропуск нужен. Интересно, право слово». Я слез с мотоцикла и, достав из кармана зольдбух покойного ефрейтора, чей автомат висел у меня на плече, взмахнул им в воздухе, произнеся:
– Фельджандармери! Шнелле, шнелле!
Видимо этот хмырь уже знал, чем занимаются жандармы, поэтому он не стал задавать лишних вопросов, и пошёл поднимать слегу, служившую шлагбаумом при въезде на паром. Походка у него была странная, какая-то развинченная, что в сочетании с его обликом сильно пьющего механизатора давало странный визуальный эффект. Почему-то мне на ум пришёл старый анекдот про «да, какой же ты гей?», но момент был совершенно не подходящий для воспоминаний, поэтому я махнул Люку рукой, предлагая ему загонять мотоцикл на паром.
Река, а это была Вяча, в этом месте разливалась и была шириной метров пятнадцать, с сильно заболоченными берегами, поэтому здесь и поставили паром, вытаскивать телеги и машины из топкой грязи местным жителям, как видно, было не с руки.
Паромщик закрутил рукоятку лебёдки, изредка бросая в нашу сторону хмурые взгляды. Как я тебя понимаю, мужик, таскать паром с похмела – не лучшее времяпрепровождение. Я закурил, и, подойдя к хлипкому ограждению, стал молча смотреть на бегущую за бортом воду. Да моего слуха донеслось бормотание паромщика.
«… падла ментовская. Раньше жизни не было и тут снова… Штоб вам всем пусто было!»
Продолжая курить, я со скучающим видом, «мазанул» взглядом по паромщику. Вот это да! Такой ненависти во взгляде я давненько не видел. Похмельный хмырь только что дырку в нашем сержанте не прожёг! «Он его узнал!» – пронеслось у меня в голове. «Ну да, походка его странная… Он что же, из этих? Вот это да! Что делать будем?» – как в калейдоскопе сменяла одна мысль другую. Швырнув окурок за борт, я с ленцой подошёл к Люку и ленива, через губу произнёс по-английски:
– Man, this fagot knows our cop! We're in a big trouble! И шёпотом добавил для Дымова, уже по-русски:
– Лёха, сиди спокойно… Этот хмырь тебя срисовал! Посмотри аккуратненько, без паники, может, и ты его узнаешь?
До противоположного берега оставалось метров пять, когда к существующей проблеме добавилась ещё одна – на дороге, сбегавшей к реке, показался такой же, как у нас «БМВ» с коляской. И у троих, восседавших на нём немцев тоже были горжетки полевой жандармерии!
«…..» – на протяжении секунд пяти в моей голове не возникло ни одной цензурной мысли. Я хлопнул Люка по плечу, и сказал, нет, прошипел:
– Саня, что делать будем?
– Валить всех! Паромщик – твой! – и Сашка, подхватив свою винтовку, опустился на одно колено, прячась от немцев за мотоциклом.
На секунду замешкавшись, я сделал шаг по направлению к паромщику-«уголку», однако тот, непонятным мне образом поняв, что ничего хорошего его не ждёт, заверещал «Памагите! Панове официры!» и сиганул в реку. Немцы на берегу, услышав крик и заметив фонтан брызг, остановили мотоцикл, заинтересовавшись происходящими на пароме безобразиями. К счастью, день уже клонился к вечеру и солнце било немцам в глаза, так что ничего внятного они пока не рассмотрели.
– Люк, у них пулемёт! – крикнул я, заметив торчащий из коляски характерный кожух.
– Вижу! Не ори под руку. – Спокойно ответил Саша.
– Зельц, давай к лебёдке! Едем назад.
– Не пори горячку, от пулемёта мы не убежим… Лучше поддержи огоньком… – Вот что значит опыт! У меня адреналин только что из ушей не тёк, а Люк спокойно выцеливал немцев.
– Поехали! – и хлёсткий выстрел маузера поставил точку в разговоре.
Щёлкнув предохранителем, я вскинул автомат к плечу и дал две короткие очереди в сторону мотоцикла. Никуда я, естественно не попал, да и не ставил я перед собой такой задачи. Прижать немцев! Вот что я должен сейчас делать. Дать возможность Сашке спокойно стрелять, вот и вся задача! Ещё один выстрел – и немец, сидевший за рулём, завалился на убитого пулемётчика. Третий попытался спрыгнуть с мотоцикла, но зацепился ногой, и пуля ударила его под левую лопатку.
– Зельц, крути, давай! – крикнул Люк Дымову, так и не успевшему выбраться из коляски.
Я метнулся к лебёдке, и принялся остервенело крутить рукоять. Минута – и паром ткнулся в берег. Пока Дымов с Люком аккуратно сгружали наш мотоцикл, я бегом поднялся на кручу. Люк сработал на все сто – ни одного живого противника у мотоцикла не было.
Мне пришла в голову интересная, как мне показалось, идея. Отцепив застрявшую ногу немца, я свалил труп на землю. Так, теперь черёд водилы – немного повозившись, мне удалось перевалить его в коляску, поверх пулемётчика. Тут и наши поднялись по дороге.
– Ты чего возишься? Садись, давай и поедем!
– Поедем на двух мотоциклах, может, запутаем…
Я наклонился к трупу немца и вытащил из нагрудного кармана зольдбух и ещё какие-то бумажки. Вот что странно, до того, как началась пальба, мои колени тряслись как у человека танцующего чарльстон, но сейчас, я, удивляясь самому себе, действовал быстро, но спокойно и уверено. Сунув документы убитого за пазуху, я скинул с плеча ППД и дал короткую очередь в затылок трупа. Какие-то теплые капли упали мне на лицо… «Что это, дождь, что ли начался?» – подумал я. Провёл рукой по лицу. На ладони – кровь и ещё какие-то неаппетитные ошмётки. «Мозги?»– стараясь не обращать внимания на тошноту, вдруг подступившую к горлу, я полез в седло.
– Скоро ты там? – выстрел на том берегу реки прервал Сашу.
Несколько вооруженных человек бежали к переправе, а из воды как раз выбирался паромщик, о котором в суматохе мы совсем забыли.
– Саня, уходите на север, я прикрою!
– Хрен тебе! Вместе поедем!
– Этот урка узнал Зельца, я его из пулемёта попробую достать.
– Лучше из гаубицы… – хмыкнул Люк, скидывая винтовку. – Езжай, давай!
Паромщика и наших преследователей разделяло всего несколько шагов, когда карабин в руках Люка веско рявкнул. Паромщик повалился ничком, а наши преследователи поспешно залегли.
– А теперь – ходу! – и Люк закинул снайперку за спину.
Как мы неслись! Если бы ещё неделю кто-нибудь сказал, что я буду нестись по разбитой песчаной дороге на незнакомом мотоцикле со скоростью полсотни километров в час и при этом посматривать по сторонам – я бы не поверил. Минут за десять мы доехали, да что там доехали – долетели, поскольку мотоцикл иногда совершал такие прыжки на ухабах, что я с трудом удерживался в седле, до следующей крупной деревни. Чуть снизив скорость, мы проследовали дальше на севере, всё больше отрываясь от возможной погони. А ещё километра через три дорога закончилась, уперевшись в просёлок идущий с запада на восток. Я притормозил рядом с Люком, который уже доставал из кармана карту.
– Тох, не мешай. Лучше немца поправь, а то последнего потеряешь. – Отмахнулся от меня Люк.
Действительно, во время нашей гонки один из трупов свалился с коляски, и теперь волочился за ней. Сглотнув внезапно ставшую густой слюну, я подошёл, чтобы погрузить тело обратно. Лучше бы я этого не делал! Не знаю, сколько немец проволочился по дороге, но зрелище было настолько неприятным, что пришлось избавиться от остатков обеда прямо на обочине.
